1Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих.
(Евангелие от Иоанна, глава 15, стихи 12–13)
27 марта 1968 года Россия потеряла своего великого сына – первого космонавта планеты Земля Юрия Алексеевича Гагарина. Всего лишь неполных семь лет после своего триумфального полета, явившегося, без преувеличения, величайшим событием современной истории, прожил среди нас этот человек, но забыть его образ невозможно. Он был словно не от мира сего – насколько велик, настолько прост и доступен. Со школьной скамьи мы помним слова: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и душа, и одежда, и мысли».
Трудно припомнить другого человека, который бы так соответствовал этому чеховскому пониманию человеческой личности, как Юрий Гагарин. Даже развязавшиеся шнурки во время его шествия по ковровой дорожке на доклад правительству о выполнении задания Родины подчеркивали особое очарование этого, казалось, еще юноши, почти мальчика, только что совершившего беспримерный по своему масштабу и значению человеческий подвиг.
Старшее поколение хорошо помнит, что космический полет Юрия Гагарина и его очаровательная улыбка вызвали в мире взрыв любви и уважения к нашей стране, о котором теперь не приходится и мечтать. Юрия Гагарина сразу полюбил весь мир, и все годы, пока он жил среди нас, Гагарин был олицетворением нашей страны, если хотите, ее визитной карточкой. Он всю страну и каждого из нас сделал прекраснее. В Гагарине, как ни в ком другом, проявились все самые лучшие и светлые черты нашего национального характера, не оставив ни единого места тому, что не красит, а зачастую и уродует русского человека.
Всемирная слава и любовь не изменили характер первого космонавта. До последних дней жизни он оставался таким, каким его знали и до полета в космос. Он любил свою жену Валентину Ивановну (как показала ее достойнейшая вдовья судьба, одну из самых прекрасных женщин России) столь же нежно, как и в первые месяцы семейной жизни, души не чаял в своих смешливых дочурках, был так же скромен, приветлив и доброжелателен по отношению к окружающим, как и прежде. О редкой душевной красоте Юрия Гагарина говорит и его публичное признание, что один из его товарищей по отряду космонавтов (Гагарин назвал его имя) был более достоин, чем он, Юрий Гагарин, первым полететь в космос.
Однако не только скромность Юрия Гагарина является единственной причиной того, что именно он стал первым космонавтом нашей планеты. Его жизнь, и в особенности его гибель, о чем речь пойдет ниже, показали, что Юрий Гагарин явил собою идеал человеческой личности, к которому всем нам, особенно молодым, не худо бы присмотреться.
Для всякого верующего человека совершенно естественной является библейская мысль, что и лист с дерева не падает без воли Божьей. Если вдуматься в ход человеческой истории и всмотреться в окружающий мир, нетрудно заметить, что Божья воля проявляется как бы в двух видах:
– в установленном Богом порядке вещей и смене явлений, когда приходит время и листу «отрываться от ветки родимой»;
– в непосредственном божественном воздействии на судьбы отдельных людей и всего человечества, ярче всего проявившемся в пришествии Иисуса Христа.
В выборе Юрия Гагарина в качестве космонавта номер один теперь, с позиции понимания его жизненного пути и гибели, отчетливо видится непосредственное божественное воздействие, реализованное, естественно, через волю людей.
Первый полет человека в космос являлся первым прикосновением человечества к Высшим мирам, которые и населяют, и являют собой этот Космос. Поэтому справедливым является предположение, что и первым космонавтом должен был стать тот, чей образ был ближе всего образу и подобию Божьему.
Человеку (иногда – к сожалению, иногда – к счастью) не дано предугадать свой жизненный путь и его финал, но для Бога любая человеческая судьба как открытая книга. Этому факту есть множество примеров, на которых мы останавливаться в рамках данной статьи не будем. Скажем только, что такой же открытой книгой являлись для Творца и судьба Юрия Гагарина от первого до последнего вздоха, и все главнейшие черты его характера, включая исключительное мужество и жертвенность.
Не секрет, что выбор Юрия Гагарина в качестве первого космонавта был сделан главным конструктором Сергеем Павловичем Королёвым, а Государственная комиссия этот выбор утвердила. Королёв был коммунистом, то есть человеком, казалось бы, далеким от Бога, однако позволим себе напомнить читателям о двух историях, прозвучавших в свое время с телеэкрана.
Первую историю, услышанную от самого С.П. Королёва, поведал телезрителям космонавт Алексей Архипович Леонов, и заключалась она в следующем. Когда будущего главного конструктора освободили из лагеря, где он сидел (было и такое), он отправился в одиночку пешком через ночной зимний лес, на станцию. Он был голоден, страшно истощен и еле передвигал ноги, зимняя стужа пробиралась к телу сквозь ветхую одежду.
– Я шел, – рассказывал Королёв, – и мечтал, можно сказать, бредил об одной-единственной корочке хлеба, которая позволила бы хоть чуть-чуть утолить голод, добрести до станции и не остаться навсегда в этом стылом зимнем лесу. Силы уже почти оставили меня, как вдруг я увидел на снежной дороге какой-то темный предмет. Я наклонился к нему и не поверил своим глазам: на снегу лежала буханка хлеба. Она была теплая, почти горячая, и от нее, казалось, еще исходил пар. Я схватил ее, прижал под пальто к телу и, понемногу от нее согреваясь, отщипывая по маленькому кусочку, жевал, обливаясь слезами, пока не добрел до станции.
По словам космонавта Леонова, главный конструктор закончил свой рассказ следующим образом:
– Так до сих пор я и не знаю, откуда взялась эта буханка, кто ее положил.
Другая история, также прозвучавшая с телеэкрана, рассказывала о судьбе русской монахини (к сожалению, не запомнилось ее имя), которая в дни гонений на Церковь эмигрировала, долго мыкалась на чужбине, пока не оказалась после Отечественной войны в одном из женских монастырей в Прибалтике, который она и возглавила. Вместе с другими сестрами-монахинями она понемногу восстанавливала свою обитель.
Однажды в монастырь постучался солидный мужчина, одетый в дорогое кожаное пальто, и разговорился с этой монахиней. Он подробно расспрашивал о монастырском житье-бытье, внимательно слушал и как-то проникновенно сказал, что ему очень дорого все, что связано с Божьей церковью. Прощаясь, он оставил свой московский адрес и пригласил, если будет нужна какая-либо помощь, приезжать без стеснения.
Звали этого человека Сергей Павлович Королёв, и, думается, завершая свой рассказ космонавту Леонову, главный конструктор чуточку лукавил – он прекрасно понимал, откуда взялась в пустынном зимнем лесу теплая буханка хлеба, и Кто ее положил.
Наверное, выбор Королёвым был сделан в силу его сокровенной веры в Бога, которая и подсказала ему, что первым космонавтом планеты Земля должен стать Юрий Гагарин.
Без преувеличения, полет Гагарина был полетом в неизвестность. Тогда, 12 апреля 1961 года, никто в Советском Союзе, включая и самого Юрия Алексеевича, не был уверен в благополучном завершении полета. Потрясающая по своим масштабам гонка с американцами за лавры первопроходцев космоса ставила громадный знак вопроса под понятием «безопасность».
Полет в космос Юрия Гагарина – это был полет-самопожертвование.
Факты, обнародованные совсем недавно, говорят, что в течение его 108-минутного полета неоднократно возникали ситуации, только чудом не завершившиеся гибелью первого космонавта. Даже сообщений ТАСС о первом полете человека в космическое пространство было заготовлено не одно, а целых три – как говорится, на все случаи жизни. Но Гагарин вернулся на Землю живым и невредимым (теперь мы понимаем, что иначе и быть не могло!), и никогда, ни в какие времена, ни одним человеком не испытанный водопад всемирной славы, любви и восхищения обрушился на него.
Но вот наступил день 27 марта 1968 года, и Земля, по выражению Владимира Высоцкого, на мгновенье застыла: Юрий Гагарин погиб при выполнении тренировочного полета на истребителе Миг-15, погиб не один, а вместе с командиром авиаполка, Героем Советского Союза полковником Владимиром Серёгиным; погиб, как представляется многим специалистам, в результате нелепой, трагической случайности или даже злого умысла. Все основные версии причин авиакатастрофы (и сваливание Мига-15 в штопор в результате опасного сближения с истребителем серии «Су», и приведшая к росту давления в кабине незакрытая вентиляционная панель, и слабое профессиональное мастерство погибших пилотов) противоречат друг другу и вдобавок никак не стыкуются с фактическими материалами, установленными государственной комиссией по расследованию причин авиакатастрофы.
Мы остановимся на анализе только одной, самой серьезной из указанных версий, чтобы показать: громадная историческая личность, каковой, несомненно, являлся Юрий Алексеевич Гагарин, не побоимся этого слова, – Божий избранник, не могла уйти из жизни случайно. Уход Гагарина в возрасте, едва переступившем возраст земной жизни Иисуса Христа, был предопределен свыше и не мог явиться следствием случайности или злого умысла.
Напомним обстоятельства, связанные с этой авиакатастрофой. Гагарин долго не летал на истребителях; после гибели космонавта Владимира Комарова Гагарина берегли и попросту не разрешали летать, однако он добился этого разрешения. Командир полка Владимир Серёгин запланировал на 27 марта 1968 года два полета Юрия Гагарина. Первый, так называемый провозной, – на истребителе Миг-15 «спарке» для проверки самим Серёгиным техники пилотирования Юрия Гагарина, второй – самостоятельный полет Юрия Гагарина на истребителе Миг-17 при условии, что техника пилотирования Юрием Гагариным полностью восстановлена. Разумно полагая, что длительный перерыв в полетах проверяемого требует большего времени на восстановление всех утраченных навыков, чем обычно, Серёгин распорядился подвесить на крылья истребителя два дополнительных топливных бака, керосин из которых расходуется в первую очередь. Это обычная, довольно распространенная практика тренировочных полетов в военной авиации.
В назначенное время «спарка» произвела взлет и направилась в пилотажную зону. Примерно через 11 минут после взлета истребитель на огромной скорости врезался в землю. Падению самолета предшествовал доклад Юрия Гагарина руководителю полетов о завершении работы в пилотажной зоне и возвращении на аэродром. Катастрофа произошла примерно через одну минуту после этого доклада.
Немотивированное отступление от запланированного длительного полета (вспомним подвесные баки, керосин из которых еще не был выработан и, следовательно, полные основные баки в фюзеляже истребителя) навело члена комиссии по расследованию генерала Кузнецова на очень здравую мысль, что у полковника Серёгина произошел сердечный приступ. Испытывая трудности с дыханием, летчик расстегнул привязные ремни, затем во время выполнения виража потерял сознание, вывалился из кресла и непроизвольно заклинил управление. К такому выводу подталкивало и то обстоятельство, что за все время полета Серёгин ни разу не вышел на связь. В дальнейшем эта версия была опровергнута результатами патолого-анатомической экспертизы останков обоих летчиков, в которых (и у Гагарина, и у Серёгина) были обнаружены следы молочной кислоты.
Молочная кислота вырабатывается в мышцах человека при их любом сокращении, но накапливается (оседает) в мышцах только при их интенсивной работе, то есть при сильном напряжении мышц. Если накопления молочной кислоты не происходит, она практически сразу нейтрализуется (окисляется).
Из этого потрясающе многозначного факта (наличие молочной кислоты в останках обоих пилотов), являющегося, как будет показано дальше, ключом к разгадке произошедшей трагедии, был сделан, казалось бы, вполне логичный вывод: оба летчика находились в сознании и активно управляли самолетом, который по какой-то причине свалился в штопор. Этот вывод подтверждался и наличием отпечатков ладоней и обуви на механизмах управления. Комиссия пришла к выводу, что летчики, в конце концов, вывели самолет из штопора (истребитель вошел в землю без вращения вокруг продольной оси), но им не хватило высоты.
Остановимся на сваливании истребителя в штопор в результате опасного сближения с другим истребителем и выходе из штопора. При анализе этой версии неоценимую помощь автору статьи оказал военный летчик первого класса, заместитель командира полка, полковник в отставке Анатолий Иванович Фролов, летавший в свое время на многих типах истребителей (в том числе на Миге-15 «спарке» с подвесными баками) и работающий ныне в гражданской авиации.
По законам аэродинамики, самопроизвольное (без воздействия пилота) сваливание самолета в штопор возможно при предельно малой скорости, близкой к скорости сваливания, и большом угле атаки (задирании носа самолета вверх). Ни того, ни другого в данном случае не было. Истребитель возвращался на аэродром в обычном крейсерском горизонтальном полете, с полностью убранной механизацией крыла, убранными шасси на скорости порядка 450–480 км/час по прибору, что соответствует истинной скорости 500–550 км/час. Говорить о возможности сваливания в штопор в этих условиях, даже с учетом подвески несколько ухудшающих аэродинамическое качество самолета дополнительных баков, по меньшей мере несерьезно.
Автор статьи в бытность работы диспетчером посадки на аэродроме совместного базирования проморгал цирковой трюк истребителя Су-7 и не предупредил о его опасном маневре экипаж находившегося на посадочной прямой гражданского самолета Ту-134, который шел по глиссаде с выпущенными закрылками, шасси и посадочным щитком на скорости, как раз очень близкой к скорости сваливания.
Истребитель Су-7 поднырнул под гражданский самолет и, включив форсаж двигателей, ушел вертикально вверх перед самым носом Ту-134, едва не зацепив крылом его кабину. Последствия, если не учитывать психического состояния ошарашенных гражданских пилотов, оказались ничтожными: самолет Ту-134, попав под непосредственное воздействие мощной газовой струи, тряхнуло, но он произвел благополучную посадку даже без ухода на второй круг.
Упоминавшийся выше военный летчик первого класса А. Фролов в своей летной практике неоднократно попадал в схожие ситуации, в том числе и на Миге-15 с подвесными баками. Результат тот же: самолет встряхивало, но он не терял боковой устойчивости и продолжал нормальный полет. Кстати, мнения о невозможности сваливания спарки в штопор в данных условиях придерживается и летчик-испытатель С. Микоян.
Теперь – что касается вывода самолета МИГ-15 из штопора. Эта процедура не требует от летчиков каких-либо особых мышечных усилий. Истребитель Миг-15 независимо от наличия подвесных баков выводится из штопора следующим образом: летчику нужно сделать резкое движение ручкой управления вперед до упора и резкое движение педалью в сторону, противоположную вращению – через несколько секунд, набрав скорость при пикировании, самолет вновь становится управляемым. Учитывая запас высоты около четырех тысяч метров, который был в распоряжении погибших пилотов, говорить о ее нехватке кажется нам малообоснованным. Отсюда также вытекает, что никакого штопора, скорее всего, и не было. Заметим также, что подвесные баки не привинчиваются намертво. Их главное предназначение заключается в том, чтобы летчик долетел до места воздушного боя, сбросил балласт, выполнил на облегченном самолете боевую задачу и вернулся на аэродром.
Теперь самое время обратиться к отвергнутой версии о заболевании Владимира Серёгина и наличию в останках обоих летчиков молочной кислоты. Здесь приходится с сожалением констатировать, что даже технически образованным людям иногда свойственно впадать в состояние массового заблуждения. Ничтожная ошибка в начале логических построений или обыкновенная забывчивость собственного летного опыта часто надолго уводят исследователей в сторону от истины.
Речь здесь идет вот о чем: никакой молочной кислоты не могло находиться в останках Гагарина и Серёгина, если ОБА они были здоровы и работоспособны. Истребитель Миг-15 не кузница, а летчики не молотобойцы, чтобы в их мышцах усиленно вырабатывалась молочная кислота. Истребитель Миг-15 управлялся легко и, как было показано выше, даже вывод его из штопора не требовал серьезных мышечных усилий. Наличие же в останках обоих пилотов молочной кислоты как раз и указывает на какое-то чрезвычайное обстоятельство, произошедшее в полете и вызвавшее сильное напряжение мышц у обоих пилотов, что мы и попытаемся сейчас объяснить.
Версия о заболевании и потере сознания полковником Серёгиным, приведшей к заклиниванию управления, была воспринята как полное физическое бессилие Серёгина, то есть как состояние, условно говоря, обморока, при котором мышцы не работают. Медицинская наука и практика, однако, знают множество таких заболеваний, которые лишают человека работоспособности или осмысленных действий даже при наличии сознания, – это заболевания, вызывающие появление судорожных реакций или ригидности (рефлекторного напряжения мышц). Чего стоят, к примеру, корежащие тело человека эпилептические припадки, о которых, впрочем, здесь речи не идет.
Медицинская литература располагает многочисленной информацией по интересующей нас диагностике, но мы процитируем только несколько строк:
«Кровоизлияние субарахноидальное. Возникает при разрыве аневризм сосудов мозга. Характерны внезапная резкая головная боль, рвота, возбуждение. Быстро развивается менингиальный синдром...
Менингиальный синдром. Раздражение мозговых оболочек, которое может быть при многих инфекциях, интоксикациях, менингитах, повышении внутричерепного давления, субарахноидальном кровоизлиянии.
Симптомы. Головная боль, повышенная чувствительность к свету, прикосновениям, шуму. Из-за раздражения нервных корешков возникает рефлекторное напряжение мышц (ригидность). Голову больного невозможно пригнуть к груди. Согнутую в тазобедренном и коленном суставах ногу невозможно полностью разогнуть в колене (Симптом Кернига)».
Таким образом, мы получили подтверждение одной из возможных причин, приведших к внезапному заболеванию полковника Владимира Серёгина. Если он почувствовал недомогание еще до взлета, то это и объясняет причину его молчания в течение всего полета. Заклинивание телом Серёгина управления истребителем произошло в результате неконтролируемого рефлекторного напряжения мышц, возможно, при расстегнутых привязных ремнях. Скорее всего, под воздействием судорог Серёгин отдавил какой-то частью тела ручку управления от себя, переведя самолет в пикирование. Следствием ригидности или сильных судорог и явилось наличие в его останках молочной кислоты.
Заметим при этом, что не следует искать виновников трагедии среди врачей: своевременная диагностика многих заболеваний оставляет желать лучшего и сегодня, что уж говорить о возможностях медицины сорокалетней давности.
Естественно, что при намертво заклиненном управлении Юрий Гагарин прибегнул к огромным мышечным усилиям для восстановления управляемости самолета (именно отсюда наличие молочной кислоты в останках первого космонавта), однако его усилия оказались тщетными – оба пилота погибли.
Вот мы и подошли к заключительной части нашего исследования, где должны задаться вопросом: был ли у Юрия Алексеевича Гагарина шанс на спасение? Ответ однозначен: был.
Заболевание Владимира Серёгина привело к тому, что функции командира перешли к Юрию Гагарину, и он, доложив руководителю полетов о возникшей на борту чрезвычайной ситуации (для чего нужно было всего лишь нажать кнопку радиосвязи на ручке управления), сразу же получил бы приказ на немедленное катапультирование. Однако Юрий Алексеевич Гагарин (вот в чем и когда наиболее ярко проявилось его Божественное избрание!) и не подумал спасаться в одиночку. Согласно летным законам, командир покидает воздушное судно последним, и Гагарин до последней секунды своей короткой и прекрасной жизни боролся за жизнь попавшего в беду товарища, не думая о своей собственной. Только Бог видел последние мгновения земной жизни Юрия Гагарина и, верится, Всевышний любовался величием Своего творения.
Юрий Алексеевич Гагарин явил себя миру и ушел из этого мира, совершив два подвига – подвиги самопожертвования.
Из Средних веков дошел до наших дней кодекс офицерской чести: душу – Богу, жизнь – государю, сердце – даме, честь – никому. Юрий Гагарин наполнил этот кодекс более высоким содержанием: душу отдал Богу, жизнь положил за ближнего своего, сердце оставил жене Валентине Ивановне, детям и России, честь русского офицера унес с собой.
Нельзя не коснуться в этой связи еще одного деликатного вопроса: как поступил бы в сложившейся ситуации Владимир Серёгин, случись это внезапное заболевание не с ним, а с Гагариным? У нас нет ни малейшего сомнения, что прошедший войну боевой летчик, Герой Советского Союза, Владимир Сергеевич Серёгин поступил бы точно так же, как и Юрий Гагарин. Наши военные летчики столько раз демонстрировали неслыханные акты самопожертвования, что сомневаться не приходится. Вспомним хотя бы очень давнюю, но и поныне исполняемую песню «Огромное небо», написанную после одного из таких реальных фактов.
Размышляя о безвременной гибели первого космонавта, невольно испытываешь чувство, гениально выраженное Александром Сергеевичем Пушкиным: «Печаль моя светла». И светла эта печаль прежде всего оттого, что первый космонавт планеты Земля Юрий Алексеевич Гагарин погиб не в результате нелепой, глупой случайности, а осознанно совершив героический подвиг самопожертвования. Не зря все человечество влюбилось в Гагарина с первого взгляда, сердцем угадав в его очаровательной мальчишеской улыбке мужество эпического героя.
Думается, за подвиг, совершенный в его последнем полете, Герой Советского Союза Юрий Алексеевич Гагарин должен быть удостоен и звания Героя России.
Гагарин был крещеным человеком и с честью исполнил главный христианский долг: он возлюбил ближнего своего, как самого себя, и, находясь в зените всенародной любви и славы, не колеблясь, положил за него свою прекрасную душу. Воистину правы наши великие старцы, когда говорят, что вера в Бога живет в каждом человеке, только не все из нас, к сожалению, об этом вовремя догадываются.
Душа Юрия Гагарина пребывает на небесах и, наверное, молит Творца о нашем спасении. Хорошо бы и нам не забывать нашего великого соотечественника и, посещая храм, вписывать в поминальные записки – в день рождения 9 марта или в день гибели 27 марта – и его светлое имя.
Е. КУЗЬМИНОВ
Об авторе: Е. КУЗЬМИНОВ, генеральный директор Центра научно-технических исследований и экспертиз, сертифицированный эксперт по расследованию авиационных происшествий.
