2
Намедни идем с пацанами по улице. Нас человек десять, а времени часа два ночи. И тут в подворотне видим – трое одного бьют. Трое на вид чисто гопники – бритые налысо, татуировки на шеях, треники. А этот один, судя по виду, студент. Но то ли реконструктор, то ли боксом занимался, в общем, уворачивается кое-как. Как-то на ногах умудряется устоять. Иногда даже по кому-нибудь из гопов кулаком попадает. Однако видно, что уже на последнем издыхании. Мы сами были студентами, поэтому нам его жалко. В его лице эти подонки как бы бьют все студенчество в целом. Включая бывших студентов и будущих. Такое просто нельзя не пресекать. Гоп не должен пройти.
Гопы нас увидели и как-то даже унялись слегка. Бить студента перестали, но держат. И на нас смотрят. А мы чего, стоим, мускулами поигрываем. И тут один гоп нам кричит: «Слышь чо, закурить есть?» А мы такие в ответ как промолчим на него грозно. Гоп понял наш намек и снова кричит: «А если найду?» Но нас не проведешь. Мы понимаем, что цель гопов – втянуть нас в конфликт. Поэтому замолчали на них еще страшнее. А потом думаем: «Черт, нам за поигрывание мускулами тоже могут конфликт потом пришить». Ну и, в общем, перестали поигрывать. Тем более наша тонкая игра в этом поигрывании вообще не нуждается, всем и без того страшно.
Гопы такие: «Оба-на, кто это у нас такой дерзкий?» Но нас все-таки десять, поэтому навстречу не идут, остались в подворотне. Ну и время от времени студента пинают. Сначала чуть-чуть, потом сильнее, а потом вообще как сначала было или даже больше. Нам студента, конечно, очень жаль, но мы понимаем, что если сейчас за него впрячься, то потом всем еще хуже будет. У гопов наверняка крыша есть в милиции или еще что-то. Как пить дать потом скажут, что мы вместе со студентом одиннадцатером их ни за что отфигачили.
Сейчас диванные борцы, конечно, скажут, что мы на самом деле сдрейфили, но на то они и диванные борцы. Сами бы попробовали сначала, как мы, со стороны на гопов посмотреть или, как студент, с ними подраться, а потом бы нас осуждали. В общем, трындежа мы не любим, мы люди дела. Поэтому, кстати, и молчали. Страшно молчали. Наружу. А говорили только между собой. Правда, я студенту со значением подмигнул. Мол, все путем, сейчас мы их того. Студент чуть-чуть осмелел. В глазах что-то такое загорелось. Вроде еще пару минут надо продержаться – и вот она, свобода. А гопы его в это время уже вовсю месят.
Однако они не ожидали нашего следующего маневра, который обрушил все их планы. Мы прикинули расклады, оценили ситуацию, взвесили «за» и «против», и отошли еще дальше. Теперь уже точно никто нас с этим студентом не свяжет, и гопы останутся с носом. А чтобы их еще сильнее уесть, мы им издалека кричим: уважаем, мол, вас. Если что-то надо, обращайтесь. Васек вон бытовой техникой торгует. И чтобы они не подумали, будто с нами можно шутить, добавляем: только скидку он вам не сделает. Или если даже сделает, то небольшую. Не такую, какую мог бы. Сами при этом, конечно, друг другу шепотом рассказываем, как мы ненавидим гопников. И это правда. Будь наша воля, гопники во всем мире бы просто исчезли. Но рассказываем, конечно, не очень подробно, мы же люди дела, как я уже говорил.
В общем, налицо стратегический проигрыш гоповской крыши. Та наверняка думала, что мы втянемся в драку, а после этого на нас можно будет повесить всех собак. Но не тут-то было. Своей тонкой игрой мы их всех переиграли.
А студента в это время уже на земле ногами фигарят. Жалко, конечно, но это ж просто какой-то посторонний студент. Мы сами тоже студентами были, но это не значит, что мы с ним прямо единое целое. Так просто, родственные души. Ну не совсем прямо родственные. Дальнеродственные скорее. Поначалу нам показалось, что близкородственные, но потом мы поняли, что все-таки не очень. Во всяком случае, проблемы на работе нам из-за него не нужны. Он все-таки один, а нас десять. И настоящая мудрость состоит в том, что нельзя из-за одного дальнеродственного подвергать опасности десятерых. Это вроде как самооборона, конечно, но суды там всякие все равно могут случиться. Будешь на них ходить, время тратить, а ну как премию на работе урежут?
В общем, мы еще дальше отошли. Но в этот раз уже с глубоким презрением, чем окончательно уронили гопов в своих глазах. А Васек даже объявил, что если они к нему в магазин придут, то он их будет обслуживать без энтузиазма. Совсем не обслуживать он не может, но улыбаться он им отныне будет неискренне.
Кроме того, как мы все понимали, этим гопам в жизни ничего не светит. Они так и будут катиться по наклонной, жить мелкими грабежами и бухать дешевое бухло. Поэтому, собственно, они сами себя наказали. Даже без нашей помощи. Например, если они вступят в банду, то их, не исключено, вообще потом посадят. И насколько без энтузиазма их в этом случае будет обслуживать Васек, словами не передать.
Тут к нам вдруг подруливает милиция. И такая, а вы чо тут делаете? А мы им гордо, а ничо, гуляем просто. И им крыть-то нечем. Только и говорят: гуляете? А, ну тогда гуляйте. Только гуляйте, пожалуйста, по домам, а то нам неприятности не нужны. Чтобы их стратегически успокоить, мы действительно пошли по домам, сразу после того, как они сели в машину и уехали. Хрен они нам смогут пришить избиение одиннадцатером, не на таких напали.
По дороге домой Васек мне сказал, что он сам слышал, как кто-то из нас говорил, что кто-то из нас передал студенту немного своей силы. И, правда, смог бы иначе студент так долго отбиваться от гопов? Не смог бы, это вполне очевидно. Значит, мы ему совершенно точно помогли. Тем более, когда мы стояли совсем близко, его почти даже не били. Это позволило ему выиграть время. И еще тем более я ему не только один раз в самом начале подмигнул, а еще четырежды: два раза при первом отходе и два раза, когда еще уже совсем далеко стояли.
Но тем более всего, что у нас есть определенная и очень сложная стратегия борьбы с гопами. Однако она не лежит на поверхности. О ней, о нашей стратегии, можно только догадываться. Но она еще себя всем покажет. Иными словами, мы это всё не просто так делали, а на основании глубокого анализа данной ситуации и всех межчеловеческих отношений в целом. Просто другим снаружи не видно, поскольку наша полнота информации гораздо полнее, чем у людей извне. Мы кое-что знаем, чего не знают другие. Другие в лучшем случае могут знать, что мы кое-что знаем, но не могут знать, что. Эти наши знания вскроются только когда-нибудь потом. Как и весь наш замысел.
Алексей КРАВЕЦКИЙ
