Жизнь за Москву!

 

С 1937 года в Москве началось создание системы противовоздушной обороны. В 1939 году руководители страны проехали по московским стройкам. Председатель Моссовета В.П. Пронин, сопровождавший их, горячо просил дать больше средств на жилищное строительство. На что Сталин ответил: «ЦК знает, что у многих москвичей тяжело с жильем. И все же придется потерпеть. Надо основательно заняться укреплением противовоздушной обороны».

Секретно под землей строились военные объекты, в том числе запасной командный пункт Наркомата обороны с кабинетом Сталина под стадионом «Сталинец» в Измайлове. К нему была подведена линия метро из Кремля, имелся выход к подмосковному аэродрому. (Сталин ни разу там не был, тем не менее несколько лет назад под землей оборудовали частный музей «Бункер Сталина».) Проложили также тоннель из Кремля до Наркомата обороны. О том, что Сталин не строил иллюзий на случай войны, лучше всего свидетельствует расположение еще двух запасных командных пунктов: в Куйбышеве и Горьком.

5 мая 1941 года Сталин занял пост главы советского правительства. В том же месяце в выступлении перед выпускниками военных академий он предупредил о скором нападении Германии: «Вы сейчас едете в войска, расскажите об этом». В своих мемуарах выпускники военных академий, ставшие большими генералами, писали, что их рассказы были тогда немедленно пресечены особыми отделами как паникерские. В армии царила беспечность. Щербакову доложили, что на аэродромах самолеты стоят крыло к крылу, без маскировки. Запасов горючего нет, запчасти где-то на далеких тыловых складах. Командующий ВВС Жигарев от предупреждений отмахивался, на указания ЦК отвечал отговорками.

21 июня в десятом часу вечера Щербакова с Прониным вызвали в Кремль, где уже были военные. Сталин сообщил, что немецкие войска этой ночью намереваются напасть на СССР, сказал, чтобы все руководители партийных и советских организаций оставались на местах, спросил, все ли готово в ПВО. 

Когда началась война, мне было 8 лет. И я прекрасно помню, что после первого объявления воздушной тревоги родители подхватили нас с братишкой и побежали к метро «Маяковская». Там вся платформа уже была заставлена топчанами. В полуподвальном помещении красного уголка в нашем доме оказалось полностью оборудованное бомбо-газоубежище. Во все квартиры раздали заранее заготовленные светозащитные шторы. На чердаках дежурили посты по тушению зажигательных бомб, стояли ящики с песком и бочки с водой. Дежурили и самодеятельные команды Красного Креста.

После первого немецкого налета 22 июля всех московских детей вывезли в область. Детский сад, где мама работала врачом, отправили поездом в город Дрезна. Высадили там у пристанционного пруда, а потом перевезли в школу, где в классах уже стояли раскладные детские кроватки.

В Москве сразу после сообщения о нападении Германии выстроились очереди в военкоматы – люди разных возрастов записывались в добровольцы. Мой добрый друг историк Владимир Васильевич Суходеев на следующий день после выпускного вечера записался в добровольцы вместе со всеми мальчиками класса. Такой воспитала молодежь Советская власть. 

На всех предприятиях, в организациях прошли митинги, партийные и комсомольские собрания. Бюро МК и МГК, районных комитетов партии занимались мобилизацией, переводом промышленности на военное производство. 24–26 июня Сталин четыре раза вызывал Щербакова, постоянно общался с ним по телефону.

Московская парторганизация стала стержнем и главной движущей силой всего, что делалось в столице для отражения фашистского нашествия, эвакуации двух тысяч предприятий и учреждений. Были эвакуированы 2 миллиона москвичей.

Первые военные эшелоны ушли к фронту 26 июня. В этот день на Белорусском вокзале впервые прозвучала песня «Священная война».

Тяжелые поражения Красной армии, оказавшейся в первый период войны без управления, часто требовали немедленных действий. В ночь с 1 на 2 июля Щербаков поставил перед автомобилистами задачу за 24 часа подготовить 2 тысячи грузовиков для срочной перевозки войск на фронт. «Знаю, большая часть машин передана армии, осталось мало, часть неисправна, но нужно сделать невозможное». И сделали.

В эти же дни ЦК партии принял решение о формировании народного ополчения Москвы. Заявления о зачислении в ополчение подали 310 тысяч человек. Многим отказали: нельзя было оставить заводы и фабрики, науку и искусство без кадров. Было сформировано 12 дивизий общей численностью 170 тысяч. Их вооружением и снабжением всем необходимым МК партии занимался каждый день. В сентябре дивизии были переданы Красной армии и, по словам Г.К. Жукова, сыграли важнейшую роль в обороне Москвы. В составе ополчения были две дивизии и несколько подразделений, составленных из коммунистов и комсомольцев. Их так и называли «коммунистические дивизии». Это были самые стойкие части. Они несли тяжелые потери, но врага не пропускали.

При обороне Москвы погибли комсомольцы – сыновья близких моей бабушке людей, ее сестры Ольги Федоровны Хорошук, работавшей в секретариате Сталина, и соседки по квартире Рахили Ефимовны Элкониной. 

 

 

Невосполнимые потери понесла ВКП(б). Она потеряла в войне 3 миллиона коммунистов, значительную часть лучшего, что было в партии.

Парторганизация Москвы и области готовила еще и истребительные батальоны для борьбы с вражескими десантами, диверсантами, агентурой, поддержания общественного порядка в городе. В них зачисляли проверенных партийных, советских и комсомольских активистов с хорошей физической подготовкой. Во второй половине июля началось создание подпольных организаций, партизанского движения в области. Для них Москва ничего не просила у Госкомитета обороны, всем обеспечивала сама.

Кроме профильной продукции военных заводов – танков, самолетов, артиллерии – на предприятиях освоили производство стрелкового вооружения, боеприпасов, военного снаряжения. Делали в первую очередь автоматы, противотанковые ружья, минометы, которых остро не хватало в армии, гранаты, мины. На заводе «Компрессор» – «Катюши». Автозавод имени Сталина, эвакуированный на Урал, возобновил на оставшемся оборудовании выпуск трехтонок, броневиков. Железнодорожники сделали 24 бронепоезда. В Московской области на фармацевтическом заводе в невероятно краткие сроки освоили крайне опасное производство самовоспламеняющейся смеси, которую разливали в бутылки, для борьбы с танками. На трех заводах – «Серп и молот», «Динамо», «Красный пролетарий» – стали ремонтировать подбитую броневую технику.

С середины июля началось сооружение Можайской линии обороны. На ней работали 50 тысяч москвичей, а с августа – 100 тысяч, а с приближением немцев – 200 тысяч, в основном женщины. Моя тетя инженер Татьяна Николаевна Касаткина среди них. 

Перед началом наступления москвичи собрали 25 тысяч пар лыж.

Враг приближался. Маршалы и многие генералы Гражданской войны оказались не в состоянии вести войну современную. Советские войска отступали, и если бы не кровопролитное 2-месячное сопротивление армий, попавших в окружение под Вязьмой... Рубежи обороны, на которые был положен неимоверный труд, сплошь и рядом не занимались нашими войсками, и немцы проходили сквозь них беспрепятственно. 

7 октября Сталин вызывает из Ленинграда Жукова; чтобы усилить оборону Москвы, приказывает строить оборонительные сооружения в городе.

В эти критические дни Московская партийная организация была его надежной опорой во всем, а Щербаков одним из главных помощников. Коммунистические батальоны закрывали бреши на фронте, Москва срочно превращалась в крепость.

Думаю, самым тяжелым испытанием для коммунистов столицы стало время с 16 октября – дни хаоса, массовой паники, грабежей, разгула криминала. Накануне Сталин, до того сохранявший спокойствие в самых сложных ситуациях, дрогнул и отдал приказ о срочной, в течение суток, эвакуации правительства и всех важнейших учреждений, минировании оборонных предприятий, возымевший тяжелейшие последствия. Их усугубил Берия, через голову московского руководства приказавший секретарям райкомов срочно выводить на восток всех, кто не способен защищать Москву, раздать населению что есть в магазинах. Он настойчиво советовал Сталину, Щербакову и Пронину уехать, за их спиной говорил, что Москву надо сдать. Отъезд из города партийного и советского актива, бегство руководства ряда предприятий, брошенные партийные и правительственные учреждения, груды пепла сожженных документов на улицах и во дворах оказали сильное деморализующее воздействие. Жизнь столицы была полностью дезорганизована. Транспорт и магазины не работали. Для наведения порядка потребовалось несколько дней и самые жесткие меры. 17 декабря Щербаков выступил по радио, пытаясь успокоить население. «Планы гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало, – сказал он. – Товарищи, будьте бдительны! Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам! Разоблачайте и задерживайте шпионов и провокаторов. Все силы – на отпор врагу! Все – на защиту Москвы!» На звонок из Горького с вопросом, куда отправлять поезда с московскими работниками, Щербаков ответил: «Обратно в Москву».

19 октября Сталин продиктовал Щербакову постановление Государственного Комитета Обороны о том, что Жукову поручена оборона столицы, и о введении в Москве осадного положения.

Проведенные 6 ноября торжественное заседание в честь 24-й годовщины Октябрьской революции и 7 ноября военный парад на Красной площади укрепили дух и горожан, и всего советского народа. Александр Сергеевич был одним из главных организаторов и заседания, и парада. На фото трибуны Мавзолея 7 ноября он стоит ближе всех к Сталину, прямо за его плечом. Доподлинно известно, что именно Щербаков уговорил Сталина специально для радио вторично произнести речь на Красной площади, плохо записанную там из-за метели.

В кабинет Щербаков приезжал только к ночи. Дни проводил там, где решалась судьба Москвы. Был у подольских курсантов перед их героическим сражением с наступавшими фашистами. Сказал (в писательской передаче): «Дальше этого рубежа немца пускать нельзя, некуда. Если вас окружат, и тогда оставайтесь на своих позициях. Пока остается хоть один человек. За вами Москва. Пока есть хоть один патрон, хоть один снаряд – бейтесь!»

В Германии сразу почувствовали изменение ситуации на московском направлении. В сводках командования сухопутными силами говорилось: «Упорной обороной и мощными контратаками при поддержке танков противник сдерживает наше наступление на Москву». Немцы усилили бомбардировки. В один день бомбы упали одна рядом с МК партии, вторая в Кремле.

5 декабря Красная армия перешла в контрнаступление. Целую неделю Совинформбюро ничего об этом не сообщало. В сводке говорилось: «В течение 6 декабря наши войска вели бои с противником на всех фронтах». Только 12 декабря, когда успех ясно определился, появилось незабываемое сообщение «Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы». Фашистов отбросили на 250 километров. Радость была всенародная.

В эвакуации в Магнитогорске я, как и все жители города, смотрел боевик из боевиков – документальный фильм «Разгром немцев под Москвой». Фильм вызвал у людей впервые с начала войны такой подъем, как сейчас присоединение Крыма, только во много раз сильнее. Его крутили в кинотеатре «Магнит» чуть не круглые сутки, народ приходил по несколько раз.

Страшно вспоминать о том, как зверствовали немцы в Московской области. Они с присущей пунктуальностью выполняли установку Гитлера: «Территория, с которой наши войска будут вынуждены отступать, должна попасть в руки противника непригодной для использования. Каждый населенный пункт должен быть сожжен и разрушен». Московский комитет партии немедленно взялся за восстановление нормальной жизни. Немцы все, что могли, заминировали. Создали из трех тысяч москвичей команды по разминированию. Они извлекли 128 тысяч мин, 56 тысяч взорвали. До весны надо было еще захоронить тысячи трупов, оставшихся в местах боев. Ремонтировались и строились новые дома, в Москве собирали одежду и обувь, направляли медперсонал в открывающиеся амбулатории и больницы. Возвращались в эксплуатацию железные дороги, предприятия. Открыли 8 межрайонных детских домов для малышей, оставшихся без родителей. Разрешили безвозмездно заготавливать лес. 

В Москве был жесточайший топливный кризис. Поставки угля и дров резко снизились. А на дворе-то зима. Наш дом, один из 2400, в 1941–1942-м не отапливался, жильцы как-то грелись буржуйками, которые часто нечем было топить. Совнарком принял постановление о восстановлении Подмосковного угольного бассейна. Реанимировались разработки торфа. 

Ко всем прочим трудностям голодуха. По карточкам ничего не выдавали, кроме соли и крох продуктов вроде соленых огурцов и рыбы. Спасением были рынки. На ближайших к нам толкучках – Палашевской и Тишинской, можно было продать что-то из домашнего скарба или у подмосковных колхозниц выменять вещи на продукты. Ворья там клубилось видимо-невидимо. 

МК партии делал все возможное и невозможное, чтобы поправить положение. Щербаков и Пронин обращались за помощью к Сталину, Молотову, Вознесенскому, Микояну. При предприятиях были созданы отделы рабочего снабжения, подсобные хозяйства с посевными площадями и фермами. Весной 1942-го снабжение улучшилось, по карточкам выдавали даже красную икру.

В 1942-м же по распоряжению Сталина на Кузнецком мосту открылся Всесоюзный дом моделей. Первый год его сотрудницы вязали теплые носки и варежки для фронтовиков, а потом приступили к своим прямым обязанностям.

Побед на фронтах после Московского сражения у нас не было, случилось и несколько военных катастроф с гибелью массы людей. Виновник Керченской Мехлис был смещен с поста начальника Главного политического управления Красной армии. 12 июня на эту должность, третью после наркома обороны и начальника Генштаба, назначили Щербакова. Вскоре он выехал в действующую армию, чтобы воочию увидеть, как ведется партийно-политическая работа. Вернувшись, взялся за перестройку деятельности Главпура. 28 июля Сталин подписал знаменитый приказ №227 «Ни шагу назад». Щербаков распорядился: «Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы его». Он пропагандировался в прессе, по радио. Статью Ильи Эренбурга, посвященную приказу, напечатали все фронтовые, армейские и дивизионные газеты.

Москва, обессиленная мобилизацией и эвакуацией, делала все, что могла, для помощи фронту. В 1942 году на заводах перевели производство на поток, что давало прекрасные результаты. Боеприпасов, например, стали выпускать в полтора раза больше. К концу 1943 года были частично восстановлены Сталиногорская ГРЭС, Сталиногорский химический комбинат, 800 километров железнодорожных путей. На шахты Мосбасса направили 16 тысяч рабочих-москвичей, он восстановил довоенный уровень добычи угля. В самой Москве возобновилось строительство метро, в 1943 году начали работать станции «Завод имени Сталина», «Павелецкая», «Новокузнецкая», в 1944-м «Бауманская», «Электрозаводская», «Сталинская», «Измайловская». Началось строительство четвертой очереди. И чрезвычайно важного для города газопровода Саратов–Москва.

Война усилила преступный мир. Грабители раздевали и обирали прохожих, взламывали квартиры во время тревог, совершали налеты на продовольственные склады, магазины. Бюро горкома партии и Моссовету пришлось принимать специальное постановление о борьбе с преступностью. Такие проблемы не решаются в одночасье, но постепенно разгул криминала удалось остановить.

Горком и Моссовет приняли решение о развитии огородничества. 205 тысяч семей получили землю под это. 

Когда мы весной 43-го вернулись из эвакуации, нам тоже выделили небольшой надел под Ивантеевкой. Посадили там картошку, ездили полоть и окучивать, осенью на своих плечах возили домой урожай. Мне было 10 лет, но трудиться приходилось как взрослому.

В 44-м, когда начался массовый возврат эвакуированных, огороды имели уже 1,3 миллиона горожан.

Снабжение по карточкам наладилось, каждый получал что положено. Москве выделили какое-то количество американской муки, из которой в ближайшей пекарне на углу Спиридоньевского и Южинского переулков выпекали хлеб невиданной белизны. В очередях в булочную всегда стоял я и в награду по дороге домой съедал довесок. У продавщиц тогда глаз был алмаз, они от буханки отрезали с поразительной точностью, но без маленьких кусочков для полного соответствия цифрам на карточке не обходилось.

На улицах тогда стоял непрерывный стук. Весь нормальный обувной товар шел на армейские сапоги, а для гражданских делали обувь с верхом из обрезков шинельного сукна и подошвами из дерева. Ничего, носили. И теплые жилеты из крафт-бумаги с ватой внутри тоже носили. И перешитую из старых взрослых вещей одежду тоже. Мне зимнюю шубу соорудили из бабушкиной. С лисьим воротником. Никто не придавал этому никакого значения. Все для фронта, все для победы. А мы как-нибудь обойдемся.

 

 

В 1941–1942 годах школы не работали: из-за бомбежек боялись собирать детей в одном месте. Но по домоуправлениям занятия велись. 1 сентября 1943 года школы открылись. Теперь их разделили на мужские и женские. 125-я, куда я ходил в первый класс, стала женской. Меня записали в 122-ю. В ней мы сразу начали изу­чать военное дело – разбирать и собирать малокалиберку ТОЗ-8.

Но стрелять нашему поколению не пришлось. Старшие добили страшного врага.

9 мая Сталин позвонил Щербакову на дачу, где он лежал после обширного инфаркта, поздравил с победой, пожелал скорого выздоровления. Александр Сергеевич после этого почувствовал прилив сил и поехал в Москву – вместе со всеми быть на всенародном празднике, прошел по улицам и площадям, запруженным ликующими людьми, ощутил великую радость и великое облегчение. Этот день забыть невозможно. И живое свидетельство осталось: наша учительница Агния Савватьевна Кочина задала тогда написать сочинение о том, что мы видели в Москве 9 мая. Оно у меня хранится.

Жизнь Александра Сергеевича Щербакова, под чьим руководством москвичи отстояли свой город, завершилась трагически. Он отдал для победы всего себя без остатка.10 мая вернулся на дачу и в 18 часов 15 минут скончался.

 При Сталине память о Щербакове была достойно увековечена. Его имя присвоили Рыбинску, району Москвы, станции метро, улице. У Сретенских ворот был заложен памятник. В 5-ю годовщину смерти выпустили почтовые марки с портретом и надписью: «Выдающийся деятель большевистской партии и советского государства». Небывалый случай.

Хрущёв, придя к власти, все велел переименовать, о уже готовом памятнике забыть. Семью лишили дачи. Писатель Владимир Жухрай считал это местью за то, что Щербаков на заседании Политбюро при решении вопроса о сыне Хрущёва, сотрудничавшем в плену с немцами, предложил поступить с ним по законам военного времени.

 С 1945 года в Москве сооружено множество памятников. Поставить к юбилею Победы памятник Александру Сергеевичу Щербакову – святое дело. И не ему одному. Разве мы победили бы без тех, кто выпускал танки, самолеты, пушки, кто провел беспримерную в истории переброску военной промышленности с запада на восток... Победа – тяжкий подвиг всего советского народа. Не одни маршалы ее ковали.