Покушение в Третьяковке

Но кто же первый оклеветал одного из величайших русских самодержцев, не дающих до сих пор покоя либералам? Вот эти строки, которые сочинил Антонио Поссевино (папский шпион), подхватил Генрих Штаден (германский шпион), опубликовала одна английская газета и процитировал слишком доверчивый Карамзин: 
«Царевич, исполненный ревности благородной, пришел к отцу и требовал, чтобы он послал его с войском изгнать неприятеля, освободить Псков, восстановить честь России. Иоанн в волнении гнева закричал: «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола», – и поднял руку. Борис Годунов хотел удержать ее: царь дал ему несколько ран острым жезлом своим и сильно ударил им царевича в голову. Сей несчастный упал, обливаясь кровью!» 
Да, придумщиком был писатель-западник сентиментальной школы. Царевич Иван умер, как было доказано после вскрытия гробницы, своей смертью, вернее, ускоренной – от отравления сулемой. 
Роковая картина вошла в историю русского искусства как первая когда-то подвергшаяся нападению. Это произошло в 1913 году, когда некий старообрядец из идеологических соображений, что русский царь так зверски показан, с криками «Хватит крови!» разрезал ее ножом в нескольких местах. Тогда еще стекла не было, и картина оказалась очень серьезно повреждена. Лица царя и царевича были сильно испорчены. Реставрация шла много лет. 
«Теперь вот вечером 25 мая, прямо перед закрытием музея, во время комиссионного обхода постоянной экспозиции Третьяковской галереи в Лаврушинском переулке, мужчина из числа последних посетителей музея прорвался в уже пустой зал И.Е. Репина сквозь группу сотрудников Третьяковской галереи и нанес по застекленному полотну картины «Иван Грозный и сын его Иван…» несколько ударов металлической стойкой ограждения», – так невнятно говорится в пояснении музея. 
Вандал средних лет бормотал в объяснении: «В восемь вечера хотел уходить, зашел в буфет, выпил 100 граммов водки и чего-то... водку не пью – вот и накрыло», – рассказал он на камеру. Потом вдруг прозрел и полез в тонкости, наверняка подсказанные теми, кто хочет его выгородить, – пояснил полиции, что повредил картину «из-за недостоверности изображенных на полотне исторических фактов». Ох ты – серьезно! Но у людей возникают простые, конкретные вопросы. 
Вот что написала журналистка Александра Ливанская: «Комментируют страшное событие искусствоведы, реставраторы... Но почему молчит г-жа Трегулова? Объяснила бы, почему «Иван Грозный» не был помещен под специальное, бронированное, стекло? Есть такие произведения искусства, которые всегда пребывают в зоне риска. Они могут вызвать неадекватную реакцию у некоторых посетителей. Эти произведения известны искусствоведам. И они должны находиться под особой охраной. Тем более что картина Репина уже подвергалась нападению однажды! И вот снова! И почему столбы ограждения, которые устанавливают возле живописных полотен, изготовлены из тяжеленного металла? Этим столбом сумасшедший пьяница и разбил стекло. Да еще пьяница признался, что в буфете Третьяковки выпил сто грамм водки. Почему-то в Третьяковской галерее водкой угощают... Это такое завещание сам русский меценат Павел Михайлович Третьяков оставил?» 
Нет, великий попечитель Третьяков завещал свою грандиозную коллекцию городу Москве с двумя условиями: не нарушать порядок экспозиции и оставлять вход для любителей живописи бесплатным. Оба условия безбожно нарушены, да еще такую коммерцию развели – с рестораном «Братья Третьяковы» и крепкими напитками! В отзыве посетителя написано: «Понравилась уха. Алкоголь дорогой, и маленький выбор». Наверное, преступник из Воронежа нашел в Третьяковке буфет подешевле – выбор! Но директору Зельфире Трегуловой – татарке из Риги и нью-йоркской стажерке – некогда вникать в такие мелочи: она летает на беспрерывные салоны и конференции за рубежом, делает дорогие покупки, закатывает скандалы в американском аэропорту из-за опоздания и отвратительных условий ожидания… А тут какая-то жалкая проза – ограждение с проклятых советских времен. Правда, тогда таких поспешных назначений, приведших в шок коллектив мировой сокровищницы, – не проводили. Так что преступление в Третьяковке – глубоко символичное, и по историческим меркам, и по кадровым решениям, и по всем тому, что случается в храмах русского искусства вроде бы случайно. 

Александр БОБРОВ