3Фельдмаршал фон Бок настойчиво добивался от начальника штаба Грейфенберга тщательной отработки каждого пункта важного приказа о решающем наступлении на Москву. Вот почему лишь на десятые сутки, 16 сентября, после появления директивы № 35, из Смоленска был отправлен в штабы армий приказ на проведение операции «Тайфун». Документ предельно сжато излагал суть задачи: «После получения пополнения группа армий «Центр» переходит в наступление не позже начала октября. Поддержанная 2-м и 4-м воздушными флотами, она наступает тремя мобильными группировками...
Северная, силами 9-й армии Штрауса и 3-й танковой группы Гота, из района Белый – Ярцево наносила главный удар в направлении Ржев–Калинин–Дмитров. Сразу после прорыва обороны русских танковое острие группировки раздваивалось: часть сил продолжала наступление на Калинин, а часть круто поворачивала на Вязьму. Южная, в составе 2-й армии фон Вейхса и 2-й танковой группы Гудериана, из района Погар – Путивль наносила удар в направлении Орёл–Тула–Рязань. Прорвав оборону Брянского фронта, 47-й танковый корпус Лемельзена поворачивал свои дивизии на северо-восток, к Брянску, а 24-й и 48-й танковые корпуса фон Гейра и Кемпфа наступали на Орёл.
В центре 4-я армия фон Клюге во взаимодействии с 4-й танковой группой Гёпнера, из района Ельня – Рославль нацеливала свое острие на Спас-Деменск – Калугу – Серпухов. В задачу 2-й танковой группы входило окружение основных сил Брянского фронта в районе Трубчевска. А 3-я и 4-я танковые группы тем временем должны были замкнуть кольцо окружения в районе Вязьмы с охватом главных сил Западного и Резервного фронтов.
На рассвете 30 сентября 2-я танковая группа перешла в наступление. Мощный артиллерийский налет предварил их атаку на острие главного удара. Обеспечивалась непрерывная воздушная поддержка. Эскадрильи «юнкерсов» ожесточенно бомбили возможные очаги сопротивления, а при необходимости их тут же сменяли штурмовики «дорнье». Четверки «мессершмиттов» постоянно барражировали над танковыми колоннами, обеспечивая полное господство люфтваффе в воздухе. Наступление войск Гудериана велось по двум направлениям: часть сил двигалась на Карачев – Брянск, а часть, значительно более мощная,– на Орёл – Тулу.
Накануне выступления 4-й и 9-й армий в войсках было зачитано очередное напутствие фюрера. Гитлер вдохновлял своих солдат: «Создана, наконец, предпосылка к последнему огромному удару, который еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага. Все приготовления, насколько это возможно для человеческих усилий, уже окончены. На этот раз планомерно, шаг за шагом шли приготовления, чтобы привести противника в такое положение, в котором мы можем нанести ему смертельный удар. Сегодня начинается последнее большое, решающее сражение этого года...».
В пять тридцать утра 2 октября гром артиллерийской канонады разорвал тишину на центральном участке Восточного фронта – в направлении Вязьмы ринулись 3-я и 4-я танковые группы Гота и Гёпнера. Их продвижение по земле столбила нацеленными ударами с воздуха авиация 2-го воздушного флота Кессельринга. Теперь уже три бронированные стрелы по мере приближения к Москве настойчиво и неуклонно сближались между собой. Успехи, особенно 2-й танковой группы Гудериана, были налицо.
В полдень 1 октября 24-й танковый корпус фон Гейра захватил Севск, 3 октября – Орёл. Когда на другой день передовые дивизии Гудериана достигли Мценска, 3-я танковая группа Гота нацелилась на Вязьму со стороны Сычевки, а 4-я танковая группа Гёпнера, захватив Киров и Спас-Деменск, прорвалась к Вязьме с юга. Главная Ставка сочла триумф достаточным, чтобы оповестить мир о большой победе немецкого оружия.
Вечером 6 октября восточнее Вязьмы сомкнулись клещи 3-й и 4-й танковых групп. На другой день Главком ОКХ фон Браухич в сопровождении Хойзингера вылетел в Смоленск, в штаб фон Бока, для уточнения плана дальнейших операций. Совещание прошло на редкость плодотворно. Решение о наступлении на Москву было единодушным. 9-я армия Штрауса вместе с 3-й танковой группой Гота обходит столицу большевиков с севера, двигаясь на Калинин. 4-я армия фон Клюге с 4-й танковой группой Гёпнера наступает в «лоб», через Можайск. 2-я танковая армия Гудериана через Тулу обходит Москву с юга. Фон Бок не стал возражать и против особой задачи 2-й армии фон Вейхса. Лишь в конце совещания встал вопрос – как поступить с Москвой, когда ее судьба будет окончательно решена в военном смысле, то есть она будет полностью отрезана от остальной страны?
– Скажите, фон Бок, а как вы поступите со столицей красных, когда 4-я армия фон Клюге, находящаяся сейчас ближе других наших объединений к ней, окажется через неделю у ее стен? – Главком ОКХ чуть приподнял голову, склоненную над «оперативкой», пристально посмотрел сначала на Грейфенберга, потом на фон Бока.
Фон Бок медленно оторвал взгляд от карты, выпрямился, как струна. Вопрос оказался для него неожиданным. В задумчивости он подошел к окну, повернулся и ответил:
– Я поступлю со столицей большевиков в соответствии с директивами фюрера.
Уклончивый ответ командующего группой армий «Центр» явно не удовлетворил фон Браухича. Он поставил вопрос иначе, насколько можно его усложнив:
– Вы, фон Бок, как я понимаю, уже договорились с Герингом, что 2-й и 4-й воздушные флоты выполнят важнейшую задачу по уничтожению большевистской столицы своими силами?
– Никакой договоренности с Герингом в отношении Москвы у меня нет, фон Браухич. – Фон Бок вернулся к столу. Выждав некоторое время, он добавил: – Геринг лучше меня и вас знает установки фюрера, как поступить со столицей красных, и, возможно, им уже отдан приказ об уничтожении Москвы командующим обоих воздушных флотов?
Возможно, Главком ВВС и отдал такой приказ, – согласился фон Браухич, – но вы получали в последние месяцы и другие указания «Вольфшанце» по этому делу!
– Что вы имеете в виду, фельдмаршал?
– Если не вы, фон Бок, то генерал Грейфенберг обязательно ознакомлен с указанием фельдмаршала Кейтеля о затоплении столицы русских!
Вопрос о том, как поступить с Москвой в случае ее захвата в ближайшие две недели, поставил перед Главкомом ОКХ полковник Хойзингер в самолете уже по пути в Смоленск. И фон Браухич не смог вразумительно ему ответить, сохраняются ли в силе предыдущие установки Главной Ставки на этот счет. Теперь представлялась хорошая возможность проверить, а как представляли себе грядущие задачи те, кому непосредственно надлежало реализовать их на практике. Вопрос вызвал затруднения и у фон Бока.
Я полагаю, что осуществление замысла Кейтеля возможно только с выходом наших группировок на рубежи, поставленных им оперативных задач. Затопление всего района Москвы – это дело не одной недели и даже не одного месяца,– возразил фон Бок.
Его тут же поддержал молчавший до этого генерал Грейфенберг:
Господин фельдмаршал, наши инженерные войска совершенно не готовы к выполнению столь масштабной стратегической задачи.
– Но командование группы армий «Центр», насколько я понимаю, еще и не ставило перед ними такой задачи? – колючий взгляд фон Браухича застыл на Грейфенберге.
– До сих пор мы были все еще далеки от нее, – вступился за заместителя фон Бок.
Поняв никчемность продолжения этого разговора, Главком сухопутных войск примирительно заявил:
– Вы не станете возражать, фон Бок, если этот вопрос я поставлю в Главной Ставке от нашего общего имени?– фон Браухич опустился в кресло и круто переменил тему разговора.– Результаты последних налетов на столицу большевиков неутешительны. Москва имеет организованное зенитное и авиационное прикрытие. Возложив на авиацию задачу по ее уничтожению, мы понесем невосполнимые потери в нашем самолетном парке, и это очень неблагоприятно скажется позднее на Западном театре военных действий.
– Вам, фон Браухич, достаточно хорошо известна моя точка зрения относительно использования соединений группы армий «Центр» в войне против Англии. Я повторяю – мне пока что достаточно и одного ТВД!– фон Бок продолжал стоять на своем: надо вначале покончить с Россией, а потом думать об Англии.
Разговор на этом окончился. Главком ОКХ возвратился в «Асканию», а фон Бок поручил своему начальнику штаба тотчас подготовить ему на просмотр все документы Главной Ставки, штаба ОКВ и Генштаба ОКХ, которые касались мероприятий относительно захвата и оккупации Москвы. Документов оказалось не так уж много – всего три. Чтобы упредить возможные нарекания «верхов» в части их выполнения, командующий группой армий «Центр» поручил Грейфенбергу подготовить срочный приказ о создании специальной зондер-команды «Москва». В ее обязанности входило осуществление системы мероприятий по уничтожению гражданского населения столицы большевиков, чтобы исключить проблему их продовольственного обеспечения в течение наступающей зимы и далее.
----------------
К полдню 5 октября 41-й моторизованный корпус Рейнгардта, прорвав оборону 43-й и 33-й армий южнее Ельни, оказался в предместьях Юхнова. Здесь танковые колонны врага были обнаружены летчиками Московского военного округа, которые барражировали над прифронтовой зоной. Командующий ВВС округа полковник Сбытов доложил об этом члену Военного совета округа Телегину, а тот – начальнику Генштаба маршалу Шапошникову.
Чтобы не пропустить врага к Малоярославцу, начальник штаба округа генерал Белов приказал начальникам Подольских артиллерийского и пехотного училищ объявить боевую тревогу и направить их личный состав для занятия линии обороны перед Малоярославцем. Одновременно в район Юхнова на автомашинах выдвигались истребительные отряды с задачей задержать противника на этом рубеже до подхода войск из резерва Ставки.
Через полчаса после доклада Телегина в штаб округа позвонил Верховный, спросил:
– Какие меры приняты командованием округа, чтобы остановить врага?
Член Военного совета округа Телегин ответил:
– Объявлена боевая тревога для личного состава Подольских училищ, и они без промедления будут доставлены на рубеж обороны перед Малоярославцем. Кроме того, штаб округа немедленно приступает к формированию истребительных отрядов из вспомогательных частей гарнизонов. Их решено выдвинуть в район Юхнова.
– Понятно, товарищ Телегин, – согласился Верховный. – Действуйте быстро и решительно. Собирайте все наличные силы для занятия Можайской линии обороны. Важно выиграть некоторое время, а через двое-трое суток Ставка подтянет войсковые резервы.
В тот же день Ставка приказала командующему Московским военным округом генерал-лейтенанту Артемьеву о приведении Можайской линии обороны в полную боевую готовность. На этот рубеж обороны выдвигались четырнадцать стрелковых дивизий, шестнадцать танковых бригад, сорок артиллерийских полков и пулеметных батальонов. По существу, заново формировались для защиты Москвы 5-я, 16-я, 43-я и 49-я армии. В них вливались войска Северо-Западного, Юго-Западного и правого крыла Западного фронтов.
Когда сражение под Мценском еще не достигло своего апогея, а бронированные острия 3-й и 4-й танковых групп находились на значительном удалении друг от друга и от Вязьмы, Верховный поручил Поскребышеву соединить его со штабом Ленинградского фронта, с членом Ставки Жуковым. Разговор получился недолгим. Поздоровавшись, Сталин сразу же осведомился о состоянии фронтовых дел и поставил вопрос прямо:
Не можете ли вы, товарищ Жуков, немедленно вылететь в Москву? Ввиду осложнения обстановки в районе Юхнова Ставка хотела бы обменяться мнениями, посоветоваться с вами.
После разгрома, который учинила 2-я танковая группа Гудериана войскам Брянского фронта, Верховный увидел всю сложность создавшегося положения и твердо решил про себя, что спасти положение на Западном направлении под силу только Жукову.
Но ни в этот, ни в следующий дни Жуков не смог вылететь в Москву – снова обострилась ситуация на фронте 54-й армии, у Синявино. Генерал-лейтенант Хозин, принявший в конце сентября командование армией от маршала Кулика, не сразу овладел обстановкой, а враг тем временем то севернее, то южнее Синявино продолжал терзать нашу оборону.
Вечером 6 октября в Смольный вновь позвонил Верховный, спросил:
– Товарищ Жуков, как обстоят у вас дела? Что нового в действиях немца?
Жуков досконально знал состояние дел на всех участках, четко доложил:
– В сентябрьских боях противник понес большие потери в живой силе и технике, товарищ Сталин, и переходит под Ленинградом к обороне. Его натиск на земле ослаб. Но авиация продолжает наносить удары по городу для отвлечения внимания.
– Для отвлечения внимания от чего? – прервал доклад Жукова Верховный.
– Авиаразведкой фронта установлена передислокация моторизованных колонн врага из-под Ленинграда в южном направлении. Скорее всего они перебрасываются на центральное, Московское направление.
– Значит, вы твердо убеждены, что в ближайшее время немец не повторит наступление на Ленинград? – четко поставил вопрос Верховный.
– Точных планов фон Лееба я не знаю, товарищ Сталин, но думаю, что не повторит. Какими силами он может это сделать без 4-й танковой группы?
– Пожалуй, вы правы, товарищ Жуков, – сказав так, Верховный умолк, а потом бесстрастным голосом добавил: – А на Западном фронте обстановка быстро ухудшается.
– Значит, ваш приказ о моем вылете в Ставку остается в силе? – уточнил Жуков.
– Конечно, в силе. Передайте командование фронтом Хозину или Федюнинскому, а сами завтра вылетайте в Москву, – в голосе Сталина снова почувствовалась уверенность.
Когда 7 октября полковник Голованов вошел в кабинет Сталина, там никого из членов Ставки не было. Такого никогда еще не случалось за все месяцы войны в те дни, что командиру дальнебомбардировочной авиадивизии приходилось бывать здесь по случаю получения важного боевого задания или отчета о его выполнении. Верховный осиротело сидел на стуле, в глубокой задумчивости, молчал. На столе стояла нетронутая, остывшая еда. В том, что он ощутил присутствие вошедшего, сомнений быть не могло, но что-то очень серьезное продолжало удерживать его в этом заторможенном состоянии. И Голованов никак не решался нарушить эту вечернюю тишину, а она давила невероятно.
– У нас большое горе... К нам пришла большая беда, – услышал Голованов тихий голос Сталина. – Прорывом под Вязьмой немец завершил окружение главных сил Западного и Резервного фронтов. В окружение попала и группа генерала Болдина. Помедлив некоторое время, Сталин тем же «убитым голосом» продолжил свой трудный монолог:
– Теперь Москву защищать некому и нечем... Что теперь делать?.. Что теперь делать?
Бесстрастно, скорее для себя, повторив последнюю фразу, Сталин поднял глаза на Голованова, словно тот в состоянии был ответить на его «ужасные вопросы». Никогда прежде, даже при капитуляции войск Юго-Западного фронта под Киевом, Голованов не видел Верховного столь несчастным и растерянным...
-------------------
Прибыв в Москву после полудня 7 октября из Ленинграда, Жуков в качестве представителя Ставки за трое последующих суток исколесил вдоль и поперек всю округу между Угрой и Протьвой, севернее Калуги. В ночь на 8 октября в Красновидове он вместе с командующим фронтом Коневым, членом Военного совета Булганиным и начальником штаба Соколовским тщательно разбирался с обстановкой на Западном фронте, а утром в Малоярославце встретился с маршалом Буденным, командующим Резервным фронтом. Телефонная связь между штабами фронтов, прикрывающих Московское направление, третьи сутки отсутствовала. Ни Конев, ни Буденный не могли уверенно доложить в Ставку о положении своих войск, о группировке противника и его намерениях. А это обрекало на бездействие Генштаб, который оказывался не в состоянии выработать приемлемые для Ставки решения по организации обороны.
Доклада Жукова по всем этим вопросам ждал Сталин. Но чтобы доложить ему свои предложения, нужно было как следует изучить реальную фронтовую обстановку. Поэтому сведения, полученные в штабах Западного и Резервного фронтов, представитель Ставки счел необходимым дополнить личными выводами. Из Малоярославца он поехал в Юхнов, затем в Калугу для детальной ее рекогносцировки на самых угрожаемых направлениях.
Утром 10 октября, когда Жуков еще находился в расположении 5-й стрелковой дивизии, удерживающей позиции на Угре, западнее Калуги, его разыскал офицер связи и передал телеграмму маршала Шапошникова, в которой ему приказывалось прибыть в штаб Западного фронта. Полагая, что за последние двое суток на центральном участке произошло чрезвычайное обострение обстановки, Жуков тотчас направился в Красновидово. В штабе фронта находились заместитель председателя ГКО Молотов, член Ставки маршал Ворошилов, а также начальник Оперативного управления Генштаба генерал Василевский. Жуков еще не успел поделиться с ними своими соображениями о развитии обстановки на Западном направлении, когда его пригласили в аппаратную. Звонил Верховный. Разговор был коротким. Сталин объявил решение Ставки: Западный и Резервный фронты объединяются в один, Западный фронт. Командующим фронтом назначен генерал армии Жуков, а генерал-полковник Конев отзывается в Москву.
– Товарищ Сталин, – возразил Жуков, – генерал Конев лучше меня знает обстановку в полосе фронта, поэтому я прошу назначить его моим заместителем.
– Решением Ставки генерал Конев отзывается в Москву! – заявил Верховный.
– Я прошу назначить генерала Конева моим заместителем! – не уступал Жуков.
– Хорошо. Пусть Конев останется вашим заместителем, но сдадите Москву немцу, оба ответите головой! А сейчас, товарищ Жуков, скорее берите все в свои руки и действуйте решительно. Медлить ни дня нельзя.
Учитывая, что войска фон Бока нацелились на захват Москвы, Ставка приняла экстренные меры к отражению опасных угроз. В то время, когда 16-я, 19-я, 20-я, 24-я и 32-я армии и оперативная группа Болдина еще продолжали отчаянную борьбу за выживание, приковывая к себе двадцать восемь дивизий группы армий «Центр», в том числе семь танковых и моторизованных, на кратчайшем пути к Москве, на участке Руза–Тучково – Наро-Фоминск заняла оборону 5-я армия Лелюшенко. Одновременно с этим, созданная для обороны Калинина группировка войск Северо-Западного и Западного фронтов под командованием Конева хотя и не смогла защитить город, но и не позволила 3-й танковой группе Рейнгардта продвинуться дальше на восток, в обход Москвы.
В полдень 12 октября Жуков позвонил в Ставку. Верховный спросил о положении окруженной под Вязьмой группировки Лукина, а потом сообщил, что ГКО принял постановление «О строительстве третьей линии обороны Москвы». Она включала полосу обеспечения и два оборонительных рубежа – главный и городской. Полоса обеспечения проходила параллельно тыловому рубежу Можайской линии обороны от канала Москва – Волга до реки Оки у Серпухова на юге. Главный оборонительный рубеж намечалось построить в форме полукруга, который опоясал бы столицу в радиусе пятнадцати-двадцати километров. Городской рубеж включал три полосы обороны. Первая проходила по окраинам Москвы, вторая – по Садовому кольцу, третья – в самом центре по кольцу «А» и реке Москва. Строительство укреплений возлагалось на Военный совет Московского военного округа, горком партии и Моссовет. Сталин спросил Жукова – какому из рубежей, главному или городскому, следует уделить больше внимания? Тот ответил – конечно, главному. Вопрос же, по которому Жуков решил переговорить со Сталиным, касался использования зенитной артиллерии войск ПВО столицы для борьбы с танками противника.
Верховный согласился с предложением Жукова не сразу, спросил:
– А это не снизит мощь наших зенитных частей в борьбе с вражеской авиацией?
– Не снизит, товарищ Сталин, – возразил Жуков. – В сентябре на Ленинградском фронте зенитчики уничтожили более ста немецких танков, много другой техники, и помогли наземным войскам устоять, не пропустить врага в Ленинград.
– Цифры вы приводите убедительные, товарищ Жуков... Хорошо, я посоветуюсь с Генштабом и зенитчиками, – пообещал Верховный.
Вопрос решился быстро. Маршал Шапошников поддержал предложение Жукова. Согласился с ним и командующий войсками ПВО Москвы генерал Громадин. В тот же день Сталин подписал приказ: «Всем зенитным батареям корпуса Московской противовоздушной обороны, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы, кроме основной задачи отражения воздушного противника, быть готовым к отражению и истреблению прорывающихся танковых частей и живой силы противника».
В полдень 18 октября Военный совет фронта представил в Ставку план отвода войск: «В случае невозможности сдержать наступление противника на Можайском рубеже обороны армии фронта, оказывая арьергардами сопротивление, отходят главными силами, в первую очередь основной массой артиллерии, на рубеж обороны по линии Ново-Завидовский – Клин – Истринское водохранилище – Истра – Жаворонки – Красная Пахра – Серпухов – Алексин. Отход прикрывается авиацией... Для обеспечения отхода частей армии в узлах путей, Ково-Петровский, Кубинка, Наро-Фоминск, Воробьи иметь противотанковую оборону артполками ПТО, дабы исключить возможность прорыва в тыл танков противника. Заранее частью сил армий занять основной рубеж обороны на важнейших направлениях пехотными частями, особенно артиллерией и дивизионами PC».
Вечером 19 октября на заседание ГКО были приглашены секретарь Московского горкома партии Щербаков, председатель исполкома Моссовета Пронин и начальник Московского гарнизона генерал-лейтенант Артемьев. Заслушав их доклады о ходе строительства Московской зоны обороны и эвакуации важнейших предприятий, председатель ГКО обратился ко всем присутствующим с конкретным вопросом:
– Что будем делать, товарищи? Будем ли защищать Москву?
В кабинете воцарилось тягостное молчание. После паузы его нарушил сам Сталин:
– Я считаю, что оставлять Москву ни в коем случае нельзя!
Его, теперь уже без раздумий, поддержал член ГКО Берия:
– Конечно, какой тут может быть разговор, товарищ Сталин!
Но председатель ГКО тут же еще раз повторил вопрос: «Будем ли защищать Москву?» и предложил персонально ответить на него членов ГКО Молотова, Ворошилова и Маленкова, а затем руководителей Москвы – Щербакова, Пронина и Артемьева. Получив их утвердительные ответы, сказал:
– Я свою позицию высказал. Она совпадает с вашей. Вчера в разговоре со мной по телефону ее поддержал и командующий Западным фронтом Жуков. Поэтому я предлагаю принять постановление ГКО о введении в Москве и пригородах осадного положения. Напишите проект такого постановления, товарищ Маленков.
Несколько минут, в течение которых Маленков писал проект важнейшего документа, председатель ГКО молча, в задумчивости прохаживался по кабинету. Затем он остановился у торца стола, взял в руки проект, пробежал его глазами и тут же вынес суровый приговор:
– Не годится... Это постановление завтра по радио услышит весь мир... Пишите.
Маленков положил перед собой чистый лист бумаги, приготовился писать. Сталин начал диктовать текст постановления. Его четкие фразы звучали исключительно весомо:
– Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на сто-сто двадцать километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом товарищу Жукову, а на начальника гарнизона города Москвы товарища Артемьева возложена оборона Москвы на ее подступах. В целях тылового обеспечения обороны Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:
1. Ввести с 20 октября в г.Москве и прилегающих к городу районах осадное положение...
Государственный Комитет Обороны призывает всех трудящихся столицы соблюдать порядок и оказывать Красной Армии, обороняющей Москву, всяческое содействие…
Еще раз внимательно перечитав постановление, Сталин подписал его, затем направился к рабочему столу и сразу же принялся звонить в военные округа. Номера их телефонов он набирал по памяти. Изредка заглядывая в записную книжку, Верховный называл соединения и приказывал о немедленном направлении их в район Москвы.
Анатолий Александров
