28 мая В.В. Путин рассказал в Государственной думе фантастическую байку про калоши, которые якобы были единственным видом советского экспорта. Президент уверял, что они были нужны африканцам для ходьбы по горячему песку. О том, что СССР экспортировал современные промышленные изделия во многие страны, построил в Египте Асуанскую ГЭС, в индийском городе Бхилаи – металлургический завод, а также тысячи других промышленных предприятий за рубежом, президент умолчал. За три недели до этого, 14 апреля, отвечая на вопрос депутата-коммуниста, почему с 1990 года поголовье скота в России сократилось более чем в два раза, В.В. Путин заявил, что хотя в СССР поголовье скота существовало, мяса не было. В подтверждение этому он рассказал искаженный анекдот про поезд, заполненный покупателями мясных продуктов. Создается впечатление, что жизнь советских людей в течение 74 лет служит для правителей России лишь поводом для баек и анекдотов.
Эти реплики высшего лица России невольно напомнили исторические анекдоты, которыми развлекал своих соседей чиновник Петр Ипполитович из романа Достоевского «Подросток». Комментируя их, герой этого же романа Версилов говорил своему сыну: «Все эти анекдоты – верх непорядочности». В то же время Версилов замечал: «Желание соврать, с целью осчастливить своего ближнего, ты встретишь даже и в самом порядочном нашем обществе».
Неужели прошлое – это лишь повод для издевки и заведомо неправдоподобных баек? Возможно, что нашим правителям история представляется чем-то вроде свода древних мифов и легенд. Может быть, поэтому сейчас заговорили о планах отказаться от изучения истории в школах как от вздорных бредней.
«Преданья старины глубокой»
Прежде всего, люди, пренебрежительно относящиеся к исторической и даже доисторической памяти, не учитывают огромного значения, которое имели древние сказания, особенно эпические, для развития человечества. Известно, что даже самые отсталые в техническом развитии племена, не имевшие письменности и не умевшие добывать огонь, прочно сохраняли в памяти заповедные истории о деяниях своих предков. Этнографы с удивлением записывали длинные родословные, а также сказания о природных катастрофах, сражениях с врагами племени, которые неграмотные люди знали наизусть. Отношение к этим непростым текстам как к священным преданиям заставляло людей в точности запоминать в них каждое слово.
Порой по архаическим словам, использованным в эпосе, этнографам удавалось установить, что примерная дата создания эпоса относится к невероятно далеким временам. Так, в ритуальных песнях современного племени тода, живущего на юге Индии, советский этнограф Л.В. Шапошникова обнаружила слова, схожие с лексикой народов древней Месопотамии. Сохранение в неприкосновенности языка народа, исчезнувшего несколько тысячелетий назад, свидетельствует о высокоразвитой памяти тех, кого считают чуть ли не умственно отсталым.
Старинные предания создавались и сохранялись не для забавы. Хотя в силу несовершенства человеческого восприятия и с течением времени подлинные события прошлого получали неточные объяснения, а их изложение приобретало причудливые формы, в этих преданиях сберегалась народная память о давно ушедшем времени. Мифы и легенды предупреждали о возможности сокрушительных природных катастроф и свирепости диких зверей, рассказывали о коварстве внешних врагов и доблести героев племени.
Многие века действия эпических героев служили эталоном поведения. Сказания учили людей быть предельно внимательными к окружающему их миру. Невероятные подвиги эпических героев давали людям установку на терпение и выдержку, мужество и самоотверженность.
Пренебрежение опытом былых времен всегда приводило к деградации народов, утрате ими верных ориентиров не только в прошлом, но и в настоящем. Лишь исторический опыт позволяет людям задуматься о происходящих ныне в обществе событиях, о том, как их предки справлялись со схожими проблемами, и помогает правильно оценить настоящее и наметить путь в будущее.
Примеры поведения людей в священных книгах различных религий служили основой для морально-этического кодекса на многие столетия. Народные эпосы и воспоминания о мирной жизни и ратных деяниях героев своей страны всегда лежали в основе национального самосознания цивилизованных народов.
Обращение к истории героических подвигов особенно необходимо в дни общенародных тяжелых испытаний. В суровые дни 1812 года император Александр I призывал в своем манифесте дать отпор французскому агрессору: «Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина». Судя по размаху всенародной Отечественной войны, призыв императора нашел отклик в сердцах людей всех сословий России. Они вдохновлялись примерами самоотверженной борьбы русского народа за 200 лет до наполеоновского нашествия.
Победа над Наполеоном означала торжество над силами, объявившими войну прошлому и традициям. Буржуазная революция, идеи которой распространял Наполеон со своими армиями, означала, помимо прочего, резкие перемены по отношению к прошлому. Французская буржуазная революция провозгласила начало нового летоисчисления, перечеркнув прежнее. И хотя с 1 января 1806 года Наполеон восстановил христианский календарь, постепенно в мире время буржуазных революций было объявлено началом новой истории. Превращение дат этих революций в ряде стран (Франция, США и ряд других) в общенациональные праздники символизировало рождение нового вечного общественного порядка. Буржуазные рыночные отношения, классовое деление, присущее капитализму, политические институты буржуазного общества были объявлены высшими достижениями человеческой цивилизации, которые могли эволюционировать, но никогда не упразднялись. Нападение на буржуазный строй, который был провозглашен торжеством свободы и демократии, стало восприниматься как преступление против человеческой цивилизации.
За барьером новой истории оставалось прошлое, которое было объявлено однозначно диким и порочным. В то же время прошлое становилось объектом такой же интенсивной эксплуатации, как и всё в мире капиталистических отношений. Многие материальные ценности, созданные в прошлом, включая старинные постройки и творения искусства, превращались в выгодные предметы купли-продажи на растущем капиталистическом рынке. Прошлое становилось удобной почвой, на которой взращивались претензии новых буржуазных наций на свою исключительность, а также их притязания на чужие земли. На произвольных интерпретациях прошлого можно было спекулировать, как на бирже.
Как и прочие буржуазные государства, империя Наполеона должна была просуществовать долго, расширяясь в пространстве. За чертой империи, а потом и других империалистических держав «временно» оставались народы, которые еще не приобщились к буржуазным порядкам. Их культура была объявлена отсталой и дикой, годной лишь для эксплуатации «передовыми» нациями.
Не зря русским людям вторжение наполеоновских армий запомнилось осквернением православных храмов западноевропейскими захватчиками, которые превращали их в конюшни. Победа в войне 1812 года породила ответ России на агрессию буржуазной Европы в развитии национального самосознания и национальной культуры. Наиболее выдающиеся мыслители России, в том числе Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, восприняли Наполеона и его буржуазную идеологию как главных врагов нашего народа, его духовных основ, его морали.
От Чаадаева до Троцкого
Однако далеко не все в России были готовы осудить новые буржуазные веяния. В 1829 году, через 17 лет после победы русского народа в отечественной войне, П.Я. Чаадаев в своем первом «Философском письме» поставил Россию не только вне цивилизации, но и вне исторического развития. Отрицая влияние исторической памяти на общественное сознание России, Чаадаев писал: «Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно... Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем сознании, и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль... Мы же, явившись на свет как незаконнорожденные дети, лишенные наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из представлений, вынесенных до нашего существования... Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня... Мы так удивительно шествуем по времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно».
Чаадаев утверждал: «Выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода... Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось».
(В. Дени. Карикатура на Троцкого. 1930)
Противопоставляя Россию Западу к выгоде последнего, Чаадаев уверял, будто развитие Западной Европы представляло постоянное движение к нравственному совершенству, развитию высоконравственной личности. Вопреки исторической правде он писал, что на Западе «интересы... всегда следовали за идеями, и никогда им не предшествовали. В этом обществе постоянно из убеждений создавались интересы... Все политические революции были там в принципе переворотами нравственного порядка».
Чаадаев даже был готов оправдать ужасы европейского средневековья с гонениями на «ведьм» и инквизицией, кровавыми крестовыми походами и истреблением «еретиков», доказывая духовный прогресс Запада: «Пускай поверхностная философия сколько угодно шумит по поводу религиозных войн, костров, зажженных нетерпимостью, – что касается нас, мы можем только завидовать судьбе народов, которые в этом столкновении убеждений, в этих кровавых схватках в защиту истины создали мир понятий, какого мы не можем себе даже и представить, а не то, что перенестись туда телом и душой, как мы на это притязаем».
Осуждая Россию за отставание от Запада, Чаадаев сокрушался: «Пора бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего такого у нас... Никаких чарующих воспоминаний, никаких прекрасных картин в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые нами века, все занятые нами пространства – и вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы говорил о прошедшем с силою и рисовал его живо и картинно». И это было написано человеком, который жил недалеко от храмов Новгорода и Пскова! Это было сказано уроженцем страны, в которой были созданы былины и «Слово о полку Игореве», древние летописи и поучения, развилась уникальная иконописная традиция.
Отрицание ценности русской национальной культуры логично вытекало из признания Чаадаевым приоритета западной культуры. Через десять лет после написания «Философских писем» Чаадаева в своей книге французский маркиз де Кюстин исходил из таких же русофобских установок. Характеризуя Кремль, маркиз назвал его «сердцем чудовища». Он писал: «Его лабиринт дворцов, музеев, замков, церквей и тюрем наводит ужас... Слава, возникшая из рабства, – такова аллегория, выраженная этим сатанинским памятником зодчества».
Как и де Кюстин, Чаадаев исходил из того, что западный путь развития универсален для всего мира, называл цивилизации Азии и Африки «нелепыми отступлениями от Божеских и человеческих истин». Он утверждал, что «сфера, в которой живут европейцы... одна лишь может привести человечество к его конечному назначению». Говоря о том, что западный путь оказывает «действие на личность» и на «мировой разум», Чаадаев на деле исходил из неизбежности торжества буржуазного индивидуализма и буржуазного рационализма.
Утверждая, что Россия – это страна без истории и вне истории, Чаадаев выносил суровый приговор своей родине: «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих людей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили... Весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не создавалось: мы по-прежнему ютились в своих лачугах из бревнышек и соломы».
«Философские письма» Чаадаева оказали сильное воздействие на умонастроения значительной части российской интеллигенции. Описывая почти через полвека после писем Чаадаева в своих сатирических рассказах «Помпадуры и помпадурши» «сходбище» дворянской «семиозерской молодежи», М.Е. Салтыков-Щедрин писал, что его участники утверждали: «Мы еще не достигли гражданской зрелости... Наши дела очень и очень плохи...» Дворянская молодежь осуждала тех представителей своего класса, которые норовили позорить «своего соседа» и принуждать «для потехи свихивать на сторону рыло»... Они сокрушались: «Везде была феодальная система – у нас ее не было; везде были preux chevaliers (благородные рыцари) – у нас их не было; везде были крестовые походы – у нас их не было; везде были какие-нибудь хартии – у нас никаких не было».
Эти же идеи повторял Л.Д. Троцкий в статье, написанной им в Вене до Октябрьской революции для газеты «Киевская мысль». Противопоставляя России Западную Европу, он писал: «В цехах, гильдиях, муниципалитетах, университетах с их собраниями, избраниями, процессиями, празднествами, диспутами сложились драгоценные навыки к самоуправлению, и там выросла человеческая личность – конечно, буржуазная, но личность, а не морда, на которой любой будочник мог горох молотить... Какое жалкое наше дворянство! Где его замки? Где его турниры? Любовь рыцарская? Тысячу лет жили в низеньком бревенчатом здании, где щели мхом законопачены, – ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках?»
О том, что эти взгляды Троцкого были устойчивыми, свидетельствуют его строки из книги, написанной уже в 30-х годах: «Скудность не только русского феодализма, но и всей истории наиболее удручающее свое выражение находила в отсутствии настоящих средневековых городов как ремесленно-торговых центров». Троцкий утверждал, что Россия смогла создать «лишь поверхностные подражания более высоких западных образцов», а русская культура дала миру лишь «такие варварские понятия, как «царь», «погром» и «кнут».
Став постоянным обитателем Кремля в 1918-м, Троцкий повторял проклятия де Кюстина: «Тяжелое московское варварство глядело из бреши колокола и жерла пушки». Троцкий видел будущее страны в полном отторжении ее предшествовавшей истории. Он писал: «Со своей средневековой стеной и бесчисленными куполами Кремль, в качестве крепости революционной диктатуры, казался совершеннейшим парадоксом».
Троцкий считал, что «средневековое наследие» Кремля следует отбросить. Ориентиром для Троцкого служила не русская история. Он исходил из того, что наша страна должна выверять свое развитие по западным меркам. Поэтому в своем выступлении 1 августа 1927 года на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) Троцкий, говоря о происходящих событиях в СССР, прибег к аналогиям с Великой французской революцией. Обвиняя Сталина и других руководителей партии в «перерождении», Троцкий назвал их «термидорианцами» и сказал, что «французские якобинцы – тогдашние большевики». По сути, Троцкий видел в Октябрьской революции повторение Французской буржуазной революции.
Буржуазные политические партии и их лидеры постоянно служили Троцкому образцами, которые он навязывал Коммунистической партии. В том же 1927 году Троцкий расхваливал действия премьера буржуазной Франции Ж.Клемансо в годы Первой мировой войны и видел в них пример для подражания.
Искаженные представления о прошлом страны не позволяли Троцкому верно ориентироваться в настоящем и будущем. Механистически перенося события буржуазной революции во Франции на Россию, Троцкий в своей последней крупной книге «Преданная революция», написанной в 1936 году, предрекал «бонапартистскую контрреволюцию» вследствие поражений Красной армии в ходе неминуемой войны с капиталистическими странами. Не исключал он и восстания советской молодежи против «сталинского режима». Все эти прогнозы оказались несостоятельными. Именно искаженные представления Троцкого о прошлом порождали его грубые ошибки в оценке будущего. Это, собственно, и есть противостояние вне времени.
Буржуазная природа идейных взглядов Троцкого
Сходство с идейными воззрениями буржуазных революционеров, таких как Чаадаев, склонность Троцкого рассматривать революцию в России как продолжение французской буржуазной революции в значительной степени объяснялись особенностями его вступления в революционное движение России и его дальнейшей деятельности в рядах российской и международной социал-демократии. Изначально выходцу из семьи крупного одесского зерноторговца Давида Бронштейна антибуржуазная суть марксизма была глубоко чужда, и поэтому, познакомившись с членами марксистского подпольного кружка в Николаеве, он вел с ними острую полемику, ссылаясь на труды буржуазного идеолога И.Бентама. Присоединение к кружку Троцкого было неожиданным для его участников, и некоторые объясняли этот шаг лишь желанием произвести впечатление на его будущую супругу – марксистку Соколовскую.
Подпольная деятельность Троцкого в николаевском кружке длилась чуть более года, и за это время он не успел даже начать изучение марксизма. В то время как его друзья по кружку, оказавшись в тюрьме, усиленно штудировали марксистскую теорию, Троцкий не спешил этим заняться, усиленно изучая литературу по масонству. Лишь оказавшись в ссылке, он начал читать «Капитал» Маркса, но так и не осилил первый том, а потому, оказавшись после побега из ссылки в Лондоне осенью 1902 года, страшился, что Ленин начнет «экзаменовать» его по марксизму.
Тогдашнее сотрудничество Троцкого с Лениным продолжалось недолго. Уже в ходе II съезда РСДРП летом 1903 года Троцкий порвал с Лениным и атаковал созданную на съезде фракцию большевиков. В течение 12 лет Троцкий вел постоянную борьбу против большевизма. Так толком и не разобравшись в марксистской теории, Троцкий нагло обвинял вождя большевиков в извращении марксизма. «Поистине нельзя с большим цинизмом относиться к лучшему идейному достоянию пролетариата, чем это делает Ленин! Для него марксизм не метод научного исследования, налагающий большие теоретические обязательства, нет, это... половая тряпка, когда нужно затереть свои следы, белый экран, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть!» Атакуя Ленина в этой работе, Троцкий сравнивал его с Робеспьером, очевидно исходя из собственных сопоставлений буржуазной партии якобинцев с большевистской партией.
Не примкнув ни к одной из фракций РСДРП, Троцкий вплоть до 1917 года пытался играть роль посредника между ними и на основе эклектической позиции создать «центристскую платформу», которая позволила бы ему играть решающую роль в руководстве партии. Ленин и другие видные деятели большевистской партии не раз разоблачали идейную беспринципность Троцкого. Ленин называл его «Иудушкой-Троцким». Сталин именовал Троцкого «красивой ненужностью» и «чемпионом с фальшивыми мускулами».
В конце 1904 года Троцкий сблизился с выходцем из семьи богатого одесского зерноторговца Александром Гельфандом (Парвусом), который к этому времени играл видную роль в германской социал-демократической партии. Теория перманентной революции, созданная Троцким и Парвусом в ходе их сотрудничества, предусматривала революцию в России прежде всего с целью спровоцировать процессы, благоприятствующие общеевропейской интеграции.
С целью осуществления на практике идей перманентной революции Троцкий и Парвус при поддержке видных социал-демократов Германии и Австро-Венгрии прибыли в Россию в разгар революции 1905 года. Неизвестно откуда взявшиеся деньги помогли Парвусу организовать издание массовых периодических газет. Наиболее значительным действием двух друзей стал «Финансовый манифест», составленный Парвусом от имени Петербургского совета. Публикация в газетах, принадлежавших Парвусу, 2 декабря 1905 года «Манифеста», в котором вкладчиков сберегательных банков призывали изъять золотом свои рублевые вклады, так как рубль якобы находится на грани краха, спровоцировала падение рубля. Убытки государства были так велики, что правительство было вынуждено попросить Францию предоставить России огромный заем. От этой аферы выиграли финансовые воротилы Европы, а Россия попала в экономическую зависимость от Франции. Парвус же вскоре баснословно разбогател.
Сбежав из ссылки после ареста, Парвус и Троцкий встретились в Германии. Вскоре Парвус стал оперировать миллионными средствами и занялся торговлей зерном и оружием в Османской империи. Троцкий же поддерживал связи со своим другом вплоть до начала Первой мировой войны.
После начала Февральской революции Троцкий, как и в 1905 году, считал, что отечественное революционное движение «сможет успешно развиваться и прийти к победе только как общеевропейское. Оставаясь изолированным в национальных рамках, оно оказалось бы обречено на гибель». Он считал, что российская революция должна способствовать интеграции капиталистической экономики Западной Европы под лозунгом создания Соединенных Штатов Европы. Эти взгляды Троцкий изложил в опубликованной в мае 1917 года статье «Программа мира», которая стала идейно-политическим манифестом для нескольких тысяч видных социал-демократов России, создавших «Межрайонную организацию», или «Межрайонку».
Троцкий и его сторонники из «Межрайонки» оказались вне крупных политических партий. Позже Троцкий признавал: «Меньшевики и большевики смотрели на меня со злобой и недоверием». К тому времени у Ленина не было сомнений в классовой позиции Троцкого.
В сложившейся обстановке Троцкий, оказавшись вне крупных политических сил в разгар революционных событий, решил примкнуть к большевикам. Лишь стремление Ленина расширить фронт борьбы за социалистическую революцию и привлечь в свои ряды таких опытных ораторов, как Троцкий, Луначарский и другие, а также заручиться международными контактами «Межрайонки», привело к соглашению между большевиками и сторонниками Троцкого. Летом 1917 года Троцкий вступил в большевистскую партию, а вскоре был избран в состав ЦК партии.
Однако с первых же лет пребывания Троцкого в большевистской партии, а затем в составе советского правительства его особая позиция постоянно порождала трудности и противоречия в руководстве партии и государства. Отказ Троцкого подписать Брестский договор в феврале 1918 года, который спровоцировал наступление германских войск и захват ими Украины, Белоруссии, Прибалтики, широкое недовольство многих коммунистов деятельностью Троцкого на посту руководителя Реввоенсовета, проявившееся на VIII съезде РКП(б) в марте 1919 года, создание им мощной оппозиции накануне Х съезда партии и спровоцированная им острая дискуссия в 1920–1921 годах, едва не увенчавшаяся сменой руководства страны весной 1921 года, стали лишь прелюдиями к широкой оппозиционной деятельности Троцкого, направленной против руководства партии. С осени 1923 по ноябрь 1927 года Троцкий и его сторонники вели упорную борьбу против большинства партии, стараясь захватить власть в стране.
Борьба Троцкого против партийного руководства привлекла в его ряды лишь небольшую часть членов партии. По мере обострения полемики с Троцким и его сторонниками Сталин не раз обвинял их в измене марксистско-ленинским принципам партии.
После высылки за границу Троцкий установил организационные связи с различными зарубежными силами, враждебными нашей стране. Опираясь на их поддержку, Троцкий прилагал усилия для осуществления государственного переворота в СССР. В марте 1933 года Троцкий обратился с открытым письмом к работникам партийного аппарата ВКП(б), в котором писал: «Сила Сталина всегда была в механизме, а не в нем самом... В отрыве от механизма ... Сталин ничего из себя не представляет... Сталин завел вас в тупик...» Демагогически спекулируя на «Письме к съезду» Ленина, Троцкий требовал: «Настало время воплотить в жизнь последний и настойчивый завет Ленина: «Убрать Сталина!»
Через издаваемый им за границей и распространяемый подпольно в СССР «Бюллетень оппозиции» Троцкий в октябре 1933 года объявил о необходимости сформировать подпольную партию, готовую осуществить переворот. Он подчеркивал, что «не осталось нормальных конституционных путей для устранения правящей клики. Только сила может заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда». Троцкий давал указания: «Если Сталин и его сторонники, несмотря на их изоляцию, будут цепляться за власть, оппозиция сможет их устранить с помощью «полицейской операции».
Троцкий распространил свою деятельность и на другие коммунистические партии. Хотя Троцкий получил поддержку лишь меньшинства зарубежных коммунистов, его сторонники способствовали раскольнической деятельности в международном коммунистическом движении, что особенно проявилось в ходе гражданской войны в Испании. В своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1958 годы» советский разведчик Павел Судоплатов писал: «Ныне в угоду политической конъюнктуре деятельность Троцкого и его сторонников за границей в 1939–1940 годах сводят лишь к пропагандистской работе. Но это не так. Троцкисты действовали активно: организовали, используя поддержку лиц, связанных с абвером, мятеж против республиканского правительства в Барселоне в 1937 году. Из троцкистских кругов в спецслужбы Франции и Германии шли «наводящие» материалы о действиях компартий в поддержку Советского Союза. О связях с абвером лидеров троцкистского мятежа в Барселоне в 1937 году сообщил нам Шульце-Бойзен, ставший позднее одним из руководителей нашей подпольной группы «Красная капелла».
Подрывная деятельность Троцкого и троцкистов против СССР, их сотрудничество с гитлеровцами, а не личная неприязнь к ним Сталина, стали причиной ликвидации Троцкого, которое и было реализовано советскими разведчиками в августе 1940 году.
Хотя Троцкий и троцкисты были разбиты, борьба против попыток навязать буржуазную интерпретацию истории нашей страны и повернуть ее развитие по капиталистическому пути не прекратилась.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
#xa;justify;text-indent:35.45pt;line-height:150%
