3В середине дня 8 июня начальник Генштаба Василевский доложил Верховному, что генерал-полковник Попов вступил в командование Брянским фронтом. Сталин внимательно выслушал доклад представителя Ставки, заинтересованно спросил:
– Товарищ Василевский, вместе с новым командующим фронтом вы озадачили войска на лето, а с товарищем Поповым вы по душам поговорили, как он должен вести себя на новом посту?
Вопрос был не из простых. Маршал Василевский питал личную симпатию к одаренному воинской жилкой генералу, который с начала войны побывал в ранге командующего на Северном и Ленинградском фронтах. Как знать, возможно, и дальше продвигался бы Попов по тернистым ступеням военных отличий, получая высокие звания и ордена, но излишняя слабость к спиртным напиткам повредила его карьере и сбрасывала с достигнутой вершины на уже пройденную ступень.
В сложных условиях, пережив с начала сорок третьего бурную должностную «чересполосицу» от командующего 5-й танковой армией до командующего Резервным фронтом и Степным военным округом, генерал-полковник Попов вновь был назначен командующим первополосным Брянским фронтом, сменив в этой должности генерал-полковника Рейтера. Так что начальник Генштаба очень хорошо знал подоплеку столь необычного вопроса Сталина. Маршал Василевский сказал:
– Я не только разговаривал на эту тему с генералом Поповым, товарищ Сталин, но и на правах старшего товарища потребовал от него всецело отдаться подготовке важной наступательной операции, быть достойным высокого доверия Ставки.
Верховный удовлетворился ответом и перевел разговор на конкретную тему:
– Каково состояние 3-й армии, товарищ Василевский? Ставка решила назначить в командование ею генерала Горбатова. Как вы смотрите на такую перестановку? Генерал Корзун пусть пока побудет в резерве.
– Я хорошо знаю генерала Горбатова, товарищ Сталин. Это принципиальный и справедливый человек. Кандидатура на должность командарма третьей достойная.
– Как ведет себя немец, товарищ Василевский? – снова спросил Верховный. – Что представляет его 2-я танковая армия? У нас есть сведения, что она является таковой лишь по названию. Фактически танковые дивизии 2-й танковой давно переброшены в состав ударных группировок южнее, в район Курской дуги.
Начальник Генштаба, не задумываясь, подтвердил:
– По данным фронтовой разведки, в составе трех армейских корпусов противника нет танковых и моторизованных дивизий. В армейском резерве имеется одна танковая дивизия, дислоцированная в Дятькове, и одна моторизованная дивизия в Орле. Обе дивизии находятся в повышенной готовности.
– Значит, в полосе Брянского фронта немец наступать в ближайшее время не собирается, товарищ Василевский? – подытожил диалог Верховный.
– По-моему, не собирается, товарищ Сталин. Нечем ему особенно наступать, – подтвердил предположение Верховного маршал Василевский.
– Тогда надо вам прибыть в Москву, товарищ Василевский, – завершил разговор Сталин. – Появились срочные вопросы, которые необходимо обсудить с вами.
Чтобы логически завершить разработку операции на Курской дуге, Генштабу необходимо было установить хотя бы примерный срок начала контрнаступления наших войск. Маршал Василевский попытался выяснить мнение Верховного на этот счет. Но Сталин ответил уклончиво: это пусть решают Военные советы фронтов исходя из конкретно сложившейся обстановки. Генштаб обязан следить лишь за тем, чтобы не нарушалось взаимодействие фронтов и не возникало больших оперативных пауз, в течение которых немец мог бы закрепиться на достигнутых рубежах. Очень важно также своевременно ввести в дело резервы Ставки.
В ночь на 12 июня Генштаб получил донесения Центрального и Воронежского фронтов о дислокации танковых соединений противника. Возникшие в Ставке опасения, что командование группами армий «Центр» и «Юг» осуществляет скрытую перегруппировку сил на Курском направлении, не подтвердились. Фельдмаршалы фон Клюге и фон Манштейн продолжали настойчиво усиливать мощь своих ударных группировок южнее Орла и севернее Харькова.
В тот же день, 12 июня, заместитель командующего ВВС Ворожейкин доложил Верховному данные по июньской воздушной операции, нацеленной на уничтожение вражеской авиации на аэродромах. Она оказалась менее удачной, чем в мае. За трое суток, с 8 по 11 июня, было подвергнуто бомбардировкам двадцать восемь аэродромов противника. Общими усилиями фронтовой авиации и АДД было выведено из строя двести сорок пять вражеских самолетов.
Наибольший успех сопутствовал 1-й воздушной армии генерал-лейтенанта Громова, которая наносила удары большими группами. Половину из участвующих в операции сил командарм 1-й воздушной приказал использовать для подавления зенитной артиллерии врага и для борьбы с истребителями прикрытия. 8 июня по авиабазе в Сещи удар нанесли сто одиннадцать боевых машин, а 9 июня – сто шестьдесят. Противник потерял семьдесят шесть самолетов на земле и четырнадцать в воздушных боях над аэродромом.
Доклад заместителя командующего ВВС Ворожейкина заинтересовал Сталина. Выслушав его до конца, он приказал глубоко проанализировать результаты проведения первой и второй воздушных операций, особые меры принять для сокращения потерь наших самолетов. Он предложил командованию ВВС подготовить по этому вопросу специальную директиву с обобщением богатого опыта массированного использования авиации.
* * *
Ночью 15 июня Верховному позвонил командующий Юго-Западным фронтом Малиновский. Доложив о предпринимаемых фронтом мерах по укреплению обороны на участке от Волчанска до Ворошиловграда, Малиновский высказал тревогу за прочность обороны на стыке с Воронежским фронтом Ватутина. Отсутствие собственных резервов не позволяло ему реализовать свое предложение. При этом он сослался на мнение маршала Жукова, который считал, что в полосе Юго-Западного фронта противник на первом или последующих этапах операции на Курской дуге обязательно нанесет сильный удар. Их общее предложение было конкретным: расположить в районе Волчанска общевойсковую армию или в крайнем случае танковый корпус из резерва Ставки.
Сталин поблагодарил командующего Юго-Западным фронтом за такую предусмотрительность, но предложение как таковое отклонил. Верховный заверил Малиновского в том, что вопросы прикрытия всех фронтовых стыков, не только Воронежского и Юго-Западного фронтов, рассмотрены Ставкой и учтены посредством создания Степного военного округа, который имеет в своем составе сразу четыре общевойсковых и одну танковую армию. Вопрос был быстро исчерпан.
Вечером 17 июня командующему Северо-Западным фронтом генерал-полковнику Коневу позвонил заместитель начальника Генштаба Антонов и передал приказ Верховного: «Передать командование фронтом генерал-лейтенанту Курочкину, а самому прибыть в Ставку не позднее 19 июня».
Четыре месяца не был генерал Конев в Кремле и ему показалось, что ничего здесь не изменилось за минувшее время. Не изменился и Сталин. Он поздоровался с «резервистом» за руку и сразу приступил к делу:
– Государственный Комитет Обороны назначил вас, товарищ Конев, командующим Степным военным округом. Вы знаете о той сложной обстановке, которая складывается сейчас на юге. Немец, видимо, создает очень сильные группировки для того, чтобы срезать Курский выступ. Ваш военный округ, который Ставка намерена преобразовать позднее в Степной фронт, расположившись за Центральным и Воронежским фронтами, должен находиться в готовности отразить удары врага в случае его прорыва через переднюю линию нашей обороны, не допустить развития прорыва в восточном направлении как со стороны Орла, так и со стороны Белгорода. Поэтому полосу, занимаемую в настоящее время силами военного округа, следует хорошо подготовить во всех отношениях, а в тылу, по рекам Воронеж и Дон, подготовить государственный рубеж обороны.
Сталин остановился у «оперативки», продолжил свой монолог:
– Но особенно важную роль предстоит сыграть войскам Степного фронта в планируемом Ставкой контрнаступлении. Измотав главные силы немца в оборонительных боях, выбив у него максимум танков, наши войска без всякой паузы перейдут в решительное контрнаступление. Мы планируем в ходе его ликвидировать Орловский выступ и обеспечить прорыв в направлении Бобруйска. Брянский, Центральный, Степной, Юго-Западный и Южный фронты должны выйти на левобережье Днепра по всему течению. Нам надо освободить Харьковский промышленный район и угольный район Донбасса. Тем временем войска Северо-Кавказского фронта приступят к освобождению Крыма. Будут предприняты также наступательные действия под Ленинградом и на Финском направлении. Нам предстоит превратить сорок третий год в переломный в войне, товарищ Конев.
* * *
Июнь шел к завершению, звонков в Ставку прибывало. Вечером 20 июня Сталину позвонил командующий Воронежским фронтом генерал армии Ватутин. Верховный, не перебивая, выслушал его обеспокоенное мнение:
– Товарищ Сталин, противник не наступает и в ближайшие дни, по данным разведки, не намерен наступать. Скоро наступит осень, и все наши планы сорвутся. Я предлагаю прекратить создание оборонительных рубежей и самим начать наступление. Сил у нас для решения стратегических задач вполне достаточно.
– Так считаете вы, товарищ Ватутин, а вот маршалы Жуков и Василевский все-таки предлагают оставаться в обороне, – спокойно возразил Верховный.
– Так думаю не только я, но и член Военного совета Хрущёв, товарищ Сталин, – не согласился Ватутин. – Возможно, у противника есть сомнения в своих силах прорвать нашу оборону, вот он и остается на распутье.
– Но товарищ Василевский ежедневно докладывает мне с вашего фронта, что немец, по его мнению, в ближайшее время непременно перейдет в наступление, – повысил голос Сталин и после небольшой запинки добавил: – Впрочем, так думает и командующий Центральным фронтом, а я товарищу Рокоссовскому верю.
– Боевая инициатива находится в наших руках, товарищ Сталин, и этим преимуществом надо умело распорядиться, – продолжал настаивать командующий Воронежским фронтом. – Мы должны строить свои оперативные планы, исходя из наших возможностей. А они у нас сейчас имеются для нанесения массированных ударов одновременно на нескольких направлениях. Я считаю, что в случае продолжения выжидательной тактики на Курской дуге могли бы ударить войска Брянского и Юго-Западного фронтов по коммуникациям обеих, Орловской и Белгородской, группировок. В любом случае это дезорганизует и дезориентирует противника в отношении дальнейших действий советских войск.
– Немца больше беспокоит уходящее летнее время, товарищ Ватутин, – возразил Сталин. – Он разработал планы захватов Ленинграда и Москвы, новых прорывов к Волге. Он не в состоянии наступать на нескольких направлениях, сконцентрировал свои главные силы под Курском. Ваши предложения будут рассмотрены в Ставке.
Но 22 июня Василевский был отозван с Воронежского фронта в Москву. При его участии и участии Жукова 23 июня Ставка рассмотрела складывающуюся ситуацию под Курском. Хотя члены ГКО Берия и Ворошилов поддержали предложение Ватутина о целесообразности самим начать наступление и навязать противнику свою инициативу, предложения Жукова, Василевского, Будённого, адмирала Кузнецова, прозвучали убедительнее. В итоге был подтвержден прежний план действий – начать операцию с обороны. Верховный поддержал эту точку зрения.
Центральный и Воронежский фронты действительно представляли внушительную силу, способную решать стратегические задачи. В ее составе насчитывалось миллион триста тридцать тысяч человек, девятнадцать тысяч орудий и минометов, три с половиной тысячи танков и самоходных артиллерийских установок, почти три тысячи самолетов. Позади нее сосредоточился в боевой готовности Степной военный округ, насчитывающий пятьсот семьдесят тысяч человек, семь с половиной тысяч орудий и минометов, полторы тысячи танков и САУ. Войска уже больше месяца томились в ожидании решительных действий.
Вся последующая неделя до начала июля прошла в томительном ожидании грозных событий. Фронтовые штабы регулярно докладывали в Ставку о замеченных переменах в дислокации противника, а их было немного. Лишь Центральный штаб партизанского движения 28 и 29 июня донес в Генштаб о прибытии в Орёл и Харьков до двадцати эшелонов с военной техникой. Все маршруты их продвижения к фронту, а продвигались они только ночью, круглосуточно тщательно охранялись большими силами эсэсовцев и полевой жандармерии.
Экипаж Т-34 младшего лейтенанта А. Чупихина (справа налево): старшина А.Топорищев производит подписку на заем, мл. лейтенант А. Чупихин, сержанты А. Иванов и А. Сенцов. 1943 г., июнь
* * *
В ночь на 30 июня сведения, переданные партизанами с Курского направления, в разговоре с Верховным подтвердил маршал Жуков. Верховный приказал ему оставаться на Орловском направлении для координации действий Западного, Брянского и Центрального фронтов.
Вечером 1 июля маршал Василевский получил донесение разведывательного управления Генштаба о том, что в период с 3 до 6 июля неизбежен переход противника в наступление на Курской дуге. Он тотчас сообщил об этом Верховному и предложил проект директивы Ставки в войска:
«По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3–6 июля.
Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.
2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника».
Верховный утвердил текст директивы без изменений и приказал направить ее командующим Западным, Брянским, Центральным, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами, а в копии – маршалу Жукову, маршалу артиллерии Воронову, маршалу авиации Новикову и генерал-полковнику Федоренко.
Утром 2 июля начальник Генштаба Василевский улетел в Бобрышево, в штаб Воронежского фронта, для координации действий Воронежского и Юго-Западного фронтов, а также Степного военного округа. Пополудни вблизи Воронежа был сбит немецкий самолет-разведчик. Пилот попал в плен и на допросе в штабе фронта показал, что наступление войск групп армий «Центр» и «Юг» намечалось начать в конце июня, но затем было отложено на июль ввиду недопоставок бронетанковой техники. К настоящему времени танки и самоходные артиллерийские установки уже поступили. Окончательный срок начала решающего наступления – 5 июля.
В течение дня 3 июля представители Ставки, Жуков и Василевский, вместе с командующими Центральным и Воронежским фронтами Рокоссовским и Ватутиным еще раз провели рекогносцировку на участках ожидаемых главных ударов противника вблизи Тросна–Поныри и Пролетарский–Бутово. Больших упущений в оборонительных порядках 13-й и 6-й гвардейской армий Пухова и Чистякова они не обнаружили, но предупредили командармов о возможном наступлении противника в любые предстоящие сутки.
Телефонный звонок маршала Василевского из штаба Воронежского фронта прервал эту аудиенцию. Понимая, что доклад начальника Генштаба будет основательным, председатель ГКО не стал задерживать у себя слишком занятых управленцев и отпустил их по своим рабочим местам.
Представители Ставки, Жуков и Василевский, поддерживали между собой постоянную связь по ВЧ. Когда в шестнадцать часов 4 июля противник силами до полка при поддержке танков и авиации предпринял разведку боем восточнее Солдатского, Василевский тотчас поставил в известность о происшедшем Жукова. Обменявшись мнениями, они пришли к однозначному выводу, что это начало наступления, основная фаза которого, видимо, сдвинута на утренние часы. Это предположение подтвердилось ночью. Стало известно: ориентировочное время перехода противника в наступление – три часа!
Поздно вечером 4 июля Сталин принял в Кремле командующего АДД Голованова. Выслушав его доклад о боевой работе соединений в летние месяцы и подписав оперативные документы, Верховный сразу заговорил о создавшейся обстановке в полосе Центрального и Воронежского фронтов. Ситуация представлялась ему сложной, загадочной, и он передал собеседнику дневной разговор с Рокоссовским. Командующий Центральным фронтом на его вопрос, сможет ли он сейчас наступать, ответил уклончиво. Для победоносного наступления, дескать, ему нужны дополнительные силы и средства. Рокоссовский доказывал, что выжидательная тактика с нашей стороны верна. Противник со дня на день непременно перейдет в наступление. Он не может откладывать его, поскольку перевозочных средств в группах армий «Центр» и «Юг» еле-еле хватает на то, чтобы восполнять текущие расходы войны. Немец не может дальше находиться «на взводе».
– Неужели Рокоссовский ошибается? – не то с вопросом, не то с сожалением сказал Сталин и добавил: – Обождем еще сутки или двое. Проявим выдержку, товарищ Голованов.
Анатолий АЛЕКСАНДРОВ
