1Читая в киноведческой печати рассуждения про некий «авторский кинематограф» и про «особую» публику, для него предназначенную, еще отчетливей убеждаешься, насколько углубилось социальное расслоение в обществе, если уж «самое массовое из искусств» перестало отыскивать точки соприкосновения между людьми из разных слоев населения. И все же невозможно отменить истину – настоящий кинематограф, как и любое настоящее искусство, основывается на жизненной правде, преображаемой автором в действительность художественную, но не настолько, чтобы той правде не соответствовать. Об этом с болью и надеждой напомнит на страницах журнала «Советский экран» и советский кинорежиссер Глеб Панфилов в некрологе умершему на Западе кинорежиссеру Андрею Тарковскому, сказав о его фильмах, «они остро индивидуальны, потому что в них все настоящее». Позже, говоря о самом Глебе Панфилове, актриса Инна Чурикова, им найденная и в его картинах раскрывшая свой замечательный талант, вспомнит и проникновенно прочитает пушкинские строки: «...живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум, усовершенствуя плоды любимых дум». Повторить это вполне можно и ныне, когда 21 мая 2014 года у Глеба Анатольевича Панфилова – восьмидесятилетний юбилей.
А я вспоминаю военное время в нашем родном тыловом Свердловске, когда отцы наши были на фронте, а мы учились в мужской средней школе № 37, куда Глеб, старший брат моего товарища Жени, пошел на год раньше. С детства Глеб увлекался фотографией, с улыбкой снимал нас, маленьких, с разных точек – то вставая на стул, то приседая на корточки, словно бы готовился уже поступать на Высшие операторские и режиссерские курсы, которые потом, придет срок, последовательно закончит. Кинокартины он, как и все мы, смотрел по несколько раз. Впрочем, не совсем как все. Однажды я столкнулся с ним, выходившим из кинотеатра с веселой комедии, какие показывали наряду с лентами героическими, – но он не улыбался, был сосредоточенным, даже нахмуренным, каким бывает человек, когда занят важной работой. Когда же он позвал нас с Женей встретиться с «настоящим кинорежиссером» – недавним фронтовиком летчиком-истребителем Юрием Михайловичем Вышинским, снявшим фильм «В квадрате 45» о таких же боевых летчиках, и который вскоре снял «Залп «Авроры» и «Аппассионату» о В.И. Ленине, я понял, что и Глеб собирается работать в кино. Тем более что в 1943 году в Свердловске открыли киностудию, хоть и снимавшую в основном документальные ленты и кинохронику, но и прославившуюся на всю страну музыкальной кинокартиной «Сильва» (1944), где блистали наш тенор-красавец Нияз Даутов, московские артисты Зоя Смирнова-Немирович, Сергей Мартинсон, Маргарита Сакалис, ленинградцы Гликерия Богданова-Чеснокова, Владимир Таскин, солисты Свердловской музкомедии Сергей Дыбчо, Георгий Кугушев, Александр Матковский.
Каково же будет наше удивление, когда мы узнаем, что Глеб Панфилов поступил на химический факультет Уральского политехнического института имени С.М. Кирова, пойдя не по гуманитарной линии, как его отец Анатолий Петрович – известный в городе журналист, редактор, историк, партийный и государственный деятель, или как мать Вера Степановна – экономист. Пройдут годы и годы, прежде чем Панфилов пояснит схожесть профессии режиссера с профессией химика: «Химик никогда точно не знает результата, к которому приведет задуманная им реакция; психологически предполагая его, надеясь его достигнуть, он все равно должен быть готов к любому исходу. К тому, что ничего не получится или получится нечто, чего ты не ожидал. Или вообще колба взорвется и придется начинать все сначала. Опираясь на свой личный опыт, могу сказать: режиссура ближе всего к химии, я бы даже сказал, к органической химии, поскольку в ней результат особенно трудно достижим. Можно прогнозировать результат, но это не значит, что он будет достигнут непременно тем путем, каким ты рассчитывал. Реакция, записанная на бумаге, может не пойти в колбе. Так же и режиссер – хотя и старается он заранее все рассчитать и предусмотреть, но живой процесс работы открывает так много нового, что приходится отказываться от ранее найденного. По-моему, это не брак в работе, а неизбежность творчества».
Судьба фильма «В огне брода нет» (1968) сложилась, думаю, потому столь трудно, несмотря на литературное участие Евгения Иосифовича Габриловича, сценариста «Машеньки», «Коммуниста», «Рассказов о Ленине», «Ленина в Польше», «Твоего современника», что были там кадры, когда волокут, волокут, волокут санитара Фокича (Михаил Глузский) – твердого революционера – безжалостные белогвардейцы, волокут за ноги, вниз головой по земле, бородкой клинышком вверх, и вдруг покажется – на Ленина похож, Ленин! Сейчас-то мы понимаем, это было художническое прозрение автора, исподволь почувствовавшего будущие беснования либералов вокруг памятников великому вождю, а то и сноса их, будущую клевету на создателя Советского государства с его стремлением к справедливости, возвеличиванию человека труда, ума, честности и правды. Зато следующий панфиловский фильм «Начало» (1970) был всеми без исключения встречен на ура. Если в предыдущем показывалось, как революция раскрывает незаурядное дарование художника у неграмотной, нуждой придавленной деревенской девушки Тани Тёткиной, и она гибнет, защищая эту революцию, то в «Начале» та же Инна Чурикова, направляемая режиссером, показывает девушку с фабрики Пашу Строганову, достигшую признания своего актерского таланта среди миллионов и миллионов зрителей, сыграв французскую героиню Жанну д’ Арк.
Вообще-то снять полнокровную картину о Жанне было давней мечтой режиссера. «Еще работая после окончания химфака на заводе, – рассказывал Глеб, – я был поражен способностью многих девушек и парней ощущать себя счастливыми, невзирая ни на какие трудности и невзгоды. Мне показалось это очень существенным, бесконечно важным свидетельством их душевного здоровья, силы и нравственной чистоты. А их удивительная жизнестойкость и достойный восхищения оптимизм выражали лучшие качества, присущие нашему русскому народу. Именно с этого фланга, позволю себе так выразиться, мне пришла в голову мысль об эпизодах с Жанной д’Арк». Но делать фильм о Жанне ему не дали. Почему, мне лично остается лишь догадываться.
Никакое, пускай и авторитетное, заступничество не помогало. Даже когда в Лепном зале Смольного, на пленуме Ленинградского горкома партии о творческой молодежи, секретарь ленфильмовского парткома Ида Алексеевна Румянцева, выступая с трибуны в присутствии крупнейших мастеров культуры города, оторвалась от написанного и, повернувшись к сидевшему в возвышающемся президиуме Ермашу, воскликнула: «Филипп Тимофеевич, ну разрешите Панфилову «Жанну д’Арк»! – в ответ последовала невнятная улыбка и непонятные кивки. А после пленума – всё те же увещевания: «Молодой режиссер должен работать над современной темой». Так рождалась следующая панфиловская картина «Прошу слова», вышедшая на экраны в 1973 году и снимавшаяся тоже нелегко, но уже по чисто творческим причинам. Материала отсняли куда больше, нежели полагалось для двух серий. Я жалею, например, что исчезла сцена, где героиня – председатель исполкома (Инна Чурикова), прямо на сессии разрезает импортные сапоги, стремясь доказать, мол, и мы можем шить не хуже, если захотим. По какому-то лишь ему понятному принципу Панфилов вырезал все, казавшееся второстепенным, лишним, оставив самое важное, дорогое, близкое. Это, к слову, – одна из последних съемок глубоко почитаемого им Василия Макаровича Шукшина в роли неуступчивого писателя. Озвучивать пришлось уже другому...
С кинокартиной «Мать» было особенно сложно. До предела замусоленная догматическим литературоведением, канонизированная в учебниках и монографиях в несоответствующем ей ранге романа, эта повесть попала вдобавок под обстрел «перестроечной» критики вместе со своим гениальным автором в процессе развернувшейся борьбы за власть. Но вот окрашенные в коричнево-черные тона с серыми, свинцового цвета, отблесками воды эти начальные кадры широкомасштабного, двухсерийного фильма создают мрачный, почти безысходный фон происходящему до революции. Долго-долго барахтаются в лужах пьяные, оглашая экран пронзительным воплем: «Шумел камыш, деревья гнулись, а ночка темная была...» Молча, отяжеленно вышагивают по вязкой дороге от слободы к фабрике рабочие, затаив боль, злобу, отчаяние перед калечащим их души, унижающим человеческое достоинство миром, слегка преображаясь, лишь когда принимаются за свое привычное рабочее дело, сноровисто направляя огнедышащие живые пласты плавящегося металла, выплывающие из темных печей, да когда, закончив трудовой день, прячась от царской охранки, собираются в подпольные кружки, чтобы поспорить меж собой, как же жить-то им дальше.
В этом фильме рука Панфилова-драматурга действует куда увереннее, чем прежде. До сих пор у него была небольшая практика кинематографического освоения прозы – сценарий «Степанова памятка», написанный по сказу Павла Петровича Бажова, знатного земляка, для другого земляка – свердловчанина кинорежиссера Константина Ершова. В «Матери» сценарист Панфилов смело вводит в сюжет персонажа из повести Горького «Жизнь ненужного человека» Евсея Климкова (Владимир Прозоров), некоторые смысловые линии из рассказа «Карамора». Брат убивает брата, убивает страшно, к тому же заставляя написать записку о якобы самоубийстве перед тем, как повесить на печной заслонке, подергивая за ноги для ускорения смерти. В комнату врываются жандармы, убийцу избивают, и тоже понуждают писать записку, но уже о добровольной службе на охранное отделение. Подобные добавки к классической композиции обрастают самостоятельно сочиненными сценами. Вот, например, рабочий взбирается на высокую фабричную трубу, что-то в ее дымящееся отверстие засовывает, и вдруг оттуда фонтаном вылетают листовки, усеивая все окрест, разлетаясь по городу, не минуя и растворенное окно в кабинете губернатора, с изящным юмором исполняемого Инокентием Михайловичем Смоктуновским, только-только собравшегося опрокинуть рюмочку, уже и рот открывшего, но изумленно немеющего при виде медленно опускающегося на пол крамольного листочка.
По-иному, нежели у Алексея Максимовича Горького, без излишней, некогда необходимой, публицистичности, мягче и раздумчивее даны в кинокартине образы революционеров, товарищей Павла Власова. Сам Павел (Виктор Раков) не то чтобы менее героичен, а более спокоен, более непоколебим даже, поскольку ясно понимает пока еще малочисленность их отважного товарищества. Знакомая со времен советской школы романтизация этой стихийной партии здесь тесно сопряжена с темой воскрешения Христа, чью литографию Павел Власов вывешивает дома, что отнюдь не противоречит несению им Красного Знамени, а, наоборот, подчеркивает, придает неожиданные краски в прорисовке его характера, стойко выдерживающего арест, побои, допросы во имя дела своего бессмертного. Под таким же углом зрения решается Панфиловым и Чуриковой образ Ниловны. Многого не понимает она в том, о чем проповедует ее сын, обличая угнетательский режим, но сполна ощущает сыновнюю правоту в стремлении к справедливости, произнося вслед за ним дерзкие, осуждающие неправедных правителей слова. В конце фильма Ниловну убивают – убивают неожиданно и коварно, хотя у Горького про гибель ее ничего точно не сказано. Неизбывная актуальность горьковского произведения дает повод – по аналогии с ленинским отзывом о его своевременности – сказать и о своевременности кинокартины Панфилова. И тогда, когда она вышла, в годы девяностые, и теперь, когда она тоже не забывается, кажется очень нужной.
Кому-нибудь может показаться, будто последующие фильмы Глеба Панфилова – «Романовы. Венценосная семья», «В круге первом», «Без вины виноватые» – определенный отход в сторону от прежних кинотворений. Но это первое, поверхностное впечатление. Резко изменились время, эпоха, социально-политический строй, что обусловило и новый поворот, новые ракурсы во взгляде художника на происходящее, а вовсе не измену этому взгляду, развивающемуся и обогащающемуся в тяжелых условиях нахлынувших на страну и русский народ событий. Фильм о Романовых правдиво показывает неизбежность, в конце концов, революции при внутренне антагонистическом режиме. Фильм по А.Н. Островскому исследует семейные ценности как вечные и спасительные, если люди честны друг перед другом. Фильм же по Александру Солженицыну затрагивает тему жгуче болезненную, мимо которой честный художник пройти был не вправе. Не забудем, что автор романа «В круге первом» в другом произведении как бы еще и спорит с расхожим наименованием «сталинские репрессии», называя не одного, нередко в абстракции, виноватого, а конкретных людей, «особых» следователей и начальников лагерей с реальными фамилиями, звучащими отнюдь не по-грузински и не по-русски, спокойно кончивших свой век не на Колыме, а в Москве. Да и ставил режиссер картину «по мотивам», где явственно звучат и ноты предупредительные…
Если посмотреть все фильмы Глеба Панфилова по порядку, в ретроспекции, мы увидим, как, снимая свои размышления о совершаемом на Родине, он отобразил и революцию, и войну – Гражданскую, и мирные периоды – то спокойные, то драматичные, то вдохновляющие, – прикоснувштсь к нашей истории во всем ее огромном объеме, подвигая зрителя на лучшее и святое. Он и студию свою, не так давно созданную, назвал знаменательним именем «Вера». Он, народный артист РСФСР, лауреат советской премии имени братьев Васильевых, авторов беспримерного «Чапаева», лауреат многих иностранных премий – буквально за каждую его картину. Он, открывший для новых и новых поколений зрителей свой глубоко личностный кинематограф, но всецело принадлежащий советскому, русскому, российскому кинематографу, и поэтому кинематографу мировому. Да, кинематограф Глеба Панфилова живет, словно крепкий, просторный, гостеприимный, но и таинственный дом. В этом доме есть мудрый строгий хозяин и чуткая обаятельная хозяйка. Ключ от дома только у них. С благодарностью принимают гости приглашение сюда, потому что знают – здесь им будет интересно, здесь они узнают многое, о многом задумаются – и о личном, своем, и об общем, общественном. Оставаясь в доме один, хозяин смотрит подолгу в большое окно, вглядываясь в широкий и далекий простор, кажущийся бесконечным. В той бесконечности он наблюдает вызванные воображением едва светящиеся лики людей – и живущих сейчас, и живших века назад, людей разных, но все больше счастливых, думающих, добрых, смелых, всегда идущих вперед с гордо поднятой головой.
С юбилеем тебя, дорогой Глеб !
Эдуард ШЕВЕЛЕВ
