Алые паруса «Артека»

В юности хочется необыкновенного. Во времена моего советского детства шестидесятых – начала семидесятых «Артек» был запредельной мечтой каждого школьника – от четвероклассника до выпускника. Три недели на море. Без родителей. В своей республике – свобода, равенство, братство, право на самоопределение без взрослых. С вожатыми, да! Но они же свои – молодые и веселые. Право на составление своего законодательства (все бывшие артековцы помнят Закон роз, Закон перил, Закон моря…), весьма сурового к нарушителям. Конечно, право на участие во всеартековских конкурсах и праздниках.

Сама природа овеянного легендами уголка под Гурзуфом – звезды, выходящие из моря скалы-близнецы Адалары, пьющий воду огромный Медведь-гора – все это настраивало на ожидание счастливого праздника без конца и без начала… И это был действительно праздник, однако весьма далекий от блаженной райской праздности.

Жизнь артековца начиналась с клятвы «Артековец сегодня – артековец всегда». Подобно мушкетерскому «один за всех – и все за одного», артековская клятва означала постоянную готовность к деятельности и дружбе. Спортивные соревнования. Высадка роз, походы, путешествия, достижение мастерства в любимом деле… Сюда приезжали ансамблями, командами, не меняя графика тренировок и репетиций. 

Пробегая мимо костровой на пляж или на экскурсию, ты видел занятия знаменитого детского ансамбля песни и пляски имени Локтева, и как-то походя легко впитывалась идея организованного труда.

Вечером можно было участвовать в общелагерных танцах или просмотре кино , а можно было пойти вместе с отрядом и своим вожатым на берег моря, попеть песни, поговорить по душам.

Я помню, как моя подруга Эля Степанова (сейчас она директор белгородской гимназии №2) рассказывала об артековском вечере, когда они, перепев все песни и потеряв нить разноголосого разговора, примолкли и остался только тихий голос хрупкой девчушки, рассказывающей кому-то об Айвазовском. Постепенно весь отряд присоединился к слушателям, удивительно это было и нигде бы так вовремя не пришлось – закат на море, как оживший любимый пейзаж художника, и история о нелегком хлебе творца, и желание выразить что-то высокое, переполнившее душу... 

Закат улетел в прошлое, а память об удивительной общей чистоте помыслов этого вечера осталась на долгие годы. А девчушка та – сейчас заместитель главного редактора всероссийского независимого литературно-художественного и общественно-политического журнала «Дружба народов» – может быть, впервые обрела здесь свой голос, негромкий, независимый, объединяющий друзей умением слышать и слушать…

Многие здесь, в «Артеке», открывали в дружбе себя.

Самая замечательная смена – июльская, международная. Выше могла быть только смена всесоюзного слета пионеров, где собирались самые лучшие, активные, достойные, и на небосклоне детства вспыхивали яркие звездочки – не шоу-бизнеса, а юных граждан огромной страны с гражданской ответственностью за все происходящее. 

Летняя смена в «Артеке» формировала стержень взаимоотношений личности с миром. Интернационализм в общих делах, доброжелательность, интерес к образу жизни других народов, готовность помочь друзьям в трудную минуту – это все начиналось с чувства, которое росло в твоей душе, плавилось в прощальном вечере на Большой костровой площади. 

Как это происходило? Все начиналось с задора артековских соревнований – кто дальше бросит мяч, кто быстрее рассмешит на Дне смеха, кто лучше станцует… С азарта коллекционера, обменивающегося значками. Из дверей круглой стеклянной столовой лагеря «Прибрежный» выходили делегации молодых европейцев – чехов, французов, восточных немцев, поляков, шведов… А наш, младший, 12-й отряд «Лесной» дружины, во все горло распевая песню о молодом лагере «Прибрежном», только подходил. Инициативу проявляли иностранцы, которых вот так запросто мы увидели только в «Артеке». Да и где же их было увидеть в маленьком Белгороде, далеком, как казалось тогда, от всех границ – разве что на вечере дружбы народов в местном пединституте? И то их привозили из Харьковского университета.

И вот кто-нибудь из зарубежных гостей, немыслимо, на мой взгляд пятиклассницы, долговязый, подходил и, указывая на рубашку, усыпанную металлическими значками с достопримечательностями городов, портретами выдающихся деятелей культуры, символами добровольных полезных обществ, комсомольско-пионерско-октябрятских организаций, – улыбаясь, спрашивал по-русски: «Это можно?» 

А потом, каким-нибудь вечером, зажмурившись в бесконечном «ручейке», любимой нашей игре, на Большой костровой ты находишь своего высоченного юного «принца» из Копенгагена или Праги – и, зажмурившись, выбираешь его в пару «ручейка». А на прощальном костре, освещенном вспышками салюта, кричишь «Ура!» и «Артек!», и адреса, сквозь слезы адреса…

И письма в конце концов доходят до всех уголков земли. Где-то близко громыхает грозовое облако военной памяти – мы живем в его отблесках. Наше поколение узнает мир не в поездках с четырехзвездочными отелями, а в дружеской переписке с ровесниками из всех стран. Эти адреса мы приносили в свою школу, в клуб интернациональной дружбы (КИД). Там можно было найти себе товарища по переписке.

Разве можно забыть, как в 68-м вся панамочно-галстучная Костровая приветствовала делегацию юных вьетнамцев, сияющие лица которых под шляпками-конусами не могли скрыть осколочные шрамы-оспинки от американских снарядов?

И позднее, в андроповские времена, юная американка Саманта Смит почувствовала и приняла этот флер непременной влюбленности, доверия, трогательной открытости и породненности всех детей «Артека», где вмиг тает ненависть, враждебность друг к другу.

«Здравствуй, мой «Артек» любимый!» – строчкой артековской песни стало начало многих писем, написанных после расставания с «Артеком». 

После моего июльского расставания с «Артеком» был август 68-го, когда наши войска вошли в Чехословакию. И были разговоры взрослых шепотом на кухне, и была детская растерянность, какое-то экзистенциальное одиночество от бессилия понять и вмешаться, но никогда, никогда твой друг по переписке из Чехословакии уже не мог быть врагом…

Вот чего не позволишь и не простишь «принцу», это одного: привычки заноситься. Пионерская честь и человеческое достоинство – превыше всего. Лев Кассиль в своей книге «Будьте готовы, Ваше высочество» и Елена Ильина в зачитанной до дыр повести «Четвертая высота» о юной киноактрисе Гуле Королевой навсегда оставили в памяти свободный, веселый, деятельный мир детей Артека.

В этом мире никому не дано помыкать, властвовать друг над другом, кем бы ты ни был – а «Артек» повидал детей очень именитых гостей! Но здесь все были равны, и дети именитых иностранцев подчинялись общим справедливым уложениям артековской республики, а сын знаменитой испанской революционерки, пассионарии Долорес Ибаррури, Рубен Ибаррури погиб, сражаясь под Сталинградом. На камне, к которому нас приводили в самом начале смены, были высечены имена героев-артековцев, среди которых есть и Рубен, и Гуля…

Искренняя, живая многонациональная общность «Артека», как это не похоже на прагматичное партнерство членов Евросоюза с пафосным гимном – финалом Симфонии №9 Бетховена, – призванным провозглашать гуманистические идеалы, на деле же символизирующим их разрушение!

Но всем, кому удалось достичь этой необыкновенной дружбы, всем им повезло счастливо вступить в пору взросления.

Месяц пребывания в «Артеке» был освящен для нас высокими романтическими идеалами и традициями. Уезжая, ты забирал с собой этот свет – в нем все, чем мы жили в «Артеке» и долгие годы после. Проходят корабли – салют Мальчишу! Каравелла и старый капитан из песни, чайки, подъем флага. Вожатые, в которых влюблялись. Они приходили в отряд вдвоем: Валя из Куйбышева и армянка Каринэ, Наташа из Ленинграда и литовец Альгис. Они были старшими товарищами. Непререкаемым авторитетом в наших спорах, лоцманами в море событий и дел, где каждый из детей наделялся своей, весомой ролью. И, конечно идеалом для каждого, самым-самым умным и все понимающим взрослым.

Вот это очень важно. Идеалы как образы высоких чувств и событий никогда не осуществятся – это миф, иллюзия. Но без них человечество не осуществляет свое предназначение: поколения, выросшие без идеалов, способные осваивать лишь равномерное потребление и автоматическое выполнение своих функций, опустошены и циничны. Во все времена истории человечества в идеалах разочаровывались и вновь искали их. 

В недавних публикациях СМИ кто-то (к сожалению, не вспомню автора) уже обратил внимание, что в европейском списке 25 развитых стран, имеющих национальную идею, выраженную в нескольких точных словах, против слова «Россия» стоит прочерк. Не кажется ли это странным? Не писать же на насыпях: «Капитализм – это будущее человечества»! 

Наш «Артек» давал ребенку жизнь в стремлении к идеалу. «Артек» был продолжением замечательной утопии, сбывшейся наяву – детской демократической республики Януша Корчака – и началом коммунарского движения в пионерских организациях Ленинграда конца 70-х.

Из артековской республики вышел в плавание по стране «Алый парус» «КП», территория доверия и высоких жизненных ожиданий, охраняемая и возделываемая Симоном Соловейчиком.

Общество никогда не будет солидарным, если оно не объединено стремлением к идеалам, к святыням юности. И если новым девизом объединенных поколений России становится лаконичное и достойное «Я помню. Я горжусь», – мы не потеряли себя в этом мире, мы не пыль на ветру, как сказал немецкий классик ХХ века.

Преображение мира не может охватить всех, достаточно немногих, творческих, деятельных, и за ними пойдут. «Артек» – огонь преображающий душу ребенка, а значит, и будущее человечества.

Сумеет ли он, удостоенный немалыми финвложениями правительства, заново отстроенный к своему юбилею, сохранить свое предназначение в новом мире? Возьмет ли наше новое государство на себя гарантии бесплатного поощрения и развития творчески одаренных и активных юных граждан путевками в «Артек», как это было в советские времена? 

Чудным звоном заливается колокольчик на паруснике по имени «Артек». Каравелла уходит в неизведанное, хочется думать, прекрасное далеко.

 

Елена КОНЯЕВА,

г. Белгород