2
Сростки. У памятника Василию Шукшину
Фото Михаила ХАУСТОВА
И развернулось вновь в нашем крае, в Сростках, на горе Пикет, известное на всю страну действо. Красивое, знаковое, завораживающее своими масштабами. При всех недочетах и перехлестах либерального времени, с уклоном в ярмарку, с которым тот, чьим именем оно названо, не был, по моему, глубокому и давнему убеждению, ну никак в сродственниках. Кто как, я его вижу рыдающим в «Калине красной». Кающегося там: «Что же мы натворили!». А там у него эти слова сказаны еще более впечатлительно и искренне. И в наше время более я его никаким не вижу. Свези хоть на этот праздник всех свистунов и плясунов со всей планеты. Тем более что в наше время тебе за пятак и насвистят, и спляшут. И расскажут по десятому кругу, как жить нам по совести и с правдой в ладах.
Под разговоры об импортозамещении, оптимизации, развитии туризма, резком увеличении оборонного заказа на предприятиях Барнаула с впечатляющими цифрами. (Какой заказ, когда в городе заводов нет – стоят вон они с вдрызг выбитыми окнами или разбираются на кирпич! Одна вот последняя история с сокращением огромного количества рабочих на котельном заводе чего стоит, и представьте себе по-шукшински, прилюдно никто по этому поводу не рыдает и не кается.)
Заезжие артисты, а сегодня среди них теперь уже нет ни одного, кто бы его просто видел, ну разве только что в кино, расточая улыбки, тоже делятся своими победами и кинорекордами. Хотя чего они нам могут, честными сами перед собой будем, рассказать? Какое у нас сегодня кино – нам всем давно хорошо ведомо.
Праздник души понемногу сполз в колею фольклорно-этнографического праздника. Ну да и то ладноньки.
По моему мнению, в русской литературе Шукшин по болевому накалу мысли стоит, и я этого не преувеличиваю, если не на четвертом, то уж пятом-то месте точно. После прозы Толстого, Горького, Достоевского, ну, может быть, Шолохова.
Но вот парадокс – нет нигде ни толстовских, ни горьковских, ни достоевских чтений. Так вот, как на горе Пикет. А ведь они тоже жить учили нас всех по правде и по совести.
А мне хочется рассказать в этой связи о более скромной, но берущей за душу встрече моих земляков из поселка Объездного, некогда существовавшего в Шипуновском районе, на месте которого на карте сегодня можно с недоумением прочесть слово «урочище». Слово для наших мест до некоторого времени малознакомое. А я по своему незнанию почему-то считал его принадлежностью глухой и непроходимой тайги. А вот поди ж ты. Лесостепная зона и тоже все как у людей – урочище!
Рассказать о встрече, которая произошла неделей раньше того, что происходило на горе Пикет.
Там собрались на пригорке в небольшой дубровке над Рассветским прудом мои земляки. А пруд этот так зовут по названию одного из бывших в нем колхозов.
Для меня место это знаковое вдвойне: на противоположном берегу этого пруда в лощинке за плотиной когда-то была заимка моего деда, а еще здесь же, по рассказу бабушки, могила безымянного красного партизана, о которой, кроме меня, пожалуй, теперь никто и не знает. Даже из тех, кто был на этой встрече.
Съехались бывшие жители поселка, посидели, вспомнили свои житейские стежки-дорожки. Тех вспомнили, кого уже нет. А перед этим долго вглядывались друг в друга, выискивая черты тех, кого когда-то в юном обличье знали. Ведь многие из собравшихся не видели друг друга пятьдесят, шутка ли, лет! Из окрестных сел приехали, из райцентра, из Барнаула, других дальних весей и городов, куда разбросала всех такая непредсказуемая судьба.
Жизнь прожита, хочется многое вспомнить, поглядеть друг на друга, взгрустнуть.
Не было среди них артистов, заслуженных деятелей, «компонзиторов», как выражается мой свояк-работяга. Люди здесь собрались от руля и лопаты: трактористы, комбайнеры, ветеринарные врачи, сельские учителя, строители…
Про то, как жить по правде и нравственности, думаю, они (а сам я не присутствовал на этой встрече), не говорили. Ибо по ней, я так полагаю, в главном все они и жили.
Конечно, эта встреча прошла без того пикетского размаха, без хороводов и декламаций. Без заместителей глав администраций. Без министра культуры Мединского.
Правда, приехал руководитель хозяйства из соседнего села, тоже уроженец поселка.
Помню его отца, высокого, веселого и меткого на слово Митьку тракториста. Яркого, как картина известного художника академика Максимова того же названия, когда-то приезжавшего в соседнее село рисовать сельских тружеников. Сын выбился, и заслуженно, в руководители хозяйства.
Кстати, кого кого, а вот тружеников села сегодня художники не рисуют и в хозяйства в творческие командировки не ездят.
Из соседнего села пел свои песни с грустинкой ветеринарный врач, гармонист, аккуратно перебирая пальчиками кнопки своей инкрустированной узором голосистой гармошки.
Милая родина – мой Объездной
В сердце мое стучится!
Отстучалась!
Итак – наш поселок.
Большой был поселок. Когда-то два колхоза в нем было. Колхоз имени Чкалова, в котором мы жили. Другой – «Рассвет». Соответственно и жители поселка до самой последней поры делились в нем на чкаловских и рассветских.
Поселок наш я всяким помню. Во второй половине пятидесятых годов в нем началось бурное строительство, и он на глазах преображался. Построен был тогда в нем коровник по последнему слову техники. Огромный, шифером крытый кирпичный скотный двор. Огромный механизированный ток. Подошло время – поставили школу новую, клуб. Что бы людям не жить?
А потом все как обрезало.
Страна целилась в лице московской развеселой и жаждущей жить по западному образцу братвы уже на реформы, внедрялись уже «экономические» рычаги хозяйствования, и ветер тут и там уже трепал транспаранты на еще красном кумаче – «экономика должна быть экономной!» Про социализм с человеческим лицом тогда еще помалкивали.
И возникает у меня порой как бы крамольный и тут же банальный вопрос. Даже для самого себя, по натуре интернационалиста, и трудновыговариваемый.
А за каким чертом строили мы где-то там, на Ниле, Асуанскую плотину, восьмое чудо света? Нынешняя картошка из Египта мне абсолютно ни о чем не говорит. Даже рыли Каракумский канал в песках, чтобы нынешние туркменские шейхи из вчерашних партфункционеров ставили себе там на каждом углу во славу вечную золотые памятники?
А только и требовалось: построить в Объездном восьмилетку, укомплектовать ее учителями, фельдшера посадить в какую-либо при клубе пристройку, проложить хорошую пятикилометровую дорогу до соседнего села – возить старшие классы на занятия на каком-нибудь стареньком автобусе.
Итак, собрались мои земляки на поляне над прудом, расстелили свой дастархан. И долго-долго сидели, разговаривали. И думаю, что радость встречи чуточку отдавала и горчинкой.
Посидели хорошо, душевно, вспомнили, всплакнули, чем-то пообнадежили друг друга. Жизнь свою рассказали. Поделились соображениями про внуков – какая нынче тем столбовая дорога в нынешней жизни открыта.
Вот вкратце о том, что там было.
Но на этом свое повествование я не хотел бы заканчивать.
Это всего лишь к нему предисловие.
А вот в соседнем селе закрыли больницу. Стояла в дубраве она на окраине села. Большая кустовая больница. Которую строили долго. Всем кустом хозяйств. На деньги хозяйств, тогда еще не разоренных и не пущенных под нож либерализации. Оставили фельдшерско-акушерский пункт. Вам, мол, мужичье, и этого хватит.
И возникает мысль – сегодня на рассветском косогоре собрались жители нашего поселка, а завтра на «Авроре» (так пруд там большой на въезде в село называется) будут собираться бывшие жители этого села. А почему бы и нет?
Да ну, мне возразили – село большое!
При таких темпах либеральных реформ, отвечаю я им, возможно все. Страну грохнули, и хоть бы хны. Тоже страна была большая. Но, как пел Владимир Высоцкий, жираф оказался еще больше. Что и как ломать и крушить, ему было видней. Представьте деятеля типа Бориса Николаевича, чтобы он так же вот, как Шукшин, возле материнского дома катался. Даже подшофе. И так же ревел и стенал. А тут село. Сколько вон их по стране да по краю за годы реформ сдуло?
У меня до сих пор перед глазами стоят руины разобранного в Рубцовске машиностроительного гиганта. Это ведь в дурном сне руины тракторного завода не представишь. А тут из сказки быль сделали. И хоть бы хны!
Так что, глядишь, завтра уже здесь будут люди делать похожие посиделки.
А ловкие поводыри в рыночное счастье без границ и берегов еще устроят фольклорно-этнографический фестиваль. Извлекая пользу. И кое-кто из земляков будет на нем с полными штанами счастья сниматься, а затем выкладывать в интернет свои фотки.
А что до знаменитостей, то присутствовал незримо на этой встрече и мой троюродный брат, генерал.
Недавно, и это после того как мы с ним не виделись пятьдесят лет, разговаривали мы с ним по скайпу.
Первый и теперь последний генерал нашего ушедшего в Лету поселка. Генерал-майор пограничных войск.
Судьба его причудлива, занимательна и в высшей степени любопытна.
Сидели мы с ним за одной партой, вместе школу окончили. И это парнишка, у которого и мысли-то в те годы не было об армии. Знаю я ребят, которые со школьной скамьи думали об офицерской карьере. Но выше комбатов, насколько я знаю, не поднялись. Один вот только, знаю, стал командиром дизельной подводной лодки. Что внушительно. Этот же закончил службу замкомандующего крупнейшего пограничного округа. Охранял Родину он на восточных ее рубежах: в Средней Азии, в непростом, беспокойном регионе, в том числе на Памире. Помните, чем была китайская граница тогда для нас? Или граница с Афганистаном? Теперь вот в биографии его – обустройство такой неожиданной и такой как китайская граница, продолжительной российско-казахстанской от Астрахани до Барнаула.
И возникает вопрос. Жили. Строили. Защищали.
А итоги, и не вина ведь в этом простых людей, – ровненькое место.
Объяснить это можно.
Тем более что в наш век что угодно можно объяснить.
Вот мой брат-генерал границу защищал.
Тоже глухая боль лезет в сердце.
Зачем труды, заботы, бессонные ночи на том же Памире, когда сегодня граница под Челябинском.
И снова я возвращаюсь к Пикету, туда, где отголосил и отгремел всеми переливчатыми красками и звуками очередной праздник. А у меня туда посмотреть есть свой расчет. В тех местах по приезде из Тамбовской губернии мои прадеды и деды жили. В одном селе с матерью Шукшина, у которой девичья фамилия Попова, жила моя прабабушка, тоже фамилией Попова. А в деревне, сами знаете, каждый второй по чьей-то линии кому-то да родня. А наш родственник бухгалтер сростинской МТС рекомендацию Шукшину, знаете, в какую партию, нет, не в «Единую Россию», давал? И вспоминаю заветные шукшинские слова:
«Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание – не отдавай всего этого за понюх табаку.
Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».
И они меня, эти слова, отлитые в тяжелые чувства души, нет, не утешают, но все же дают мне возможность легче дышать. И в чем-то обнадеживают.
А это уже немало.
А еще вспоминается мне картина, выставленная в витрине художественного музея, под названием «Земляки». Где собрал автор ее всех до кучи знаменитостей, так или иначе имеющих отношение к нашему краю, где на заднем плане сидит не слишком узнаваемый космонавт Титов, а на первом – надо же, среди шутников, артистов-юмористов, театральных светил коробила меня своей улыбкой яркой, как фотовспышка, Раиса Максимовна.
И лезет мне настырно в голову рассказ Шукшина «Чужие». Хочу я от него отмахнуться. А вот не получается.
Владимир БРОВКИН
г. Барнаул
