1Всякий мнит себя стратегом…
Время неумолимо, и среди живых все меньше не только участников Сталинградской битвы, но и ее невольных свидетелей – бывших детей военного Сталинграда. Все чаще о Сталинграде говорят и пишут уже те, кто пришел в этот мир после войны. Само по себе это неизбежно. Пусть говорят и пусть пишут. Но всегда ли новые интерпретаторы сталинградской истории обладают необходимым знанием этой истории? Всегда ли они достаточно тактичны, когда касаются спорных исторических моментов, кои для живых сталинградцев остаются по-прежнему болезненными? Всегда ли, наконец, элементарно добросовестны в своих поисках и умозаключениях?
В августе 2002 г. на телевизионном экране появилась миловидная дама (С.А.Аргасцева, заместитель директора музея-панорамы «Сталинградская битва») и сообщила о сделанном ею историческом открытии: оказывается, все беды, а стало быть, и жертвы гражданского населения военного Сталинграда проистекали из запрета Сталина на эвакуацию населения. При этом она сослалась на некие архивные документы, кои телезрителям предъявлены не были, а для пущей убедительности процитировала приписанную Сталину фразу: «Пустых городов солдаты не защищают» (а разве это не так?). Вскоре музейно-панорамное открытие прозвучало вторично, уже в документальном телефильме, снятом режиссером Татианой Донской и показанном по телевидению к 60-летию Сталинградской победы.
Три года назад, накануне 60-летия Победы в Великой Отечественной, соблазнившись броской афишей, я пришел в Центральный дом журналиста на концерт ВИА «Сталинград». Концерту предшествовало выступление руководителя ВИА, изложившего собственный взгляд на Сталинградскую битву. Даты, имена и события этой битвы он путал безбожно, однако вышеуказанное псевдоисторическое умозаключение о необходимости переложить ответственность за трагедию гражданского населения Сталинграда с плечей Гитлера на плечи Сталина поддержал безоговорочно. Накануне 65-й годовщины Сталинградской победы (в конце января с.г.) меня попросили встретиться со студентами МГИРЭА(ТУ). Встреча была организована военной кафедрой указанного вуза. Аудитория была заполнена до отказа. Интерес молодых людей к сталинградской теме был неподдельным. Но прозвучал вопрос о «черном дне» Сталинграда (именно в этот день, 23 августа 1942 г., фашистская авиация уничтожила город, а вместе с ним и десятки тысяч его жителей и находившихся в нем беженцев). За указанным вопросом последовала громкая реплика: «Но могло ли быть иначе, если Сталин запретил эвакуацию!» И если вопрос принадлежал одному из студентов, то автором реплики был подполковник, преподаватель военной кафедры.
А это означает, что за пятилетие запущенная в Волгограде музейно-панорамная утка овладела умами уже и части офицеров нынешней Российской армии.
Но обратимся к действительно историческому исследованию.
Сталинградская энциклопедия Татьяны Павловой
Воспоминаний (принадлежащих по большей части известным военачальникам), как и художественных (и псевдохудожественных) произведений, о Сталинграде написано множество. Но тема судьбы мирного населения города и переполнявших его в июле-августе 1942 г. «иногородних» оставалась долгое время практически запретной. Почему так получилось? Первым этой темы коснулся (но только коснулся) бывший первый секретарь Сталинградского обкома и горкома ВКП(б), председатель Городского комитета обороны А.С.Чуянов. По горячим следам, то есть еще во время войны, под его редакцией вышла документальная книжонка «Зверства немецко-фашистских захватчиков в районах Сталинградской области». Но при Хрущёве, как сталинский выдвиженец, Чуянов попал в опалу, а затем тем же Хрущёвым Сталинград был переименован в Волгоград. И продолжая спорить об этом переименовании, как его сторонники, так и противники до сих пор не могут взять в толк, что дело не в переименовании как таковом, а в том, что главным результатом хрущевского переименования явилась высочайшая индульгенция волгоградским властям на пренебрежение к подвигу и трагедии гражданского населения Сталинграда – кому нужна память о населении города, которого больше нет? Связь времен была разорвана, война в понимании волгоградских чиновников перестала быть народной, а между защитниками Сталинграда и населением был поставлен незримый барьер: первые сражались и побеждали (а погибать им как бы положено – война как-никак), вторые лишь страдали и погибали (война, однако). Победа осталась незыблемой, но де-факто она перестала быть одна на всех. И Сталин остался, но как бы отделился и от армии, и от народа, а его решения стало возможным трактовать по Хрущёву, сбежавшему в «черный день» Сталинграда из погибающего города за Волгу и лишь чудом избежавшего потом сталинского наказания.
Но есть Женщины в русских селеньях! Есть они, как оказалось, и в Волгограде. Для того чтобы написать 593-страничную монографию, Татьяне Павловой пришлось «перелопатить» 4490 отечественных и зарубежных документов, воспоминаний очевидцев событий, более ранних публикаций и прочих первоисточников. Результат работы теперь, как говорится, налицо. Причем всерьез и надолго.
Что говорят собранные Павловой документы о сталинском запрете на эвакуацию?
Да не было никакого запрета. Не существовало в природе. В чем легко убедиться, открыв монографию Павловой на стр. 580, где приводится Постановление Сталинградского облисполкома от 19 сентября 1942 г., подготовленное по указанию заместителя Председателя СНК СССР А.Н.Косыгина от 11 сентября 1942 г., «О размещении эвакуированного из Сталинграда населения». Согласно этому постановлению, из Сталинградского Заволжья (Средняя Ахтуба, Владимировка, Верхний Баскунчак, Эльтон, Ленинск) в Свердловскую область было направлено 53700 человек. В Челябинскую – 63500. В Алтайский край – 10000. В Омскую область – 5000. В Саратовскую – 2500. В Горьковскую – 7000. В Кировскую – 5000. В Удмуртскую АССР – 5000. В Куйбышевскую область – 5000. В Чкаловскую – 2500. В Новосибирскую – 5000. Итого: 164200 человек. Кто-нибудь готов поверить, что столько народу в условиях ожесточенных боевых действий можно было переправить из города на левый берег Волги при категорическом запрете Верховного Главнокомандующего на эвакуацию? И с точки зрения фактологии после ознакомления с этим перечнем г-же Аргасцевой ничего более не остается, как принести публично свои извинения за дезинформацию несведущих телезрителей.
Но не все так просто.
В главе «2.2. Подготовка Сталинграда к обороне, борьба с эвакуационными настроениями и частичная эвакуация материальных ресурсов и населения в условиях военного положения» Павлова написала: «В ночь на 20 июля в обком ВКП(б) А.С.Чуянову позвонил И.В.Сталин. Он потребовал немедленно возвратить в Сталинград командование СТВО (Сталинградского военного округа. – Б.О.), покончить с паническими и эвакуационными настроениями и жестко заявил, что Сталинград не будет сдан врагу (выделено мной. – Б.О.)». Может быть, именно это дает право г-же Аргасцевой говорить о запрете Сталина на эвакуацию? Действительно может дать, если служительница музея-панорамы представляет себе эвакуацию как туристическую поездку: подъехали сверкающие стеклами автобусы, погрузили багаж, счастливые отъезжающие заняли свои кресла, провожающие помахали ручками вслед…
Но в Сталинграде все было не так. С каждым днем учащались ночные налеты немецких бомбардировщиков на город и коммуникации. Речные суда и железнодорожные составы уничтожались уже на подходе к городу. Предвестниками еще большей беды накатывали волны беженцев, уходивших от наступающего врага к Волге, где они, естественно, останавливались и, значит, накапливались на правом, сталинградском, берегу. Переполнялись ранеными военные госпитали и городские больницы. Нарастали трудности с продовольствием и медикаментами. Возрастал управленческий хаос. И не было автобусов со сверкающими стеклами, а были в лучшем случае кое-какие полуторки да речные суденышки, кои обезумевшие от страха и безысходности люди, стремясь побыстрее оказаться на левом берегу Волги, брали нередко штурмом, сметая и милицию, и городских ополченцев, пытавшихся навести порядок на переправах. Но, забравшись на какую-нибудь баржу и отправившись вроде бы в плавание, нетерпеливые тут же становились мишенью для фашистских летчиков. И росла паника – главный союзник врага в любом воюющем лагере. Кто же в таких условиях был способен благополучно покинуть казавшийся обреченным город? А лишь те, в чьих руках полуторки и суденышки находились. А в чьих руках они находились?
И из Сталинграда начался беспорядочный исход, лучше сказать бегство, прежде всего руководителей разного рода и уровня (военных, партийных, гражданских, хозяйственных) вместе с семьями. Вот и командование СТВО «слиняло» – было на чем и куда. А несколько позже «наш дорогой Никита Сергеевич» сбежал – несмотря на сталинский запрет и клятву защитников Сталинграда «За Волгой для нас земли нет». Но бегство – это не эвакуация, а капитуляция перед врагом.
Тогдашний Сталинград вовсе не состоял из спальных районов, населенных чиновниками и музейными работниками. А состоял он из рабочих поселков и предприятий, кои практически все работали на оборону города. Вот и кирпичные заводы в Разгуляевке (№4 и №5), в рабочем поселке которых вместе с матерью и старшим братом я тогда обитал, выпускали летом 1942 г. не кирпичи, а взрывчатку (что, кстати, отмечает и Павлова). Мог ли Сталин позволить этим предприятиям остановить работу? Разумеется, нет. Не эвакуацию мирного населения он запрещал (она шла ежедневно и еженощно), а требовал от Чуянова более организованной частичной эвакуации. Во имя победы над врагом и минимизации жертв среди того же населения. А потому и пытался своим ночным звонком пресечь панику в среде сталинградских руководителей и вселить в население веру в победу над врагом. Так ведь и пресек, и вселил.
Но есть и более тонкий, хотя и не менее важный вопрос, не ответив на который нельзя понять, почему речь могла идти лишь о частичной эвакуации. Вопрос прост: как произвести сепарацию населения на «отъезжающих» и «провожающих»? Мой отец был городским ополченцем и с конца июля 1942 г. появлялся дома на несколько часов лишь раз в 3–4 дня. И не он один жил тогда подобной жизнью. Многие из тех, кто не был в ополчении, сутками не выходили с предприятий. Дома же их ждали свои жены, дети и старики. Кого эвакуировать первыми: работников оборонных предприятий или их семьи? Вместе или врозь? Столь мучительный вопрос не мог решить даже товарищ Сталин, ибо в каждой отдельно взятой семье он решался по-своему. Неужели это не понятно? По большей части члены сталинградских семей вовсе не спешили расставаться друг с другом (а сейчас бы спешили?), а значит, вполне добровольно оставались в городе. К тому же, также по большей части, сталинградцы действительно верили, что немцев в Сталинград не пустят, и были полны решимости помогать сражающейся армии чем могли... Наивно? Недальновидно? Глупо, наконец? Возможно. Но не хочет ли г-жа Аргасцева сказать, что верить в победу над врагом глупо? Если же хочет, ей надо сменить место работы.
Дом ИТР (инженерно-технических работников), в котором мы жили (два этажа, три подъезда, 24 квартиры), в «черный день» Сталинграда уцелел, но в последующие дни в значительной степени опустел: многие семьи перебрались в одноэтажную Разгуляевку (частную застройку), жители которой прятались от немецких бомб в близлежащем овраге. Оставшихся на полуторке и трехтонке попытались эвакуировать в Астраханскую область. Обе машины на выезде из города были уничтожены немецкими самолетами. Тех, кто не погиб при взрывах, добивали из пулеметов (в те дни в степи немецкие летчики преследовали пулеметным огнем всякую движущуюся цель). Мы трое тогда не поехали, ибо ждали отца (хотя его к тому времени уже не было в живых, чего мы еще не знали). По неведению и остались живы. А в начале сентября 1942 г. оказались на оккупированной немцами территории. Но это уже несколько другая история.
Мать моя умерла в 1989 г., брат – в 2006-м. О запрете на эвакуацию гражданского населения из воюющего Сталинграда ни от матери, ни от брата я не слышал ни разу.
Город бессчетного числа погибших героев
От Центральной пристани Волгограда до Чёрного Яра сотни полторы километров вниз по Волге. В 80-х и до середины 90-х гг. я нередко приезжал сюда с байдаркой, и, если заходила речь о Сталинграде, местные старожилы, бывшие во время войны, как и я, мальчишками, говорили, что в августе 1942 г. волжская вода здесь была красной от крови. Сколько же их, этих никому ныне не интересных «гражданских», ушли ко дну от фашистских бомб на волжских переправах? Сколько было расстреляно с воздуха и раздавлено гусеницами немецких танков в степи на подходе к городу? Сколько погибло под бомбами в «черный день» Сталинграда и последующие дни? Сколько было погребено заживо в щелях и подвалах под обломками разрушенных зданий? Сколько скончалось от ран, не получив своевременной медицинской помощи? Сколько было расстреляно и повешено на оккупированной немцами территории? Сколько умерло от болезней, голода и холода суровой зимой 1942-43 гг.? Кто пытался их сосчитать? И кто посмеет утверждать, что «гражданские» были всего лишь сторонними наблюдателями военных событий! Да почитайте хотя бы воззвания ГКО – во всех этих воззваниях все сталинградцы рассматриваются как участники обороны. Да полистайте хотя бы «Сталинградский дневник» Чуянова или книгу Людмилы Овчинниковой «Передовая начиналась в цехе». В цехе выпускали военную продукцию и из цеха отстреливались, а дети, пробираясь под пулями, приносили воинам-работягам какие-никакие обеды. До того как советские войска перешли в наступление, то есть в самое тяжелое для города время, поле Сталинградской битвы было единым и для солдат, и для остававшихся в зоне боевых действий «гражданских». Такого слияния воюющей армии и народа не было нигде в мире. Этим бы гордиться надо. Но нынешние волгоградские власти предпочитают об этом помалкивать. Боятся, как бы рассеянные ныне по России остатние «дети» военного Сталинграда, коим ныне от 66 до 80 с гаком, чего бы от властей не попросили.
А сталинградские матери? Скульптор Вучетич в своей всемирно известной композиции на Мамаевом кургане изобразил Родину-мать разгневанной женщиной с поднятым над головой мечом. Но это не более чем художественный образ. Не материнское это дело размахивать мечом, даже во время войны. Детей надо было спасать. Нередко израненных и все как один напуганных и голодных. И ведь спасали! И разве это не подвиг?
Кому же понадобилось спустя столько лет в мирное время разъединять народ?
В 1993 г. я попытался оценить число жертв «черного дня» Сталинграда (см. журнал Президиума РАН «Энергия: экономика, техника, экология», 3’93, статья «Герника, Сталинград, Дрезден, Хиросима…»). Никаких архивных материалов в моем распоряжении не было, и в своих оценках я опирался лишь на физические величины (сброшенное на Сталинград количество взрывчатки, зоны поражения отдельных бомб, коэффициенты перекрытия и пр.), а также на известные жертвы Хиросимы (80 тыс. убитых и 120 тыс. раненых и пропавших без вести). Результаты я получил ужасающие. Оказалось, что жертвы Сталинграда, возможно, существенно превышали жертвы Хиросимы. Когда я понял, что использованная мною методика сколь-либо точного результата дать не способна, мне пришлось задуматься над другим вопросом: почему волгоградские гуманитарии (а помимо музея-панорамы «Сталинградская битва» в миллионном городе есть и целый ряд университетов, и местная пресса, и телевидение) не обнародовали до сих пор своих сколь-либо обоснованных оценок жертв гражданского населения в «черный день» Сталинграда и за период Сталинградской битвы в целом? Тем более что в наше время, при наличии компьютеров и возможности заглянуть в архивы, произвести такие расчеты и оценить их ошибку не так уж и сложно.
Вывод напрашивается один: не велели. А велели все жертвы валить на Сталина. И до сих пор валят.
Нужны доказательства? Пожалуйста.
Вопрос о жертвах гражданского населения в своей книге Татьяна Павлова рассматривает в главе «2.3. Гражданское население Сталинграда в условиях массированной бомбардировки города и осадного положения». И приходит к выводам, достаточно близким к тем, к которым я пришел в указанной выше публикации. Но главное не в этом, а в том, что после выхода в свет книги Павловой сама Павлова была уволена с работы.
Полагаю, что большего признания ее книга и не могла получить.
Борис ОСАДИН
Монография Татьяны Павловой «Засекреченная трагедия: гражданское население в Сталинградской битве» была издана в Волгограде (Волгоградский государственный педагогический университет, изд-во «Перемена») тиражом 300 экз. в конце 2005 г. Но до Москвы числом в несколько экземпляров книга добралась только сейчас.
