2В «Независимой газете» за 09.11.07 г. опубликована статья академика РАН, директора ИНИОН РАН Юрия Пивоварова под странным названием «Непреодоленная революция. Заметки историка по поводу юбилея». В этой работе автор пытается заменить при исследовании истории России формационный подход цивилизационным. При этом он фальсифицирует оба подхода, подгоняя их под либерально-консервативное клише, предающее анафеме всякую действительную революцию вообще и пролетарскую революцию в особенности. Это делается под вывеской «Анализа Русской революции».
Цивилизованность страны и народа Пивоваров отождествляет с классовым историческим примирением жертв и палачей, победителей и побежденных, беря в пример монументальную (скульптурную) пропаганду в Англии и Франции. Он разделяет взгляды либеральных идеологов исторического примирения, синтеза докоммунистического и коммунистического в образе «новой демократической России».
В основе этой концепции лежит анализ структуры Русской революции. Автор делит ее на три типа: 1. Эмансипационная революция послепетровской европеизированной субкультуры (первая четверть XIX века – февраль–март 1917 г.). 2. Общинная революция второй послепетровской субкультуры – традиционалистской, почвенной, старомосковской (весна 1917–1922 гг.). 3. Большевистская революция (с октября 1917 г.), соединившая обе субкультуры. Автор полагает, что Русская революция (1860–1930 гг.) была двойной комбинацией трех революций: с одной стороны, это 1905 год, Февраль и Октябрь 1917 г. (как нас учили в школе), а с другой – эмансипационная, общинная и большевистская революции.
Нетрудно заметить, что в структуре Русской революции автор смешал формационный и цивилизационный подходы, нарушая элементарную логику: «Большевистская революция» у него присутствует сразу в двух сторонах структуры, а авторами революции автор считает не народы, классы, партии и их вождей (т.е. политическую элиту), как это было всегда в истории социума, а субкультуру (т.е. ментальность массовых участников освободительного движения, даже «эпоху» и «период»). Вторичные признаки общественных движений автор выдает за первичные и главные (т.е. цивилизационный подход у него заменяет формационный). Ситуацию конца XX – начала XXI веков он опрокидывает в прошлое историческое время, в котором классы стоят во главе эпохи, а не эпоха определяет их место в социуме. Налицо грубое искажение подлинно научного подхода к оценке движущих сил исторического процесса.
«Русская революция, – пишет Пивоваров, – это не 1917 год с его двумя революциями: Февральской и Октябрьской, это и не 1905–1907 годы плюс 1917 год. Русская революция – это историческая эпоха между примерно 1860 и 1930 годами. Это 70 лет, жизнь человека, жизнь поколения. Она началась реформами Александра II и закончилась победой Сталина и сталинистов во внутрипартийной борьбе, сворачиванием НЭПа и коллективизацией. Русская Революция – это период между отменой Крепостного порядка (права) и установлением Второго крепостного порядка (права) большевиков (ВКП(б)».
В такой интерпретации Русская революция отождествляется с аграрной революцией и мифической советской контрреволюцией, т.е. с ликвидацией и реставрацией крепостного права. В этой характеристике нет исторической правды, нет места действительному формационному и цивилизационному подходам к анализу истории России. На самом деле период с 1860 по 1930 годы, выделяемые автором, включал разнохарактерные социальные процессы. С 1860 по 1917 гг. шел процесс ликвидации крепостного права и монопольного господства помещиков. Объективно это было буржуазно-демократическое движение крестьянства против самодержавия, помещиков и крепостничества. Борьба европеизированной и азиатской («традиционалистской») субкультур внутри крестьянства была отражением антипомещичьей, прогрессивной, буржуазной, а также консервативной, архаической сторон жизни общины. Эта борьба расчищала путь буржуазному раскрестьяниванию, т.е. выделению наемного труда и капитала в деревне.
Аграрные процессы 1917–1922 гг. носили совершенно иной характер. Они происходили в исторической обстановке поиска форм союза рабочего класса и крестьянства в чрезвычайных условиях Гражданской войны против помещиков, отечественной и зарубежной империалистической буржуазии. Община разлагалась и до Столыпинской реформы, но особенно в обстановке аграрной революции в период Гражданской войны. Община постоянно колебалась между революцией и контрреволюцией. Пролетарской власти с помощью комбедов удалось выделить из общины бедняков и середняков, опереться на них в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией. Уже к концу Гражданской войны от общины как формы антипомещичьей крестьянской организации ничего не осталось. Деревня стала мелкокрестьянской и полупролетарской. «Коммунистические традиции» общины крестьян едва теплились в культурологическом надломе крестьянского самосознания и не играли какой-либо существенной политической роли. Община как организация крестьянского самоуправления перестала практически существовать уже в 20-е годы. Захват помещичьих и монастырских земель, разорение хуторян стали органической частью индивидуального, а не общинного хозяйства. Поэтому говорить об «Общинной революции», якобы приведшей к передаче земель общине, не приходится, за редчайшим исключением, обнаруженном в «медвежьих уголках» России. Замечание автора статьи о столкновении «Эмансипационной» и «Общинной» революций, их смешивании, диффундировании носит вполне умозрительный характер. Спекулятивным является и рассуждение автора о восстании «первобытного коммунизма» общины против «русских европейцев», европеизации и модернизации России. На деле «бунт» ценностей, моделей социальной психологии и социального поведения общинников против России отражал не идеи «первобытного коммунизма», а идеи национально-освободительной борьбы против российского колониализма, нередко возглавляемой местными буржуазными националистами.
«Общинную революцию» на примере аграрных беспорядков 1916-1917 гг. автор пытается осудить с морально-этических позиций. При активном участии солдат-фронтовиков происходило разграбление земель хуторян, их имущества. Это было спровоцировано уничтожением Временным буржуазным правительством жандармско-полицейского аппарата, державшего в «ежовых рукавицах» крестьянскую общину. В результате империя рухнула. Разгоревшуюся классовую борьбу крестьянства против помещиков и сельских богатеев, против аппарата правительства автор по-либеральному осуждает за «погромы» и «беспорядки». Тем самым он фактически встал на позиции защитников господствовавшего правопорядка, делая это под флагом «справедливости, честности, исторической достоверности».
Еще большей фальсификации подвергся большевизм. Основными чертами большевизма автор, вслед за Г.В.Плехановым и П.Струве, считает: 1. Упрощенчество, т.е. культурную и политическую элементарность. 2. Насилие в качестве универсального и единственного способа решения всех вопросов. 3. Идеократию наряду с идеологической беспринципностью и всеядностью, свидетельствующими о смешении элементарности со сложностью содержания. 4. Спекулятивность, т.е. ставку на низменное, на слабости, на больное и наболевшее. 5. Культурное «черносотенство»(?!). 6. Умение соединить волостную передельную энергию с универсалистской и современной духом европеизированной субкультурой. 7. «Народность» большевистской революции.
Попробуем разобраться в этом нагромождении «стихийного, экономического или бытового большевизма» П.Струве и его верного последователя, автора статьи. Автор целиком воспринял критику большевизма, данную П.Струве. Итак, первое. Большевизму свойственно упрощение. Неслучайно, пишет автор, Г.В.Плеханов назвал Ленина гением упрощенчества. На деле большевизм, как революционное течение российской и международной социал-демократии XX века воспринял величайшие и самые сложные идеи английской политэкономии, французского утопического социализма и немецкого марксизма. Это в области высокой теории. В то же время большевизм сумел применить идеи марксизма к своеобразным условиям отсталой, крестьянской, многонациональной, полупролетарской России, обеспечить широкое распространение этих идей, используя язык широчайших народных масс, «язык улицы», лозунгов, призывов и т.п. На деле в большевизме нашло отражение всемирное богатство политической культуры в области теории и практики. «Упрощенчество» и «всеядность», представленные Ю.Пивоваровым как отрицательные черты большевистской идеологии, на деле были самыми сильными сторонами политической теории и практики, революционной стратегии и тактики.
Обвинение большевизма в спекулятивности, т.е. в ставке на низменное, на слабости человека или социальной общности, на больное и наболевшее, не выдерживает элементарной критики. «Эксплуатация всего этого, – пишет Пивоваров, – и есть ленинизм-троцкизм-сталинизм (большевизм)». На деле главное в большевизме – это ставка на народные интересы (да, больные, наболевшие, выстраданные), на их учет, на способы их удовлетворения. Это не слабость, а сила большевизма.
Обвинение Пивоваровым, вслед за П.Струве, большевизма в спекулятивной эксплуатации народных бедствий покоится на презрительном отношении к трудящимся массам. Диктатуру пролетариата, признанную даже либералом П.Струве, автор именует «всероссийско-интернациональной чернью». «Это и есть, – пишет Пивоваров, – большевизм торжествующий и победный». Следует поздравить все научное сообщество России XXI века с возвращением взглядов недобитой аристократии помещиков-крепостников, видевших в «простонародье» чернь (хама!) не только в России, но и за рубежом. Даже либералы России XX века, от имени которых выступает российский академик, в своей основной массе не позволяли себе презрительного отношения к народу. Новоявленные «новые русские» в академических мантиях извлекли из сундуков пронафталиненные позументы, чтобы покрасоваться в одеждах «восстановителей исторической справедливости и правды».
Какие же черты «народа-черни» в изложении П.Струве привлекли внимание автора? Это: 1. Философия лени. 2. Коллективизм. 3. Себялюбие (эгоцентризм). 4. Глубокое онтологическое безразличие ко всему, что не касалось лично каждого конкретного человека, т.е. общественная пассивность. 5. Фундаментальное презрение «простонародья» (антикультурного, антиевропейского, азиатского) к «высокой культуре» образованного меньшинства. «Обидно? Но разве это не так? Все это Струве точно подметил. И точно определил: в соединении с диктатурой... это и есть большевизм торжествующий и победный», – пишет автор. Он заключает, что «не будь этот народ таким, каким он был, никакие ленинцы, зиновьевы и троцкие, сталины здесь не победили бы».
Как же автор оценивает народ? Это, по его мнению, малообразованное и малокультурное большинство. Автор призывает «перестать жалеть так называемый «народ», перестать обвинять интеллигенцию, бюрократию, царя, буржуазию и церковь в бедствиях народных. Такой народ сам виноват в своих злоключениях. В этих выводах бездна исторического недомыслия и презрения к народу. Во-первых, вся действительно высокая культура России имела народные корни. Малообразованность народов России была, конечно, значительным препятствием для его приобщения к высокой культуре, которая, однако, была всего лишь ангажированием народной культуры. Во-вторых, автор не учитывает, что историческая ответственность всегда лежит на политически активном населении страны. А это всегда были представители господствующих сословий и классов, ибо народ в России был оторван от политики. Заслуга большевиков как раз состоит в том, что через образование, обучение, воспитание, организацию и сплочение, через приобщение рабочих и крестьян к достижениям мировой науки и культуры народные массы вторглись в политику и взяли на себя историческую ответственность за преобразование страны. Большевизм победил не благодаря некультурности и необразованности трудящихся масс, эксплуатации и использовании этих черт народа, а вопреки этому. Вот почему социалистическое строительство встретилось с огромными трудностями. Большевики поставили перед рабочим классом историческую задачу образовать, окультурить, приобщить к общественной деятельности, воспитать и перевоспитать в коммунистическом духе трудящиеся массы. И они достигли этой цели. Вот почему сейчас, во время 15-летнего господства бюрократического и олигархического капитала, в России растет и углубляется пропасть между социалистическим менталитетом народа и буржуазной ментальностью «новых русских», между остатками социалистического гражданского общества и олигархическим государством, постоянно жалующимся на «отсутствие гражданского общества», т.е. на отсутствие буржуазного по типу гражданского общества.
Большевизм и «простонародье» нашли друг друга не в «фундаментальном презрении к культуре вообще и «высокой культуре», в частности, как пишет Пивоваров, а в борьбе за социальную и политическую свободу и справедливость, в стихийном стремлении к знанию, свету, к выходу из беспросветной нужды и тьмы, на которые его обрекали царизм, помещики и капиталисты.
Пивоваров без всякой критики воспринял «черносотенную» версию большевизма, выдвинутую П.Струве в эпоху революции 1905–1907 гг. и развитую в публичной лекции, прочитанной в ноябре 1919 г. в Ростове-на-Дону. Струве назвал большевизм и некоторые фракции неонародников «черносотенным социализмом». Далее Пивоваров с умилением пишет, что «при этом Струве тонко подметил: большевизм – это «азиатский марксизм», законченная форма народничества, аккумулировавшая в себе все антикультурные и антиевропейские энергии и комплексы последнего». «Сущность и белого и красного черносотенства, – пишет Струве, – заключается в том, что образованное (культурное) меньшинство народа противополагалось народу как враждебная сила, которая была, есть и должна быть культурно чужда ему. Подобно тому, как марксизм есть учение о классовой борьбе в обществе, черносотенство... есть своего рода учение о борьбе культурной».
Эту абракадабру либерального мыслителя «развивает» Пивоваров. И в том же ключе: «Опираясь на эту мысль Струве, – пишет Пивоваров, – скажем: большевизм был «черносотенным марксизмом». Он соединил в себе классовую и культурную борьбу. В культурной борьбе большевизм «пил яд ненависти эксплуатируемой традиционалистской субкультуры к субкультуре европеизированной. Напившись сам, он залил этим ядовитым напитком всю страну. Только одно замечание: для всех эту ядовитую жидкость перегнали в аппарате, сделанном инженерами европеизированной субкультуры и по рецептам спецов этой субкультуры. Другая метафора: большевизм – это «черносотенец, стоящий у любимого Лениным конвейера Форда».
Во всех этих утверждениях П.Струве – либерала и ренегата марксизма, а также почтенного академика – нет ни грана исторической правды. Оба они исказили подлинную природу большевизма, народничества и черносотенства. Отождествление П.Струве большевизма с «черносотенным социализмом», «азиатским марксизмом» и законченной формой народничества, а Пивоваровым – с «черносотенным марксизмом» ничего общего с научной постановкой вопроса о сущности и исторической роли большевизма не имеют.
Большевизм (марксизм-ленинизм) есть марксизм эпохи империализма и пролетарских революций. Об этом подробно писал И.В.Сталин, которого Пивоваров предает обычной «либерально-демократической» анафеме. Но об этом же неоднократно писали лидеры большевизма и международного рабочего и коммунистического движений. Большевизм есть марксистское, пролетарское политическое течение, ставящее целью рабочего класса доведение буржуазно-демократической революции до конца, вести за собой демократическое крестьянство вопреки измене либерализма. Противостоявшие им меньшевики были оппортунистическим мелкобуржуазным политическим течением в рабочем движении, приспособлявшим тактику рабочего класса к либерализму. Большевики довели буржуазно-демократическую революцию до победоносной социалистической революции, а меньшевики остались в обозе буржуазно-помещичьего либерализма и в годы Гражданской войны – белогвардейщины.
В области теории большевизм есть интернациональный марксизм, впитавший в себя политические и культурные особенности европейской, американской и азиатской частей социума. Он не был ни «азиатским», ни «европейским» марксизмом, а был российской разновидностью международного марксизма как единого интернационального учения революционного пролетариата (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 22. С. 279–280). Большевизм есть единство интернационального марксизма и международного движения широких пролетарских масс, основанного на руководстве сознательным пролетариатом крестьянством, на союзе с революционной частью интеллигенции, т.е. с представителями высокой культуры и образования.
Большевизм возник в 1903 г. на самой прочной базе марксизма. Правильность этой революционной теории доказал всемирный опыт XIX века, опыт блужданий, шатаний, ошибок и разочарований революционной мысли в России 40–90 гг. XIX века. «...Передовая мысль в России, писал В.И.Ленин, под гнетом невиданно дикого и реакционного царизма, жадно искала правильной революционной теории, следя с удивительным усердием и тщательностью за всяким и каждым последним словом Европы и Америки в этой области. Марксизм, как единственно правильную революционную теорию, Россия поистине выстрадала полувековой историей неслыханных мук и жертв, невиданного революционного героизма, невероятной энергии и беззаветности исканий, обучения, испытания на практике, разочарований, проверки, сопоставления опыта Европы. Благодаря вынужденной царизмом эмигрантщине, революционная Россия обладала во второй половине 19 века таким богатством интернациональных связей, такой превосходной осведомленностью насчет всемирных форм и теорий революционного движения, как ни одна страна в мире». (В.И.Ленин. ПСС, т. 41. C. 7–8).
«С другой стороны, – продолжает В.И.Ленин, – возникший на этой гранитной теоретической базе большевизм проделал пятнадцатилетнюю (1903–1917) практическую историю, которая по богатству опыта не имеет себе равных в свете. Ибо ни в одной стране за эти пятнадцать лет не было пережито даже приблизительно так много в смысле революционного опыта, быстроты и разнообразия смены различных форм движения, легального и нелегального, мирного и бурного, подпольного и открытого, кружкового и массового, парламентского и террористического. Ни в одной стране не было сконцентрировано на таком коротком промежутке времени такого богатства форм, оттенков, методов борьбы всех классов современного общества, притом борьбы, которая, в силу отсталости страны и тяжести гнета царизма, особенно быстро созревала, особенно жадно и успешно усваивала себе соответствующее «последнее слово» американского и европейского политического опыта». (В.И.Ленин. ПСС, т. 41. С. 8).
А теперь сравните это определение большевизма, данное его главным создателем, с жалким лепетом юродствующего либерала П.Струве и его единомышленника Ю.Пивоварова. Поистине либерализм окончательно выродился. Тем громче и пафоснее он заявляет о себе через «культурологические» выверты, ничего общего к науке не имеющие. В либерально-пивоваровской трактовке большевизм есть черносотенство в культурной борьбе. А каково в действительности соотношение большевизма и черносотенства? Что такое черносотенство? Черносотенство есть борьба субкультур? Так ли это?
Большевизм – это непобедимая всемирная пролетарская революция, которая одна в состоянии спасти гибнущую культуру и человечество под гнетом феодализма, капитализма и империализма (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 37. С. 64). Большевики понимали, что возможны случаи поражения Советской власти. Но и в этом случае большевистская тактика не теряла исторической значимости, ибо она уже принесла громадную пользу социализму и непобедимой мировой революции. Несмотря на временное поражение мировой социалистической системы и развал СССР, большевистская тактика по-прежнему питает всемирную революцию, постоянно зовущую человечество к социальному и духовному освобождению (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 37. С. 305). Несмотря на все колебания, на отчаянные поражения, на неслыханный и невероятный «русский хаос», социум неуклонно идет к Советской власти, с силой все сметающего с пути потока десятков миллионов пролетариев всего мира (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 37. С. 514). В результате ход всемирной революции ускорился. В ее водоворот вновь вовлекается большинство социума (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 45. С. 175). И хотя современная буржуазия все еще сильнее всемирного большевизма, революционного пролетариата, в состоянии еще осудить на муки и на смерть десятки миллионов людей, посредством войн, остановить мировой революционный процесс, полную победу революционного пролетариата она не может (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 43. С. 177). Так обстоит дело с сущностью и историческим значением большевизма.
А что же с черносотенством? С ним П.Струве и Пивоваров окончательно оскандалились. Они отождествили черносотенство с борьбой двух вышеуказанных субкультур. А что было на самом деле? Черносотенство – это партии, движения, идеология, политика и мораль господствующих классов России 19–20 вв. Черносотенцы как партии поддерживали правительство. Они стояли за самодержавную монархию, за полицейскую власть, за сохранение всей помещичьей земли. Это были: партия монархистов, союз русского народа, партия правового порядка, торгово-промышленная партия, союз семнадцатого октября, партия мирного обновления. Черносотенцы – прямые враги народа, защитники правительства, погромщиков и военно-полевых судов. Они придерживались обеих послепетровских субкультур (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 14. С. 109). В черносотенстве различали две стороны: 1. азиатско-дикую, допотопно-варварскую; 2. европейско-капиталистическую, прикрытую средневековыми пристройками и разбавленную подкупами. В политической практике черносотенцев самой активной была первая сторона, связанная с погромами, убийствами, поджогами и прочее (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 12. С. 10).
Черносотенцы защищали царское правительство, стояли за помещиков, чиновников, власть полиции, военно-полевые суды и погромы. Они добивались сохранения старого самодержавия, бесправия народа, полного господства над ним помещиков, чиновников и полиции. Они отбирали у народа волю и власть, отдавали волю и власть царскому правительству, оставляя народу платежи податей, работу на богатых, отсидку в кутузке. Черносотенцы защищали интересы помещиков-крепостников, занимали антикрестьянскую позицию. Следствием их политики встала угроза окончательного разорения и одичание народа от военно-полевых судов и погромов (см. В.И.Ленин. ПСС, т. 14. С. 133–134).
Каково было отношение большевиков к черносотенцам? Они объявили черной сотне войну. Военная борьба с черносотенцами рассматривалась большевиками как прекрасное военное действие, дающее и учение солдат революционной армии, боевое крещение им, и громадная польза для революции. «Отряды революционной армии, писал В.И.Ленин, должны тотчас же изучить, кто, где и как составляет черные сотни, а затем не ограничиваться одной проповедью (это полезно, но этого одного мало), а выступать и вооруженной силой, избивая черносотенцев, добивая их, взрывая их штаб-квартиры и т.д.» (В.И.Ленин. ПСС, т. 11. С. 343). Из этого ясно, что большевизм и черносотенство – это классовые, политические и духовные враги. А как же быть с либеральной формулировкой Пивоварова, что большевизм есть «черносотенный марксизм»? Пивоваров попытался отождествить революционное (большевистское) и контрреволюционное (черносотенное) насилие, террор, вооруженную борьбу. Он противник всякого насилия. Однако давно замечено, что насилие есть повивальная бабка истории и никакими либеральными потугами его не остановить.
Общий вывод, принадлежащий российскому мессии А.Солженицыну и поддержанный Пивоваровым, звучит так: русский XX век стал результатом проигранной революции. Поражение потерпели все: народ, интеллигенция, священство, элиты и пр. «К сожалению, – пишет Пивоваров, – русское общество не хочет этого понимать. Оно заслоняется от исторического дефолта «победой в войне», «космосом», «индустриализацией», «второй великой державой» и т.п.». Доказательством справедливости этого утверждения Пивоваров считает наличие «антропологической катастрофы», вызванной якобы установлением Советской власти, которую он характеризует как античеловеческую, немилосердную и губительную для собственного народа. Сталинские репрессии, являвшиеся продолжением Гражданской войны накануне гитлеровской агрессии и в значительной степени освободившие тыл от коллаборационистов, заслонили в глазах либерала великие достижения советской власти. В заключении статьи Пивоваров сетует, что ему горько и страшно от сознания непреодоленности причин большевистской революции и неизбежности ее продолжения. Это единственное прозрение либерала, свидетельствующее об элементарной трезвости в оценке политических событий начала XXI века. Действительно, большевистская революция продолжается. Нет сомнения в том, что она сбросит олигархическо-бюрократический режим современной России. С учетом опыта ошибок и достижений Советской власти страна вновь обретет второе дыхание движения к коммунизму. Либерал с горечью выдал истинную альтернативу сегодняшней России. Школьный и политический «заднескамеечник» в академической мантии в полной растерянности воспроизвел тайну мировой революции XXI века. И на том спасибо.
В.Ф. БОРЗУНОВ, профессор кафедры
«Политология и социальные технологии» МГУПС (МИИТ)
