1
8 февраля исполняется 175 лет со дня рождения великого русского ученого Дмитрия Ивановича Менделеева.
Конечно, главное и общеизвестное его достижение – это открытие периодического закона химических элементов. Теперь таблицу Менделеева понимает или хотя бы о ней знает каждый выпускник школы и воспринимает как нечто само собой разумеющееся. А ведь открытие Менделеева было не только гениально, но поистине фантастично: в 1869 году многие химические элементы, необходимые для установление закономерностей, были просто неизвестны.
«Главный предмет моих научных занятий – это физическая химия», – писал Менделеев. Однако круг занятий был чрезвычайно широк. Менделеев — автор фундаментальных исследований по химии, химической технологии, физике, метрологии, воздухоплаванию, метеорологии, сельскому хозяйству, экономике, народному просвещению и других работ, тесно связанных с потребностями развития производительных сил России. Автор первого оригинального отечественного учебника в этой области «Органическая химия».
Помимо этого, Менделеев любил живопись и прекрасно в ней разбирался. Дмитрий Иванович дружил с художниками И.Е.Репиным, И.Н.Крамским, И.И.Шишкиным, критиком В.В.Стасовым, у него на менделеевских «средах» бывали Г.Г.Мясоедов, Н.А.Ярошенко, А.И.Куинджи, про картину которого «Ночь на Днепре» Менделеев написал статью.
Широта интересов и уровень достижений поистине соответствуют гениям эпохи Возрождения. Однако образ жизни и мыслей великого ученого были таковы, что в представлении значительной части интеллигенции того времени он казался простоватым и мужиковатым чудаком, а то и опасным консерватором. Собственно, по политическим убеждениям Менделеев и был консерватором и монархистом. Но отнюдь не махровым мракобесом, которым его пытались представить недоброжелатели. Характерно, что в 1890 году он покинул Петербургский университет из-за конфликта с министром просвещения, который во время студенческих волнений отказался принять от Менделеева петицию студентов.
В 1880 году Дмитрий Менделеев не был избран действительным членом Петербургской академии наук. Вместо него академиком стал не совершавший великих открытий и не знавший русского языка швед Баклунд, а затем Ф.Ф.Бейльштейн – автор справочника по органической химии. И в те времена не всем влиятельным силам в России нравились такие, например, откровения Менделеева: «Любовь к Отечеству, или патриотизм, как, вероятно, небезызвестно читателям, некоторые из современных крайних индивидуалистов уже стараются представить в худом виде, говоря, что ее пора заменить совокупностью общей любви ко всему человечеству... Такое, очевидно, недомысленное учение приписывает патриотизму многие худые явления общественности...»
Это слова из «Заветных мыслей» Д.И. Менделеева – книги, вышедшей в 1905 году. Менделеев умер 2 февраля 1907 года.
---------------------
В прошлом году в издательстве «Эксмо» вышла большая книга, в которой опубликованы труды Менделеева «К познанию России», «Заветные мысли», «Заметки о народном просвещении», а также воспоминания о великом ученом его родных, друзей и учеников.
Фрагменты воспоминаний Н.Я.Капустиной-Губкиной о Дмитрии Ивановиче публикуются сегодня в «Отечественных записках».
Н.Я.Капустина-Губкина
Гений вблизи
Когда стала поспевать земляника, мы забрались раз на луг на Стрелицах, где по оврагам была густая высокая трава, напали на крупную спелую ягоду, наелись сами и набрали ягод для больших и вернулись домой, с гордостью подали крупные ягоды Дмитрию Ивановичу. Мы думали, что нас похвалят за усердие, а нам от него попало за то, что мы помяли траву, собирая ягоды на лугах. Тут только я поняла, как все серьезно в сельском хозяйстве.
...Раз во время обеда пошел сильный дождь. Дмитрий Иванович увидел в окно и вдруг оживленно крикнул нам: «Дети! Бежим закрывать суслоны. Рожь намочит».
Дмитрий Иванович руководил нами и бегал так же, как и мы, быстро и весело. Как сейчас вижу его красивое оживленное лицо, намокшую шляпу и куртку и веселые движения.
...По праздникам я ходила иногда в гости к Дмитрию Ивановичу на его квартиру в университете. Мне нравились огромные комнаты казенной квартиры в нижнем этаже, полукруглые, большие, как ворота, окна, выходившие в университетский сад, широкий темный коридор, весь заставленный учеными сочинениями Дмитрия Ивановича, где связанными пачками виднелись все больше «Основы химии», тогда еще небольшого формата. Скромная обстановка комнат, полосатая, серая с красным, тиковая мебель казалась какой-то мелкой в огромных комнатах.
Но самое интересное и таинственное для меня во всей квартире Дмитрия Ивановича был его кабинет-лаборатория, тоже с большими полукруглыми окнами, вся заставленная шкафами и полками с книгами, с лесом высоких стеклянных и низких, прямых и изогнутых трубок и трубочек, колб, реторт, пробирок, высоких банок, со многими горлышками и разноцветными жидкостями, плита под стеклянным колпаком, газовые рожки, железные подставки, весы, три винта, проволочные сетки...
...Сам Дмитрий Иванович, серьезный и важный, в своей серой широкой куртке или стоял и писал за высокой конторкой, стоявшей у газового рожка посреди комнаты, или сидел в углу дивана, обитого также серым с коричневым тиком, и читал или также писал.
Лето 1868 года мы провели в Гатчине, старшая сестра моя вышла замуж, Дмитрий Иванович приезжал на свадьбу, был посаженым отцом у сестры, привез ей подарки и был на свадьбе очень весел и мил...
----------------
С весны 1869 г. Дмитрий Иванович, зная, что средства матери невелики, стал приглашать ее на лето оставлять квартиру и переезжать к нему в казенную квартиру в университете, а нас, младших детей, он брал к себе на лето в именье...
...В вагоне, когда не спал – он любил отсыпаться дорогой, – Дмитрий Иванович был разговорчив с соседями и всегда затевал какие-нибудь интересные беседы. Кто его знал, знает его увлекающую живую манеру говорить обо всем, о всяких мелочах, его вибрирующий голос, то высокий, то низкий, его оригинальные сравнения и веские определения одним словом сути, – и потому обыкновенно около наших мест всегда бывала у него целая аудитория слушателей: тут и мужик в сермяге, и купец в поддевке, и дьячок, и студент, и монахиня, и барышня средней руки, и поп в старенькой выгоревшей рясе.
Дмитрий Иванович любил ездить в деревне сломя голову, в этом тоже сказывалась его чисто русская черта. В 1869 г. я нашла в Боблове на месте старого дадьяновского деревянного дома новый каменный дом, с деревянным верхом, в красивом, чуть ли не голландском стиле, с высокой железной крышей, с балконами, бельведером и галереей. Наверху Дмитрий Иванович жил сам со своими книгами, приборами и инструментами, а внизу в шести комнатах помещались его семья, няни и гувернантки (впоследствии) и гости – родные.
…В 1872 г. я кончила курс в гимназии и пришла сказать об этом Дмитрию Ивановичу.
Он поздравил меня и стал спрашивать, что я намерена делать после гимназии.
«Я хочу рисовать, – сказала я неуверенно.– И хотела бы учиться дальше. Я ничего не знаю».
«Вот видишь, то рисовать хочешь, то учиться, – сказал он протяжно и быстро прибавил: – Чему учиться?»
«Я люблю... науки. Я бы все хотела знать».
Дмитрий Иванович рассмеялся:
«Все хотела знать... Науки любит... Разобраться тебе надо в себе, матушка, что ты любишь и чего хочешь. Всему учиться сразу нельзя. Надо что-нибудь одно делать. Разобраться надо...»
«Я бы хотела быть развитой, дяденька».
Дмитрий Иванович усмехнулся: «Развитой? Беды!.. Да вот столяр развитой».
Лицо мое выразило величайшее недоумение: «Столяр?! Развитой?!»
«Да, матушка, столяр развитой человек, потому что он знает вполне свое дело, до корня. Он и во всяком другом деле поэтому поймет суть и будет знать, что надо делать».
А я думала тогда, что развитой человек тот, кто Милля и Спенсера понимает.
Дмитрий Иванович точно читал в душе у меня: «Он, матушка, и Милля поймет лучше, чем ты, если захочет, потому что у него есть основа... Ну, ступай... Подожди. Постой. Вот еще что тебе скажу. Самолюбива не будь, если хочешь дело делать. Самолюбивый человек все будет вертеться на своем «я» и не пойдет вперед, а не самолюбивый будет прогрессировать быстро, потому что не будет обижаться, а мотать все замечания себе на ус...»
-------------------
...Теперь перехожу к воспоминаниям о жизни Дмитрия Ивановича в дни моей молодости, которая вся прошла вблизи него. Летом я гостила у него в деревне, в Боблове, весной мы жили в университете с ним, когда семья его уезжала в деревню. Зимой я часто бывала у него на вечерах, которые он устраивал для молодежи, и по средам, когда у него собирались ученые и художники. В этот же период произошла и важная перемена в его жизни: его женитьба во второй раз. Но прежде я хочу коснуться общей характеристики Дмитрия Ивановича: его наружности, характера и образа жизни...
...Наружность его известна многим по его портретам.
Самое характерное в нем было: грива длинных пушистых волос вокруг высокого белого лба, очень выразительного и подвижного, и ясные синие проникновенные глаза. Студенты, слушавшие его, рассказывали, что когда приходили на экзамен, то Дмитрий Иванович прежде всего внимательно и остро окидывал их взглядом, точно в душу заглядывал, и потом уже начинал спрашивать. При этом отметки он ставил не за знание на память, а за то, понимает ли, и за способности, как он сам говорил.
Одежде и так называемым приличиям в том, что надеть, он не придавал никакого значения во всю свою жизнь.
В день обручения его старшего сына ему сказали, что надо непременно надеть фрак.
«Коли фрак надо, наденем», – сказал он добродушно и надел фрак на серые домашние брюки.
----------------
Кто мало знал Дмитрия Ивановича и судил поверхностно, считал характер его невыносимо тяжелым. Он не любил противоречий, это правда, и не любил, чтобы перебивали речь, потому что перебивалась нить его мысли. Как очень нервный человек, он легко раздражался и кричал даже, но и раздражение, и крик этот больше всего были похожи на береговой ветер у моря, который только сверху рябит морскую поверхность, а в глубине море остается тихо, ясно и спокойно.
Иногда случалось, что бывавшие у него по делу служившие или работавшие у него выскакивали от него из кабинета, как мячики и точно ошпаренные, так им попадало. Дмитрий Иванович не любил неуверенности, необдуманности, торопыжничества в работе и как сам строго относился к своей работе, так требовал и от других. От лаборантов на своих лекциях он требовал чистоты работы и точности при опытах. На его лекциях, когда он читал их на Высших женских курсах, мне было всегда интересно видеть, как по мере его чтения опыты, постепенно подготовлявшиеся лаборантом, выходили как по волшебству. Он говорил, например: «Может и кислород гореть в водороде». Оборачивался – и кислород горит. Трудный опыт происходил блистательно у кудесника-лаборанта, которому, конечно, для такого волшебства приходилось много трудиться и проходить строгую школу у своего профессора.
Раз при мне один из лаборантов принес к Дмитрию Ивановичу на просмотр свою написанную работу, в которой сделал какие-то ошибки.
Дмитрий Иванович распек его жестоко, так что тот весь раскраснелся, но когда хотел уходить, то Дмитрий Иванович сказал ему мирным тоном и самым добродушным голосом: «Куда же вы, батюшка? Сыграемте же партию в шахматы».
Но всегда все работавшие под руководством Дмитрия Ивановича, несмотря на его окрики и резкости иногда, любили его потому именно, что это не была злоба мелкой натуры, а нервность и впечатлительность большого ума, который сам-то все так быстро и широко схватывал и только потому искал сотрудников, что на все у него не хватало времени и возможности.
---------------
Во время так нашумевшего забаллотирования Дмитрия Ивановича в нашу Академию наук говорили, что немецкая партия Академии его не выбрала именно из-за его беспокойного для них, энергичного характера.
Здесь будет кстати сказать, что Дмитрий Иванович относился всегда с большим сочувствием к так называемому женскому вопросу: к женскому высшему образованию и труду и доказывал это на деле. Еще в конце 60-х годов он читал лекции по химии на первых Высших женских курсах на Владимирской и устроил первую химическую лабораторию для практических занятий слушательниц у князя Кочубея.
В его университетской лаборатории работали Е.К.Гутковская и Гроссман.
В Палате мер и весов у него работали на штатных местах несколько женщин с высшим и средним образованием, и он очень ценил их работоспособность. Нечего и говорить о том, как сильно и глубоко любил Дмитрий Иванович свою семью, своих детей. Он говорил часто: «Чем бы и как бы серьезно я ни был занят, но я всегда радуюсь, когда кто-нибудь из них войдет ко мне».
Он говорил также: «Много я в моей жизни испытал, но лучшего счастья не знаю, как видеть около себя своих детей».
Но Дмитрий Иванович всегда любил и чужих детей всех возрастов. Дети служащих и сторожей в Палате мер и весов всегда бежали к нему, как только видели его во дворе; они знали, что у него найдется для них и ласка, и гостинцы в кармане: яблоки или конфеты. Каждое Рождество в продолжение многих лет Дмитрий Иванович на свой счет устраивал для детей служащих сторожей и рабочих в Палате мер и весов красивую елку с игрушками всем детям.
К служащим в доме его, гувернанткам и прислуге, он тоже относился заботливо и сердечно. Они все долгими годами жили у него. Он всегда принимал к сердцу и невзгоды, и радости их.
Несколько лет назад как-то при мне Дмитрий Иванович пришел к обеду и сказал жене: «А у нас семейная радость. Михайла (его слуга) женится». Он вообще любил больше семейных служащих и семейным в Палате мер и весов прибавлял по нескольку рублей жалованья.
Некоторые считали Дмитрия Ивановича скуповатым, но он не был ни скуп, ни жаден, он только понимал цену деньгам, был бережлив и в некоторых случаях даже расчетлив. Он с детства видел, как бились его мать и отец с маленькими средствами, как работала мать для добывания денег для семьи, и, конечно, заработав все своим трудом, понимал и ценил труд и деньги; но ни у него, ни в семье их не было никогда скопидомства и грошовых расчетов. Покупать вещи, книги, картины, рисунки, посуду, одежду, – все это он любил хорошее, первосортное, но терпеть не мог ни в чем так называемого мещанства и буржуазного вкуса.
------------
Очень характерной чертой Дмитрия Ивановича во все время, как я его знала, было то, что он не любил, когда при нем про кого-нибудь говорили дурно, и всегда прекращал этот разговор. Он не любил еще, чтобы его благодарили, и убегал от выражений благодарности или кричал на благодарившего: «Да перестань... Глупости это все... И что там благодарить. Глупости, глупости».
После обеда, для отдыха, Дмитрий Иванович любил читать или ему читали вслух романы с приключениями, особенно из жизни краснокожих индейцев, а также уголовные романы, из которых всех выше он ставил Рокамболя. «Терпеть не могу этих психологических анализов, – говорил он. – То ли дело, когда в Пампасах индейцы скальпы снимают с белых, следы отыскивают, стреляют без промаха... Интерес есть... Или Рокамболь... Думаешь, он убит... А он, глядишь, воскреснет, и опять новые приключения... Фантазия какая богатая»... Любил он также Жюля Верна, которого перечитывал много раз.
Но, конечно, как человек пытливый и не узкий специалист-ученый, он читал и Шекспира, которого высоко ставил, и Шиллера, и Гёте, и Гюго, и Байрона, и наших всех классиков, начиная с Жуковского и Пушкина. Из иностранных поэтов он более всех любил Байрона, и особенно «Тьму», которую иногда перечитывал, а из русских – Майкова, Тютчева. Вероятно, эти два спокойные созерцательные поэта отвечали часто его настроению. У Майкова он более всего любил и перечитывал иногда «Три смерти», а у Тютчева любимым его стихотворением было «Silentium».
На выставках картин Дмитрий Иванович очень любил бывать и посещал почти все.
Он любил картины и изобразительное искусство, понимал живопись и ценил ее...
...У Дмитрия Ивановича было еще одно любимое занятие для отдыха – это клеить. Клеил он очень хорошо, чисто и аккуратно. Он наклеивал собранные им коллекции фотографий и гравюр с русских и известных иностранных картин на листы бристольского картона или толстой бумаги, клеил футляры для альбомов и брошюр, коробки, шкатулки, маленькие дорожные ящики, которые он заказывал из фанерок, потом обклеивал сам кожей, и выходили очень прочные ящики. В 1902–1903 гг. перед снятием катаракты, когда Дмитрий Иванович очень плохо видел и одно время не различал даже фигурок на игральных картах, он клеил на ощупь, оклеивал коробки и футляры материей, и работа выходила очень чистая, лучше, чем бы у другого зрячего.
Книги и портреты гениальных людей – вот все, что украшало и наполняло эту большую заставленную комнату. Когда приходившие смотрели на портреты всех человеческих гениев, собранных Дмитрием Ивановичем, то ясно бросалось в глаза, кого из них он больше любил и ценил.
Так жил Дмитрий Иванович, без малейших буржуазных привычек. Только в гостиной и в столовой у семьи была красивая резная и стильная мебель, но и то вся роскошь состояла главным образом в картинах и эскизах художников.
Не было у него никакой избалованности в привычках, никаких дорогих прихотей: и жил, и умер он в строгой простоте».
Рукопись первого варианта периодической системы. 1869 год.
Группа членов химической секции 1-го съезда русских естествоиспытателей, принявшая решение о создании Русского химического общества. 1868 г. Д.Менделеев стоит второй справа.
