Завалинка

На деревенской завалинке, чудом уцелевшей вместе со стеной от сгоревшей избы бабки Анисьи, которая и сама давно преставилась, сидели двое: дед Фёдор – в старой вылинявшей рубахе и  кургузом картузе, бывший колхозный бригадир и полевод, и дед Евсей – невысокий, щупленький, в стоптанных сапогах, со щетиной седых густых бровей, бывший конюх и плотник бывшего колхоза «Кировец». Оба одиноко живущие. Присели они, как всегда, на свой перекур, расслабить спину, покалякать о жизни. Картошку в этом году, как и в прошлом, в мае бросили в землю, погожие дни удались, заборонили своей сохой-самоделкой, хотя и не без помощи коняги, который один в дни страды «гуляет» по всем немногим оставшимся в деревне домам. И кормят его по очереди.
– Плох наш конек-то стал, остарел, ослаб, из сил выбивается… Кормить особо нечем… А без него что будем делать? Кто подмогнет? Ни тебе колхозов, ни молодых на селе не осталось, – сокрушались двое. – В прошлом годе заезжал председатель Совета, пообещал всем старикам помощь, да, видно, забыл… Ну а молодежь, которая пришлая, где живет, где работает – не понять, по деревне чаще слоняется, пиво да водку пьет. Дров и то напилить не допросишься, а уж что смастерить – тем более, их нынче никто этому не учит.
– Да кто кого нынче учить будет? Век-то неучей, – говорит дед Евсей. – Это нас с тобой с раннего детства приучали сеять, жать, косить, крыши крыть, а позднее – и дома строить… Вона сколько изб тут стояло – целые улицы! И все своею рукой возводили. А сегодня это не надо… Столько фирм, барыг-шарамыг расплодилось! Богатеям строят. Вокруг все земли захапали. А наши-то домушки-развалюшки половину побросали, кое-что дачники скупили, половину так (на дрова) растащили.
Молодежь в загоне, о ней никто не думает, и к рукам ее легко прибирают дилеры, киллеры, филеры, риелторы и прочие… Фу! Язык сломаешь, сколько всякой нечисти на Руси развелось. И все о богатеях-комбинаторах пекутся вместе с Путиным да Медведевым.
– Ну а Путин-то, слыхал, что опять удумал?
– Да слыхал, хоть телик не включай… Какой-то «фронт» открывает, говорит, народный… Опять мозги промывает… Ну какой он народный? Богачи-миллионщики, всякая придворная челядь туда поперла и даже этот… Как его?.. Плотников, который нашим защитником себя выдает… А мы его и в глаза не видели и слыхом не слыхивали. Ну ясно, что это за защитнички. Им бы побольше нашей землицы оттяпать, лесов да полей, рек, а честных людей со света сжить… Для власти народ – не мы, а тот, который ловчее нас грабанет. А мы так… Ноль без палочки.
– Это ты зря… Этот «ноль» им еще покажет… Долго закипает, да вскипит наконец!
Мимо завалинки пробежала встревоженная бабка Зина – третий день ищет она пропавшую козу, и все впустую… Коза у нее чуть ли не главный кормилец в доме. Пока она была, бабка Зина козьим молоком своего больного старика отпаивала, кое-что на рынке сбывала – хоть какая-никакая копеечка к пенсии. А тут беда – не стало Зорьки.
– Не видали, милые? – бросает она на ходу.
– Нет, – хором отвечают старики и строят свое предположение. – Небось местные бомжи словили… А может, собаки куда загнали… Их теперь вон сколько бросают – не счесть! Голодные все. А может, и медведь. Чует зверь людскую беду, совсем обнаглел, к избам подбирается…
– Путин «фронтами» гремит, а у нас тут свой «фронт». Столько напастей понавалилось! Медпункт закрыли, магазина уже 20 лет как нет, школы тоже – от нее сейчас лишь фундамент остался, а ведь в войну в ней госпиталь был. Ее от бомб и разрушений уберегли и после войны сразу открыли. Трудно было, на крапиве да зелени сидели, а ученикам кусочек хлеба с повидлом давали. Это я помню, – говорит дед Фёдор, – сам в шестой тогда пошел.
Хоть почта пока стоит, а то бы за тридевять земель пришлось за пенсией таскаться…
– Ну не хотят знать и видеть там, наверху, нашей жизни. Одно слово, чужие мы им, – поддерживает разговор дед Евсей. – Путин бы пожил тут с нами хоть недельку, тогда бы и не вымышлял «фронты» всякие… У нас-то уже 20 лет тут свой «фронт» проходит, живем, как на войне, с тех пор как Горбач с алкашом Ельциным все ломать задумали…

Высокий, плечистый, загорелый человек в белой кепке притормозил свой велосипед, поздоровался с сидельцами за руку:
– Здорово, мужики? Приезда лавки ждете?
– Да не… Мы так… Вроде ничего покупать не надо, хлеб и крупа еще есть… А ты-то, Лексеич, как живешь-можешь? Фермерство, слыхать, твое лопнуло?
– Да давно уж… Мы с женой его начинали, дети-то все в городе осели. А мы думали: скот заведем, поля засеем кормом, заживем! Ан нет, вышло не по силам. Корма-то одного сколько надо! Да и семена все дорожают. Опять же электроэнергия, солярка все сжирают, ну да сами знаете. Для кормов техника нужна, а на какие шиши ее купишь? И если даже ссуду дадут под небольшой процент, чем отдавать потом, коль сбыта продукции никакого? Мяса, молока люди мало берут. Сами знаете, сколько бедных! Ну а если на барыг да на жуликов горбатиться, сам в накладе будешь… Словом, все бросили. Теперь огород содержим. И всё.
Да, мужики, фермерство у нас провалилось, как и всё, за что там, наверху, берутся, валится. Под это фермерство колхозы и совхозы развалили, ну а людям какие-то бумажки-свидетельства якобы на паи тогда сунули. Но бумага – это еще не земля. Ее-то за большие бабки да еще с колоссальной волокитой оформляют. Все это людям не по силам вышло. Вот и скупили у них паи теневики-менялы-боляре… Агрохолдинги учредили. Эти холдинги стали скупленной землицей спекулировать, втридорога ее перепродавать. Своя же собственность, не колхозная… Рядовым трудягам кислород перекрыли. А теперь и холдингам конец приходит. Их более мощные денежные миллионщики через риелторов банкротят и сами становятся помещиками. А землю в любой оборот пускают, только не для земледелия. Целые дворцы и замки, особняки на них возводят…
У меня свояк в Воронеже живет. Их агрохолдинги там давно обанкротили теневые дельцы. Все обделали и землицы скупили немерено. Такой махинаторский круг, как видно, сверху узаконенный.
– Вот против кого фронты-то надо создавать, – бросает дед Фёдор, – а не против своего же народа.
– Да, фронт тут нужен, мужики. Настоящий, а не эта отвлекаловка… Идей им, видите ли, не хватает, а самых главных, которые под носом, делают вид, что не видят. Вернули бы всё награбленное – вот главная идея. Миллионы гектаров заброшенных сенокосов и пастбищ, посевных площадей, заросших травой, в оборот бы пустить. Вторая идея – необходимые средства селу дать. Сейчас же оно за счет случайных поступлений и подачек еле держится. Это им не известно? К колхозам и совхозам надо возвращаться, иначе стране и селу хана!
Да захоти Путин к народу прислушаться, ему бы столько всяких идей набросали – невпроворот! И без всяких-яких дутых «фронтов».
– Насчет дутых это верно, – включился в беседу дед Евсей. – Я еще мальцом был и помню, как у нас в деревне один мужичок крутился. Огород его лебедой порос, покосилась избенка, а он ни у себя дома, ни в колхозе особых трудов не прилагал. Зато уж поучать всех да разные идеи сыпать был мастак. Ну и обмануть кого или на ширмака выпить тоже был не дурак. И прозывали его Стёпка-вывих. Вот с таким вывихом нынче власть. 42 миллиона гектаров посевных площадей в сорняках у нее под носом гуляет, а она: «Подавайте идеи!» Навалились бы всем своим филькиным фронтом на эти площади и расчистили бы их – хоть одно полезное дело исполнили бы!
– Да, дождешься от них, держи карман шире! Они их все к продаже готовят, не иначе. Сколько же уже разбазарили! И эти туда же уйдут, – заметил дед Фёдор. – Им настоящего дела не понять, они все с головой в бумаги ушли… Вон сколько чиновников наплодили! Целые армии. Всё Советскую власть и Сталина молотят, а там-то чиновников поменьше было, хоть и страна была громаднее нынешней.
А сегодня власти и ихние «едроссы» все чего-то юлят-финтят, пишут, принимают-отменяют, поправки вносят, а Россия сгорает потихоньку. Прошлым летом ее чуть совсем не спалили. И нынче опять горит… Трудяг на улицу выбрасывают. Одни праздники людям впаривают, да сразу по нескольку дней подряд. Юбилеи-мобилеи, Дни города и прочее – лишь бы за них спрятаться. В эти праздники удобно им награбленное-то проматывать. В основном за бугром. Главный мот… Как его?.. Михаил Прохоров. Он сейчас партию возглавил, нашел себе подобных. И уж наверняка в путинский «фронт» с головой залез. Вот так жируют, бесятся, делают вид, что о народе пекутся.
А уж на кладбище зайди… Скоро оно весь наш лес заполонит. А ведь там больше молодых, чем старых. Паленая водка, безнадега, безработица сегодня всех доконают. Мрут самые трудоспособные, с кем же Россию спасать будем? И все потому, что их объегорили – главную надежду, землю, отняли.
Вот врут по телику и всюду, где могут, что крестьян, мол, Советы и коммунисты вырезали. А все наоборот, при них-то к 70-м годам село уже как поднялось! А куда сегодня все делось? Опять к помещикам да барам возвращаемся. Вот ельцинисты-путинисты село-то и вырезали.
– Да у нас, мне известно, 80% территории России занимают деревни, – произнес бывший фермер, – больше половины их уже нет. И сколько еще людей осталось, неведомо. Недавно вот перепись была – и всё молчком. Никто ничего не знает. А повод был хороший: идеи собрать, каждого опросить, что он думает, как живет, в чем нуждается… Да только им этого не нужно.
– Ясно почему, – поддержал дед Фёдор, – выборы же в этом году, и власти нужно себя как можно красивее причесать, на ихний символ, медведя с флагом, лавры надеть… Вот и нужен ихний «фронт», чтобы опять мухлевать.
– Ну это без вопросов… Дураку лишь не ясно.    

Немолодая женщина в поношенной куртке с тяжелым рюкзаком за плечами задержалась у завалинки.
– Вот в город еду, к поезду бегу, ничего не нужно? – спросила она, здороваясь с сидящими.
– Нет. Беги, беги, небось тяжело?
– Я привыкла, вот чуток грибов, огурчиков везу… Не таскалась бы, да крыша протекла, крыльцо обвалилось, дрова кончаются. С одной пенсии не управиться. И за место там, на рынке, дерут, везде нас обдирают, а все же чуть денежек да соберу…
– Ну давай, давай… Крыльцо-то я подправлю, лишь только доски найду, – бросает ей вслед дед Фёдор и добавляет: – Соседка моя. Всю жизнь, сколько помню, на ферме дояркой была. Труд тяжелый, но за него хорошо платили. Теперь вот еле существует. Дети ее далеко, навещают редко, а она к ним не едет. Здесь, говорит, и помирать буду. Родина у человека одна, только одни ее любят, за нее душой болеют, а другие втаптывают в грязь, наживаются на ней.
– Ну все, мужики, покалякали мы тут, душу отвели, пора и дела делать, а у меня их выше крыши, – прощается с ними бывший фермер. – Вот и лавка приехала, надо бы кое-что взять на всякий пожарный, а то вдруг да в следующий раз не приедет.
– Ну пока, бывай, и нам тоже пора, засиделись мы тут и про свои дела забыли, а их у нас тоже немерено!
А.ЗАСИМОВА.
Тверская область.

А.ЗАСИМОВА. Тверская область.