«Афганцы – это был особый случай, они же считали себя героями, они приехали с одного трагического дела сюда. Они не понимали – вроде здесь всё нормально, здесь кормят, поют, войны нет. Ну, через несколько дней они становились такой, знаете, тёмной массой. Уже поникшие, уже не разговаривали, уже стали как все. Первое время они там «да я коммунист», а через несколько дней они были такими, как все. Некоторые не мылись, некоторые вообще себя вели как дома».
На место аварии направили более 340 тысяч военнослужащих из более 210 воинских частей и подразделений. Почти половина из них служили в Чернобыле с апреля по декабрь 1986 года.
«А у меня как каждая минута выпадала – я бежал помыться. Между третьим и четвёртым блоком у нас была в восемь этажей баня, на первых этажах была прачечная, а уже пятый, шестой – там мылись рядовые, седьмой, восьмой – уже офицеры и высшие там дальше. Я работал непосредственно у стены, где саркофаг сам, там же вот секунда – даже ты, может, ещё не подъехал, а тебе уже показывают: «Беги, уезжай». Всё. Ты получил свою дозу. И я старался чаще мыться».
«Когда ты выходишь из душа – тебе уже то не выдают, в чём ты пришёл. Полностью тебя обеспечивают. А некоторые не ходили мыться неделями. А радиация-то накопилась. Радиация не прощает этих ошибок. Пойдёт такое, что ох. У некоторых на лице кости было видно. Это безалаберность. Во-первых, там никому ничего не объясняли, в четыре утра встал – на станцию, приехал – упал, опять проснулся. В общем, на пределе человеческих возможностей».
«Народу, конечно, загубили много»
«Во-первых, участвовала, считай, вся страна. Сколько прошло через Чернобыль, никто не знает. Там миллионы. У нас ротация войск была, у нас бригада 26-я, каждый день менялись. Вы представляете, какая была ротация – 4,5 тысячи в бригаде. А сколько было сборных, а сколько было полков, и это всё надо было менять, это был ужас».
«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых. Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец, высокий. У него голова, он забывает, куда идёт. Меня уж председатель спрашивает: «Саш, что с ним делать?» Жалко, жалко молодых ребят, мы-то уже что, ехали – думали, а эти же пацанами были. Многие ушли уже, у меня с Егорьевска, там со всех городов я дружил, ушли уже давно, давно, давно. Только о них память осталась. Вспоминаю, смотрю фотографии, фильмы какие-то с ними были, на Митинском кладбище встречались, сейчас уже там я почти никого и не вижу».
По официальным данным, в ликвидации последствий аварии участвовало более 600 тысяч человек.
Основную часть работ выполнили в 1986–1987 годах.
«Правду же никогда не скажут»
«Насчёт того, что там пили, – пили! Да, и у нас, бывало, выпивали. Была у нас там рядом 25-я украинская бригада, были ремонтные базы, а что им не пить? Они там и пили. Потому что такой командир. Всё зависит от того, в каком ты находишься подразделении. А нам какое пить, когда тут уехал в четыре, приехал – упал, до подушки если дошёл, и всё. Утром вставать опять в четыре, банку консервную на четверых, перекусили, чай попили и вперёд. На станцию. Там не было сказок. Там была война».
«Правду же никогда не скажут. Нам тогда не разрешили фотоаппараты иметь. А сейчас говорят: мы не знаем. Да вы дали бы нам эти фотоаппараты, и мы бы сняли такие снимки! А теперь можно сочинять что хочешь».
«Мы льгот не просили»
«У меня вот сейчас двое, которые последние остались, у меня же их вообще и милиция забирала, ужас творился. Могли в любое время посадить. Невозможно было добиться, чтобы признали, что он ликвидатор, что он инвалид, что у него дозы. Говорили, что «ты льгот хочешь». А мы их не просили, эти льготы, нам государство дало, а потом взяли и отняли. Сейчас-то какие льготы? Всё. У всех отняли всё. Я же, когда в Кремле был, говорил Медведеву. Я сказал: «Мы-то уж всё. А вдовы, помогите им, детям вдов». Ну и что? Ну, добавили на похороны четыре тысячи. И всё».
«Самое главное то, что победа была. Две войны. Как Берлин брали, так и Чернобыль. Работали круглосуточно. Ребята молодцы. Сколько жизней отдали. За несколько месяцев накрыть такое. Ни один народ этого больше не сделает. И даже сейчас, наверное, этого бы не сделали. Если сейчас что-то случится, сейчас уже совсем другая молодёжь, другой народ. Мы не учимся на ошибках».
