Порча

Покушение на классику

Спектакль «Воскресение» по пьесе Алексея Житковского, написанной «по мотивам» «Воскресения» Льва Толстого, поставлен в Самаре, в ТЮЗе Денисом Хуснияровым. Спектакль давно и прочно вписан в репертуар театра, и о нём уже можно говорить, как о стержневом, хозяйски угнездившимся в репертуаре. Постановка вызвала обострённое желание написать не просто рецензию на спектакль, но выйти за сугубо рецензионные рамки, поскольку спектакль поставлен в театре молодёжном, формирующем вкус, мировоззрение нашего будущего – юности и претендует на прорыв в театральном авангарде России. Возникла необходимость обстоятельно проанализировать агрессивно трепыхающуюся в недрах этого спектакля суть театрально безбашенного, издевательского эксперимент-авангарда. Ибо ныне Россия, наша среда обитания – это государство в осаде, когда сотни тысяч бойцов, в том числе и молодёжи, отдают здоровье и жизни за Родину на фронтах СВО. И сам собою возникает после просмотра спектакля вопрос – за какую? Славную в веках, историческую Родину?! Или за ту ёрнически-карикатурную, что мы увидели на сцене ТЮЗа?

Авангардистской инфекцией ныне заражены большинство театральных площадок России. В особо тяжёлой форме она протекает в спектаклях, поставленных «по мотивам» произведений русских классиков. «Драматург» (в кавычках) нередко он же и графоман (без кавычек) берёт за основу произведение классика, высасывает из неё сюжетную суть и затем выдаёт режиссёру для постановки. Последний, припекаемый изнутри центропупизмом и страстью возопить на весь свет о своей неповторимости, конструирует некий премьерный «эксперимент», нередко превращающийся в  дурно пахнущий «экскримент», откуда  выдавлена и суть произведения классика и нравственная концептуальность прославленного, русского психологического театра Станиславского .

Этот процесс, всё агрессивнее терзающий традиционный, психологически-воспитательный русский театр, с болью и гневом акцентировал в нашей беседе художественный руководитель Малого театра  Юрий Мефодьевич Соломин (светлая ему память). Суть беседы, как оказалось, ныне актуальна и болезненна не только для Российской культуры и русского театра: наш диалог кроме Российских СМИ, опубликовали Болгарский Международный альманах «Литературен Свят» и Евразийское информагентство «Берг-Пресс». Вот оценка Юрия Соломина этого авангард-нашествия на театр, нашествия, перерастающего в оккупацию.

Юрий Мефодьевич, Вы отважились в Малом театре ХХI века взять на себя функции иммунной системы русского театра, сражаясь против бацилл чванливого самодурства так называемой, «элитарной» авангардной режиссуры, её невежества и бесстыдства. Ныне этими бациллами во многом заражен наш традиционный театральный великан, над коим измываются, дергаются в сладострастии центропупизма, гадят на его ступни карлики от режиссуры, больные бешенством формы. И всю эту скабрезную вакханалию молча, конфузливо терпит СТД. Вам в нём комфортно?

Юрий Соломин. Я не состою в СТД. Вышел из него давно, хотя и обладатель «Золотой маски». Дали, вероятно, за долголетние заслуги в театре. Я не хочу состоять в организации, где уродуют классиков. Яшу (слугу из «Вишневого сада») режиссёр заставляет «заниматься любовью» на сцене со служанкой Дуняшей. Но этого нет и не могло быть у Чехова! После подобных сцен в то время всю труппу вместе с режиссёром городовой отправил бы принудительно в сумасшедший дом!

Из этих же «экскриментов»: на авансцене публично мочатся, справляют туалетную нужду. Режиссёр выходит на сцену к зрителю нагишом, прикрывшись театральной программкой. Раневская волею режиссёра посажена ни иглу, она наркоманка. Чехов, вероятно, переворачивается в гробу от творящегося: классиков русской драматургии нещадно корёжат со своей «кочки зрения», обезьянничают. Делается всё, даже самое непотребное, чтобы на диком эпатаже затащить зрителя в театр и заработать деньги.

Спектакль Хусниярова «Воскресение» – во многом аналогия сказанному: с некоторыми отклонениями.. Тему эротики в спектакле (смачно эксплуатируемую  нынешней а-ля богомоловской режиссурой) режиссёр осмотрительно оскопил до предела: в сцене соблазнения горничной Катюши-первой ( Александра Баушева) князь Нехлюдов-первый (Пётр Касатьев) лишь срывает платок с её плеч. В дальнейшем зрителю преподносят страсти-мордасти между их постаревшими дубликатами: Катерина- вторая (Вероника Львова) и Нехлюдов-второй ( Алексей Меженный).

В декорационной структуре спектакля, в конвульсивно- припадочной манере игры, которую диктует актёрам режиссёр Хуснияров, трепыхается предельно шокирующая эпилепсия сценической формы.

В начале – именно о ней, о форме. О содержании позже. В спектакле – в декорациях, в игре актёров, от начала до конца пульсирует нечто шизоидное, граничащее с конвульсиями эпилептиков. Самое удручающее – все эти авангард-выгибоны зачастую не имеют никакой связи с сюжетной сутью происходящего действия. Начинается спектакль с длиннейшего и скучнейшего монолога – на пять-шесть минут. Актёр – будущий князь Нехлюдов в спектакле, монотонно и морализаторски бубнит нечто обзорное о предстоящем сценическом действии. Поднимается занавес, и взгляд зрителей упирается в кубически остекленевшую конструкцию – от пола до потолка, своеобразный стекло-лабиринт с полупрозрачными клетками, над которыми пламенеют кресла с прокурором, судьями и присяжными. В стекло-клетках дёргаются, размахивают руками и ногами, декламируют, распевают детские кричалки, беснуются, брякаются на пол всяческие фигуры – как персонажи пьесы, так и не имеющие сюжетно к ней никакого отношения.

Кричалку «Гори-гори ясно, чтобы не погасло» запускают в зрителя развесёлая, беснующаяся орда молодых людей в глубине стеклянных кубов. Текст – из детской игры «Горелки»: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло

«Косой-косой, не ходи босой , а ходи обутый, лапочки закутай! Если будешь ты обут , Волки зайца не найдут . Не найдет тебя медведь. Выходи сюда гореть!»

Эта игровая детская, шаловливая абракадабра вызывает оторопелый вопрос – какое отношение имеют к трагедии каторжанки Катерины и мучительным исканиям правды и справедливости Нехлюдовым «Медведь», «Волки», «косой с закутанными лапочками», которому предстоит «гореть»? Гореть кому?  Косой России?

Великолепные пластические и психологические данные  актрисы Анастасии Вельмискиной (невеста Нехлюдова) эксплуатируются режиссёром Хуснияровым с предельным авангардистским фантазёрством: «Я так вижу». Он «увидел» Мисси – невесту Князя Нехлюдова в черном, армейского покрова галифе, визгливо извергающую в ковульсивно-припадочных дёрганиях двусмысленные масляные идиомы. Маман (мать Мисси – актриса Виктория Максимова) общается с окружающими собеседниками забравшись с ногами в туфлях на торшер-кушетку и выпятив зад к зрителям.

Буйная, воспалённая фантазия режиссёра порождает и некие групповые антраше с поистине сатанинскими функциями. Это карнавальная ватага масок смерти – в чёрных плащах, извивающаяся в кордебалете.

Она же серо-безликая шеренга «мужиков» – шеренга, с тупым, агрессивным напором дебилоидов отторгающая дарение им Нехлюдовым земельных наделов.

Она же лощёная, беломордая когорта чиновников, скопом издевающаяся в игривых антраша  над попытками Нехлюдова облегчить страдания полит-каторжан, прекратить пытки и физические расправы с ними.

Здесь же буйно, изломано дёргается и лупит руками по воздуху под набор фортепианных аккордов дочь Смотрителя, хозяина острога (арт. Сергей Макаров) – пианистка (Елена Боляновская).

Во всём вышеперечисленном бурлит режиссёрская страсть взлететь над русскими театрально-психологическими традициями, с брезгливым отторжением  бывших корифеев и творцов театра: Станиславского, Немировича-Данченко, Товстоногова, Плучека, Эфроса, Евгения Симонова. И в итоге продиктовать зрителю собственное режиссёрское «Я», выпятить себя в сломе и попрании традиционного русского театра а зачастую и здравого смысла с логикой .

Великолепные актёры отличного, психологического театра ТЮЗ – СамАрт диктаторски впряжены в пластически конвульсивный, тесный хомут а-ля «Мейерхольдятины» – театрального авангарда, некогда породившего в русской поэзии дуростих «Дыр бул щил!» и столь же нагло вызывающий в изобразительном искусстве «Чёрный квадрат» Малевича. До прибытия в театр режиссёра Хусниярова репертуар театра с директором Сергеем Филипповичем Соколовым, который, по сути, создавал и пестовал театр, украшали многие великолепные постановки. В частности спектакль режиссёра Сойжин Жамбаловой «Дом, в котором…» вызвал лавину восторженных откликов в соцсетях.

В этом спектакле великолепны и блестящие , сюжетно смысловые  декорации, где властвует гармоничный симбиоз формы и содержания.

Но волею главрежа Хусниярова этот спектакль ныне на задворках , его выпускают на сцену едва ли раз в месяц .  Нежелательный конкурент?

Время от сценической формы «Воскресения» и пьесы перейти к их содержанию. Князь Нехлюдов, некогда совративший горничную Катюшу, будучи присяжным заседателем, приговаривает её вместе с остальными судьями и присяжными к каторге. Но потом, потрясённо узнав в приговорённой ту самую, соблазнённую и брошенную им со ста рублями жертву и их будущего ребёнка, становится жертвой сам – жертвой своего раскаяния, своей Совести. Они же и посылают его безоговорочно вослед каторжанке по этапам в Сибирь, заставляют предложить ей руку и сердце в браке, они короедом точат его душу в попытках защитить невинную, они толкают его в этих попытках к вице-губернатору, к хозяину острога и к дворянскому «паханату» власть имущих чиновников империи. Но везде – издевательские насмешки и отказы. Такова суть романа Льва Толстого «Воскресение». Романа пронизанного душевной болью и состраданием к Родине – состраданием, которое «драматург» А. Житковский трансформировал в издевательские буффонаду и клоунаду.

Здесь есть необходимость вернутся в прошлое – когда и в каких условиях писался этот роман . В семью Толстого вкрадчиво и поначалу смиренно втёрся гибкохребетный агент английской разведки – некий Чертков – порождение той самой «Англичанки, которая вечно гадила» России.  Он был встроен англосаксами в среду обитания русского гения – в семью, в период, когда тот начинал работу над « Воскресением». Встроен с вполне конкретной целью: взорвать, изнутри эту семью, создать в ней отравленную атмосферу, в которой невозможно ваять шедевры типа «Война и мир» и « Анна Каренина». Он же, Чертков, являлся главным редактором и владельцем зарубежного издания «Свободное слово», в котором иезуитски расчётливо выплёскивал на обсуждение Европы (и в обязательном порядке Толстого)  долгожданное для Европы  гниение  всех структур Российской империи».

Чертков без устали, по нарастающей делал своё дело : злостно и изобретательно наушничал супругам друг на друга, впрыскивал яд отторжения во всё, что окружало доверчивого и внушаемого Толстого – крестьянскую общину, семейную любовь и Православие, сатанински заменяя его враждебно чуждыми постулатами Кришнаитства с его «непротивлением Злу насилием». Чертков настойчиво и методично подсовывает Льву Николаевичу «Бхагават-Гиту», «Махабхарату», день за днём внедряет в  Разум Толстого   чужебесие Кришнаитства, в то время, когда Толстой измучен работой над «Воскресением».

Помимо кришнаитства практически еженедельно в память писателя вплёскивалась отравленная лавина информации из Чертковского «Свободного слова» информация, иезуитски отобранная Чертковым из бытия: присяжные города осудили на каторгу невиновного; над политическими каторжанами издеваются, забивают их плетьми до смерти; чиновная элита и судейство Петербурга погрязли в неправедной роскоши, а крестьяне умирают с голода и т.п.

Всё это во многом перетекает в роман «Воскресение».

Что же мы видим в элите исторически, вековечно враждебной  Европы века 19-го,, породившей в ХХ веке в своей среде Гитлера, Муссолини, Геббельса, Франко? Здесь – буйное ликование, восторги, и бесконечные переиздания « Воскресения». Во Франции за 1900 г. роман был переиздан 15 раз. В Германии – 12. В Англии – 8. Сам Чертков переиздавал роман «Воскресения» пять раз. В ХХI веке в конце его первой четверти к вышеперечисленным присоединились сработавший «по мотивам» английского агента Черткова драматург А. Житковский и режиссёр Д. Хуснияров. Присоединились постановкой «Воскресения» на молодёжной сцене в то время, когда эта же враждебная России Европа пытается задушить нас санкциями, поставками оружия на Украину, и готовится к Третьей мировой войне. В русский молодёжный театр волею и вкусами авангардиста Р. Хусниярова вторглась и угнездилась там дёргано-конвульсивная пародия на трёхсотлетнюю Романовскую Русь конца XIX века, на нашу великую историю.

Может быть, этот спектакль досадная, редкая случайность в режиссёрской работе Хусниярова, а эта рецензия – тенденциозный пасквиль? Хусниярову до этого ведь была доверена режиссура двух постановок не где нибудь – в столичном театре им. Маяковского: « Симон» и «Скучная история» (по повести Чехова). Думаю, полезно привести несколько зрительских отзывов в соц. сетях о тех спектаклях.

Вопрос к министру культуры Самарской области, утверждавшей художественным руководителем ТЮЗА СамАрт Д. Хусниярова: что вынесет молодёжь с его спектакля «Воскресение»? Болезненный слом и трансформацию интеллекта великого художника Л. Толстого? Мерзость русской истории времён династии Романовых?!

Всё это русофобски, авангардистски усилил своим «Я так вижу!» главреж юношеского театра Денис Хуснияров. Это ли нужно сейчас от молодёжного театра в период, когда Россия окружена кольцом паталогически русофобских государств, стравивших смертельно два великих славянских народа?

И ещё один вопрос к министру культуры И.Е. Калягиной: Ирина Евгеньевна Вы знаете, что финансовыми деяниями (оскоплением актёрских зарплат) Дениса Хусниярова ныне занимается прокуратура?

Евгений ЧЕБАЛИН,

академик, Действительный член Петровской академии наук и искусств, Лауреат Международных премий «Золотое перо Руси» и «Русский Гофман», член Союза писателей России и Евразийской гильдии писателей OPEN EURASIAN, заслуженный работник культуры

Фото с сайта samart.ru

Другие материалы номера