Они просили защитить народный парк от вырубки застройщиком «Атомстройкомплекс» и поддержать присвоение статуса особо охраняемой природной территории.
В ходе акции экоактивисты озвучили в огромное ухо устные просьбы и требования, а также прикрепили плакаты «Просим ДОМ.РФ поддержать планы жителей по сохранению Березовой Рощи!», «Мутко, услышь Краснолесье, мы требуем ООПТ для Березовой рощи!» и множество других.
Примечательно, что после завершения акции появилась новость о том, что «Атомстройкомплекс» покинул главный пиарщик корпорации Александр Ханин. По мнению защитников Березовой Рощи одной из причин ухода директора по коммуникациям могло стать понимание того, что для «уральского дровосека» Ананьева прибыль стоит намного выше жителей Екатеринбурга и экологии.
Жители Краснолесья надеются, что проведенная акция с огромным ухом позволит донести их просьбы до главы ДОМ.РФ. Они рассчитывают, что Виталий Мутко запретит «Атомстройкомплексу» застройку Березовой Рощи и согласует присвоение народному парку статуса ООПТ.
Напомним, что процесс присвоения статуса ООПТ уже инициирован региональным Минприроды. Но для дальнейших действий необходимо получить согласование распорядителя участка, компании ДОМ.РФ.
На сторону защитников Березовой Рощи в районе Краснолесье Екатеринбурга встали и судебные органы. Прошлой осенью Второй Апелляционный суд Санкт-Петербурга запретил вырубку народного парка, признав его рекреационной зоной. А в марте Седьмой кассационный суд города Челябинска поддержал решение петербургских коллег, поставив точку в затянувшемся судебном споре вокруг статуса Березовой Рощи.
Эвелина БАХТЕЕВА:
«Виновной в смерти мужа считаю власть»
Семья в заложниках у чиновников и бизнеса
В Агаповском районе Челябинской области произошло ЧП, которое, по здравому смыслу и справедливости, должно было бы поднять на ноги не только прокуратуру как надзорный орган, но и власть всех уровней.Но пока возмущены общественность и обычные сердобольные люди. Неизвестные перерыли подъезд к дому нашей семьи, на отшибе поселка. Пока люди пытались найти виноватых и добиться от чиновников восстановления дороги, произошел пожар, в котором погиб мой муж и хозяин дома.
Участок под строительство дома купили в 2017 году. Тогда же был построен дом, участок относился к СНТ, семья прошла через дачную амнистию, получили на свой дом «зеленку» и прописались. Проблемы начались осенью 2020 года.
На момент покупки участка и строительства был съезд в сторону нашего дома, сделанный фирмой, продавшей нам участок, но в 2020 году неизвестные перекопали весь съезд, в связи с чем у нас возникали непреодолимые трудности. Мы с покойным мужем не могли выезжать на своем автомобиле, остались изолированы от всего общества. Когда нам нужно было в магазин, больницу или по личным делам, нам приходилось идти до трассы и потом по трассе еще два километра до Агаповки. Мой покойный муж неоднократно обращался в прокуратуру, а также в администрацию Агаповского района. Но никакой реакции не было.
Трагедия произошла в январе этого года. Дом загорелся. Нам не смогли оказать помощь ни пожарная служба, ни скорая помощь. В результате мой муж умер, было потеряно слишком большое количество времени, чтобы добраться до нас. Виновными в смерти своего супруга считаю органы государственной власти, куда неоднократно обращался мой покойный супруг, но реакции с их стороны не было никакой.
К дому с трассы смогла проехать только одна пожарная машина, еще две стояли у обочины. Скорой пришлось объезжать по степи, чтобы добраться до нас.
Наша семья стала заложником конфликта между администрацией района и фирмой «Подворье», которая продала нам этот участок. Компания строила дома для сирот, которые администрация не хотела оплачивать, после чего строители отсудили деньги, но попали в опалу к районным властям.
После пожара я обращалась во всевозможные инстанции, но пока ответы не просто не удовлетворяют, а возмущают. Выходит, что никто ни в чем не виноват, а мужа мне уже никто не вернет. И мне, похоже, помогать не собираются ни чиновники, ни прокуратура…
На момент продажи участка там был проезд, он был хорошо отсыпан, поднят до уровня трассы, сделана разгонная полоса, все по проекту, – говорит руководитель ООО «Подворье» Жарас Кутояков. – Но почти три года, что Бахтеева жила там и пользовалась им, районные власти не брали его на баланс, хотя это их обязанность.
В администрации Агаповского района заявили: «Съезд к земельному участку осуществляется с областной автомобильной дороги Магнитогорск–Кизильское–Сибай, которая является собственностью Челябинской области. Полномочиями по согласованию съезда с вышеуказанной автомобильной дороги наделено министерство дорожного хозяйства и транспорта Челябинской области». То есть, примитивно умыли руки, мол, а мы тут при чем?
В министерстве дорожного хозяйства и транспорта Челябинской области также развели руками, мол, ведомство не выдавало предписаний или заданий подрядчику перекопать существующую грунтовку, ведущую к трассе. Кто это сделал, «знать не знаем». И вообще, «министерством не осуществлялся прием в эксплуатацию примыкания к данной автомобильной дороге». И министерство знать ничего не знает, кто там что перекопал, зачем… То есть, и министерство, ответственное за дороги в регионе, убеждено, что «их хата с краю».
Эта типичная и совсем не единичная трагическая история является самым наглядным отражением того, как в современной России функционирует вся система муниципальной, региональной и федеральной власти. Как правоохранительные органы оберегают от возмущения и справедливых претензий власть. Чиновникам нет никакого дела до проблем людей. Она реально поражена глухотой к людским бедам и проблемам. В результате народ не просто страдает, а порой эти проблемы заканчиваются самым трагическим образом.
У многих наверняка в памяти жуткая история, произошедшая в Перми. Студентку Веру Пехтелеву мерзавец убивал три с половиной часа. Все это время соседи десятки раз звонили в полицию, а она так и не приехала, пока молодая красивая женщина не погибла. Год правоохранители скрывали и пытались всячески замять это дело. Общественности о нем стало известно только тогда, когда отморозок оказался на скамье подсудимых. Но люди резонно задаются вопросом, почему рядом с ним не сидели те полицейские, которые принимали вызовы о беде и палец о палец не ударили? Мало того, даже когда были обнародованы переговоры соседей с отделом полиции, и это взорвало общественное мнение, «служителей правопорядка» всячески пытаются отмазать.
Виталий Шадрин, врач-анестезиолог
Уйти куда угодно, лишь бы не было конвейера
Уверен, что ситуацию в отрасли не удастся улучшить, пока все подлежит оптимизации, проблемы подготовки кадров не решаются, а административные преграды становятся непреодолимыми.
Почему я думаю, что могу говорить о проблемах этой системы? Я работаю в здравоохранении с 2005 года. Я фельдшер по первому медицинскому образованию и начинал с должности санитара в гинекологическом отделении. Дальше были муниципальные больницы и скорая помощь, где я работал медбратом и фельдшером соответственно. Потом муниципальная больница – в должности врача-анестезиолога-реаниматолога. Кроме того, я успел поработать преподавателем в медицинском колледже и анестезиологом в областных учреждениях. Несколько раз я выезжал в другие регионы, чтобы получить дополнительную практику по специальности и понять, что там происходит.
Будучи фельдшером и медицинским братом, я застал такое явление, как «оптимизация». Суть этого процесса была в том, что сократили специализированные бригады (не стало нейрона-, кардиобригад), а должностные обязанности этих специализированных структур переложили на плечи простых фельдшеров. Это сильно увеличило нагрузку на линейного фельдшера – как количественно, так и качественно, к чему многие не были готовы (они и не могли быть готовы, но об этом позже). В поликлиниках уменьшили время на прием одного пациента, теперь оно составляло смешные 12 минут.
Так называемая «оптимизация» заключалась в уменьшении расходов из бюджета за счет увеличения нагрузки и снижения качества медицинской помощи. В то время мы и так уже сильно ощущали кадровый голод, так как многие не выдерживали нагрузки, а после «оптимизации» ушли даже опытные специалисты. Ушли куда угодно, лишь бы там не было бесконечного конвейера.
Почему многие врачи были не готовы к качественным изменениям нагрузки в процессе «оптимизации»? Мой преподавательский опыт показал, что качество выпускаемых сотрудников сильно хромает. Из-за кадрового голода и малой оплаты одной ставки любому врачу приходится работать на несколько ставок. Время, которое он мог бы потратить на студентов, вытесняется нагрузкой на работе. Врач работает, проходит время – и вот он уже пенсионер и совмещать несколько ставок уже не может. Только тогда он обращает внимание на преподавательскую деятельность как штатную полную занятость. Так получается, что подрастающее поколение врачей учат либо вымотанные бешеной нагрузкой совместители, либо глубокие пенсионеры – по-старому, как их учили когда-то давно.
В итоге мы получаем весьма низкое качество выпускников. Именно поэтому молодые специалисты среднего звена вынуждены учиться непосредственно на рабочем месте. Увеличившаяся нагрузка такой возможности не дает и просто выбила многих из практической медицины, что еще больше усилило кадровый голод.
Сейчас много говорят про неквалифицированных врачей, которые «ничего не знают». На одного участкового терапевта сразу ложится мощная нагрузка, которая не оставляет времени на регулярное самообразование. Это приводит к профессиональному застою. Добавим к этому систему выбора лекарств: закупки препаратов по закону проходят по принципу «кто дешевле предложил». В итоге лечение происходит почти исключительно дженериками, качество которых вызывает вопросы. Мы получаем замкнутый круг, где врач постоянно вынужден лечить дженериками, а возможности получить какую-либо иную информацию о новых препаратах, методах лечения у него почти нет. Врач вынужден лечить тем, что есть. Поликлиническая система деградирует дальше.
В административном звене зачастую процветает кумовство и клановость. Но главной проблемой является невозможность медицинского персонала влиять на своих руководителей. Человек, занимающий административную должность, отрывается от реальности отделения или учреждения, которым руководит. На чем основываются его решения? Хорошо, если он открыт для критики, но чаще это не так. Это в меньшей степени касается администраторов низшего звена, потому что они продолжают вести клиническую деятельность, но чем выше уровень, тем больше руководитель оторван от непосредственных процессов. Я являюсь сейчас свидетелем развала как минимум одного НИИ и одного отделения: они развалились исключительно по причине качества руководства.
Профсоюзы вроде бы должны защищать работников от давления со стороны своих руководителей. Но они не работают, так как являются частью медицинских учреждений, и на них легко оказать давление. В профсоюзах нет юристов, в них те же врачи. Получается, что каждому работнику приходится защищаться самостоятельно, в том числе от руководства. Не все это могут, поэтому врачи и младший персонал беззащитны перед административным произволом. Понимаешь, что ротация руководства – это благо, и хотелось бы иметь возможность ее устраивать.
Вот с такой картинкой мы пришли к пандемии коронавируса. В результате «оптимизации» первичное звено не справляется с огромным количеством обращений: станции скорой помощи, поликлиники и муниципалитеты просто захлебнулись. Зачастую на небольшой город или район работает единственный врач-терапевт, а то, что нам вещают с экранов телевизоров, справедливо только про центральные города России. Они высосали кадры с периферии, еще больше обостряя все эти проблемы.
Мы подходим к важному рубежу. В результате демографической ямы 1990-х нас, медработников, не стало больше. Трудовая миграция до недавнего решала это хоть как-то, но в результате экономического курса России скоро даже иммигрантам будет невыгодно переезжать сюда. Люди пенсионного возраста, доля которых в здравоохранении все больше, уйдут из профессии. Коронавирус все эти проблемы обострил.
Проблем в здравоохранении очень много, а быстрых и дешевых путей их решения нет.
