К 110-летию со дня рождения Народного артиста СССР Г.А. Товстоногова
Основоположник советской литературы М. Горький писал в статье «О социалистическом реализме»: «У нас в стране любовь к человеку должна возникнуть – и возникает – из чувства удивления перед его творческой энергией, из взаимного уважения людей к их безграничной трудовой коллективной силе, создающей социалистические формы жизни». Такой жизненно важной «формой» стал и Большой Драматический Театр, созданный в 1919 году Алексеем Максимовичем Горьким вместе с Александром Александровичем Блоком, а также Марией Федоровной Андреевой, комиссаром театров и зрелищ Союза коммун Северной области. Они нимало поспособствовали, чтобы новому коллективу, заново формировавшемуся известными актерами Ю.М. Юрьевым и Н.Ф. Монаховым, передали здание бывшего Малого театра имени А.С. Суворина на Фонтанке, 65. С тех лет горьковский лозунг «Героическому народу – героический театр!» вдохновлял на высокое творчество не одно поколение режиссеров и актеров БДТ. От А.Н. Лаврентьева, на сцене Оперной студии Консерватории поставившего шиллеровского «Дона Карлоса», когда тот спектакль смотрели уходившие на фронт красногвардейцы, и до возглавившего БДТ в 1956 году Г.А. Товстоногова, чье 110-летие – он родился 28 сентября 1915 года – со дня рождения нынче отмечается.
Сейчас ведь и не поверят, что билеты в БДТ при Товстоногове спрашивали на Невском, за полтора-два километра отсюда, а у театрального входа толпа собиралась едва ли не спозаранку, и какая шла пьеса – по русской ли, по зарубежной ли классике, или современного автора – было не столь важно. С 1992 года театр носит имя Г.А. Товстоногова, свидетельствуя о том бесценном вкладе, что внес он в становление и развитие театрального коллектива. Хотя в 1992 году, когда производилось переименование, власти скорее думали как бы заретушировать имя М. Горького, и это не могло не оставлять неприятный осадок. В ту пору были переименованы и улица Горького в Москве, и питерский проспект Максима Горького, где в доме №23 писатель жил в 1914–1921 годах. Графический профиль писателя удалили с первой страницы воссозданной им «Литературной газеты», с многочисленных динамовских стадионов убрали выразительное горьковское высказывание: «Динамо – это сила в движении». Для Георгия Александровича же, мечтавшего «поставить в театре Горького все пьесы Горького», творчество писателя было всегда непререкаемо величайшим и неисчерпаемым.
Прежние художественные руководители тоже работали над горьковскими пьесами. Например, «Врагов» ставил А.Н. Лаврентьев в 1929 году, а в 1948-м – Н.С. Рашевская; А.Д. Дикий поставил «Мещан» (1937), Б.А. Бабочкин – «Дачников» (1938), Л.С. Рудник – «На дне» (1944). Но они занимали пост главного режиссера недолго, а Товстоногов проработал здесь тридцать три года и создал фактически свой, «товстоноговский» театр. К драматургии М. Горького режиссер впервые обратился в 1944 году, выпустив со студентами Тбилисского театрального института имени Ш. Руставели спектакль «Мещане». Пройдет много-много лет, и Георгий Александрович, уже Народный артист СССР, лауреат Сталинских и Ленинской премий, доктор искусствоведения, профессор, заведующий кафедрой режиссуры в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии имени Н.К.Черкасова, вновь поставит «Мещан», а еще и «Варваров», и «Дачников», и «На дне». А тогда начинающего режиссера Русского драматического театра имени А.С. Грибоедова в Тбилиси, окончившего лишь недавно Институт театрального искусства (ГИТИС) имени А.В. Луначарского, творчество М. Горького привлекло органичным соединением романтики и реализма, проникновением в глубины человеческой психологии, воспроизведением жизни во всей ее многогранной полноте. Ему, учившемуся в ГИТИСе у А.Д. Попова и А.М. Лобанова, видных советских режиссеров, очень хотелось, чтобы – как и у них – новый спектакль становился важным событием и художественным и общественным.
Об этом Георгий Александрович, по обыкновению горячо, взволнованно, убедительно говорил на заседании «круглого стола» в редакции ленинградской комсомольской газеты «Смена», которую мне, литсотруднику отдела пропаганды и науки, и заведующему отделом Владлену Ивановичу Кузину довелось провести в 1961 году и готовить для публикации отчет. То была не совсем обычная встреча. В редакцию мы позвали молодых рабочих – членов бригады коммунистического труда с их наставницей Зинаидой Николаевной Немцовой, дочерью члена большевистской партии с 1897 года Николая Михайловича Немцова («товарища Макара»), выросшей в Тобольске, куда его сослали за участие в революционной деятельности. Знакомство с ней Товстоногова стало важным и потому, что в БДТ шел вызывавший жаркие споры спектакль «Пять вечеров» Александра Володина, кого мы тоже пригласили, а там, в его пьесе, затрагивалась, пусть и краем, тема «репрессий», и Георгий Александрович, реагируя на эти споры, уточнял, корректировал некоторые сцены. «Круглый стол» тот получился интересным, можно сказать, захватывающим – и по взволнованному обсуждению своевременных проблем, и по драматизму воспоминаний, ибо Немцова сама прошла через лагеря, а у Георгия Александровича репрессировали отца, в 1956 году реабилитированного.
Дискуссионный тон задал Володин, вступивший в партию на фронте, став популярным после пьесы «Фабричная девчонка», которую поставили в сотнях театров страны. Он подчеркивал веру в победу воевавших с фашистами, несмотря на, как он говорил, «губительность преследования людей в довоенные годы и после войны, зачастую неизвестно почему». Но Зинаида Николаевна возразила: «А кто был организатором доносов и подметных писем в высокие инстанции? Бывшие белогвардейцы, жандармы, домовладельцы, хозяева пивных лавок и их отпрыски, хитростью пробравшиеся к власти, особенно в Москве и Ленинграде!» Более мягкий Георгий Александрович заговорил о традициях и наследии В.И. Ленина: «В справедливом обществе, в согласии с ленинскими заветами, неизбежно станут сочетаться «идея социализма и сочувствие трудящимся», – сказал он. – Искусство же, раз оно «принадлежит народу», «должно объединять чувство, мысль и волю» людей, «поднимать их», «пробуждать в них» художников и развивать их». И ведь об этом ставил он в 1957 году в Ленинградском Театре драмы имени А.С. Пушкина и «Оптимистическую трагедию» Вс. Вишневского с Юрием Толубеевым в роли Вожака, за что они удостоены были Ленинской премии. Постановку эту Товстоногов повторит позже в Национальном театре Чехословакии (Прага) и в Будапештском театре имени Ш. Петефи Венгерской Народной Республики…
Листаю стенограмму, просматриваю старые журналистские блокноты, желая передать знакомые черты облика Георгия Александровича. И не вяжутся они как-то с теми, что пытаются приписать ему иные театроведы, дабы встроить его творчество – и разноплановое, но и единое по идейной сути – в идеологическую пристройку, сооружаемую путем замалчиваний и подкрашиваний, уверяя, будто режиссер «вынужден был делать уступки времени», и якобы «положение художественного руководителя театра обязывало к этому», восторгаясь, что «он никогда не вступал в партию», словно бы не ясно: дело не в юридическом членстве, а во взглядах художника, в том, что он делает и что проповедует. Беспартийными были в Ленинграде Николай Павлович Акимов, создатель и руководитель Театра Комедии, Игорь Петрович Владимиров, главный режиссер Театра имени Ленсовета, Аркадий Исаакович Райкин, душа и сердце своего Театра миниатюр, и молодые – Геннадий Опорков (Театр имени Ленинского Комсомола), ученики Товстоногова по театральному институту – Вадим Голиков (Малый драматический, позже – Комедии), Владимир Воробьев (Музкомедия); из работавших с Товстоноговым режиссеров, возглавивших потом театры, партийцами были лишь Рубен Агамирзян (Театр имени В.Ф. Комиссаржевской) и Зиновий Корогодский (ТЮЗ). Но все они, как и Георгий Александрович, беспартийные и коммунисты, трудились на благо советского искусства и советского народа, о чем хорошо знали и что видели тогдашние зрители.
Сетуют данные театроведы, мол, режиссеры «вынуждены были выбирать пьесы к определенным датам». Ну, и что? А вот сами режиссеры не только не жаловались на это, но и соревновались друг с другом, готовясь к празднованию юбилеев – и Владимира Ильича Ленина, и Октябрьской Революции, и Советского Союза. В 1967 году, к 50-летию Октября, режиссер Товстоногов и драматург Д. Аль создали, к примеру, по документам так называемой «Оверменской комиссии», пробовавшей от имени США «судить революцию в России», своеобычный спектакль «Правду! Ничего, кроме правды!», где занята была вся труппа, а от имени советских людей – зрителей ей противостоял выходивший прямо из зала Кирилл Лавров. К 100-летию Ленина Георгий Александрович выпустил пьесу Леонида Рахманова «Беспокойную старость» с Сергеем Юрским в главной роли – профессора Полежаева, основательно его загримировав и стараясь не повторять ставшую хрестоматийной патетическую трактовку в фильме «Депутат Балтики», приближая спектакль ко дню текущему. Свою Малую сцену БДТ, с 1964 года Академический, откроет пьесой «Защитник Ульянов» М. Еремина и Л. Виноградова, поставленной под руководством Товстоногова режиссером Юрием Аксеновым к 100-летию В.И. Ленина. Ленинскому юбилею был посвящен и спектакль «Третья стража» Г. Капралова и С. Туманова с образом большевика Николая Баумана в центре. Искусной проработкой характеров та драматургия не отличалась, зато блистательно восполнялась игрой Владислава Стржельчика (Бауман) и Ефима Копеляна (Савва Морозов). И делалось это вдохновенно, изобретательно и потому вызывало искренний отклик в зрительном зале, живо откликавшемся на каждую удачную мизансцену, диалог, реплику, режиссерскую и актерскую находку, нередко рождавшиеся в процессе долгих репетиций. Оттого-то постановки в товстоноговском театре и становились истинными произведениями сценического искусства, а не «текстами» и не «продуктами», как принято «по-современному» изъясняться.
Произведения, на которых воспитывались при советской власти молодые поколения, хорошо видно по репертуару, формировавшемуся главным режиссером Георгием Товстоноговым, когда он работал в Тбилисских ТЮЗе (1933–1940) и в Русском театре имени А.С. Грибоедова (1938–1946), и в Ленинградском театре имени Ленинского Комсомола, куда он пришел в 1949 году и работал восемь лет. В театрах этих – наряду с А.П. Чеховым, Н.В. Гоголем, А.Н. Островским, Ф.М. Достоевским – пользовались большим зрительским успехом поставленные Товстоноговым, нередко в содружестве с другими режиссерами, и многие пьесы советских драматургов. Назову, к примеру, – «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева, «Кремлевские куранты» Николая Погодина, «Парень из нашего города» Константина Симонова, «Ленушка» Леонида Леонова, «Офицер флота» Александра Крона, «Давным-давно» Александра Гладкова, «Гибель эскадры» Александра Корнейчука. Особо выделю спектакль «Семья» по сценарию журналиста, писателя, члена партии большевиков с 1905 года Ивана Федоровича Попова о молодых годах Владимира Ульянова, его родных и близких, о чем Иван Федорович оставил ценные личные воспоминания. Нельзя не вспомнить и спектакль «Новые люди», новаторскую инсценировку романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?» в свете ленинского отзыва о романе «он меня всего перепахал»…
Какой-то вот уж воистину режиссерской интуицией предугадал Георгий Александрович, что творческая и жизненная удача, а возможно и само счастье, ждет его в Ленинграде. Поработав неполных три года в Москве, он показал в Гастрольном реалистическом театре свою инсценировку романа Николая Островского «Как закалялась сталь» – романа, который написан, как сдержанно отмечают сегодня критики, в стилистике социалистического реализма», а библиографы все же напоминают: «Это самое издаваемое произведение советской литературы за 1918–1986 годы – почти 37 миллионов экземпляров». Однако спектакль – я его видел, приехав в школьные каникулы с отцом в Москву к родственникам – поражал незабываемой зрелищностью, яркой символикой, если перевести мои детские впечатления на взрослый язык. В Центральном Детском театре Товстоногов сделал пьесу по повести Ирины Ирошниковой «Где-то в Сибири», перенеся ее потом и на сцену Театра имени Ленинского комсомола, огромную по размерам, посему весьма трудную для психологических спектаклей, да с огромным залом, не без усилий оттого и заполняемым. Успех был тем радостней, что был он на тему называемую «производственной», а среди действующих лиц фигурировали и парторг, и комсорг ЦК, и слесари, и аппаратчики, и начальник цеха. Поэтому новый главный режиссер, весь коллектив, как рассказывал мне актер Герман Дмитриевич Хованов, работавший там с довоенных времен, радовались рецензии в газете «Комсомольская правда»: «Поступки героев пьесы дают ответы на многие вопросы, волнующие зрителя. Но хотя спектакль с начала до конца высоко морален, в нем нет ни назидательности, ни фальшивой интонации» – таким был вывод.
На следующий спектакль – «Из искры…» Шалвы Дадиани – откликнется уже сама «Правда» статьей «Страницы вдохновляющей борьбы» Владимира Щербины, ранее работавшего и в моих любимых «Известиях», где я в шестидесятые годы восемь лет проработал собкором по Ленинграду и Северо-Западу, встречался с ним, консультировался, стажируясь в Москве в отделе литературы и искусства. К тому времени он, Владимир Родионович, был признанным знатоком и специалистом в теории литературы, автором трудов о значении ленинского наследия для художественного процесса, о М. Горьком, Алексее Толстом, Михаиле Шолохове. А в той статье он разбирал театральную работу о молодости И.В. Сталина, о зарождении большевистских организаций в Грузии, о революции 1905–1907 годов. По его мнению, и по мнению многих, кто видел спектакль, вдумчивая, глубокая режиссура Товстоногова проявилась и в том, что он нашел необычайно чуткого исполнителя на роль Иосифа Виссарионовича в лице Евгения Лебедева, с кем был знаком с 1940 года, по работе в тбилисском ТЮЗе, и с кем породнится – за Евгения Алексеевича выйдет замуж его сестра, Натела Георгиевна.
Удостоенный Сталинской премии первой степени за 1949 год, постановщик спектакля Георгий Александрович Товстоногов, исполнитель заглавной роли Евгений Алексеевич Лебедев и все артисты делали свою работу увлеченно, мастерски, преодолевая имевшуюся в пьесе излишнюю хроникальность. Но упрекать их в неискренности, что делают некоторые критики, значит принижать, если не оскорблять, их творчество. А ведь принижают, оскорбляют, выдумывая некие «разговоры», «записи», фактически ничем не подтвержденные, продолжая тянуть фальшивую песню про «раздвоенность художника», приплетая сюда и «национальный элемент», дескать, «грузин хвалит грузина». Им ведь надо, чтобы у человека ни национальности не было, ни родины, а то и пола. В «листке по учету кадров», какую заполняли все, Товстоногов писал: «Русский. Социальное происхождение – дворянское. Отец – Товстоногов Александр Андреевич. Мать – Товстоногова (Папиташвили) Тамара Григорьевна». Межнациональные браки не редкость. Ни в прошлые времена, ни теперь. Что касается национальности, то ее в паспорте ставили по отцу, а не как выгоднее на данный момент.
Вполне удался Товстоногову (сорежиссер актер Александр Григорьевич Рахленко) спектакль по пьесе, написанной им в соавторстве с драматургом Владимиром Брагиным, названный «Дорогой бессмертия» и получивший Сталинскую премию третьей степени. «Есть произведения искусства, которые входят в жизнь огромного количества людей, становятся частью нашего существования, частью нас самих. Таким произведением явились для нас бессмертные записки Юлиуса Фучика «Слово перед казнью», легшие в основу спектакля «Дорогой бессмертия», поставленного мною в Ленинградском театре имени Ленинского комсомола в 1951 году», – пишет Товстоногов в книге «Зеркало сцены» (1980) – и продолжает: «Вся книга написана в форме своеобразного дневника, где воспоминания о прошлом естественно переплетаются с точным и ясным описанием настоящего, и все это освещено реальной мечтой о будущем. Отсюда и возникло своеобразное драматургическое решение инсценировки и спектакля. Мы строили композицию пьесы и спектакля на чередовании двух временных планов. Один план – тот, в котором протекает настоящая жизнь Фучика, его беспрерывный поединок с гестапо, борьба за тюремный коллектив, напряженные поиски связи с внешним миром, с партией. Другой план спектакля – прошлое. Это наиболее яркие эпизоды из жизни Фучика до его ареста. Они возникают как бы в памяти Фучика и переносят зрителя из тюремной камеры то на конспиративную квартиру Елинеков, то в живописнейший пригород Праги».
В спектакле главного героя убедительно исполнял Д. Волосов, а когда Георгий Александрович увидит, как хорошо принимает спектакль молодая зрительская аудитория, то с режиссером-кинодокументалистом А. Чигинским снимет на студии «Леннаучфильм» полнометражную картину, где Фучика будет играть Иннокентий Смоктуновский, привнеся в этот героический образ и черты психологически углубляющие, поднимаемые актером до высоких исторических обобщений…
После успешной работы в Театре имени Ленинского комсомола Товстоногова назначают главным режиссером Большого Драматического театра, находившегося в середине пятидесятых годов не в лучшем состоянии. Согласно существующей легенде, Георгий Александрович на представлении труппе, часть которой чересчур активно содействовала смещению своих руководителей, сказал: «Я – несъедобен!» Однако в легенде той несколько затемнена роль тогдашнего первого секретаря Ленинградского обкома партии Фрола Романовича Козлова, человека решительного до резкости, но дальнозоркого, кто и стал инициатором перевода Товстоногова в поблекший было и подтачиваемый противоречиями театр. Он даже распорядился, – ах, волюнтаризм! – чтобы жалобы из театра не принимать никому, в том числе и судам, в течение двух месяцев. Сегодня, впрочем, волюнтаризма куда больше. Да какого! И русскую классику «осовременивают» так, будто основная цель – принизить ее нравственное значение, исковеркать, извратить, и современность-то преподносят столь примитивно и убого, как бы говоря: настоящих героев-борцов в жизни не было и нет.
Из столетней с лишком истории БДТ – треть стала «товстоноговской». Не по летоисчислению, понятно, а буквально по всем художественным и организационным параметрам, которыми определяется живая и историческая жизнь театра. За эти годы Большой Драматический становится одним из лучших театральных коллективов Советского Союза и мира, о чем восторженно писали зарубежные газеты, журналы, говорили на радио и телевидении многих и многих стран, где бы труппа ни гастролировала. А первым – и ярчайшим! – достижением Георгия Александровича на «горьковской» сцене будет спектакль «Идиот» (1957) по Ф.М. Достоевскому с Иннокентием Смоктуновским в роли князя Мышкина. Помню, как трудно было попасть на этот спектакль. Нам-то, студентам-журналистам Университета имени А.А. Жданова, удалось посмотреть его, благодаря прошению из деканата. А другим? Вскоре билеты в БДТ вообще станут «дефицитом»…
Интересным по замыслу и по актерскому ансамблю были и горьковские «Варвары» (1959), где Георгию Александровичу удалось органично соединить и тех, кто работал в театре до него, и тех, кто пришел вместе с ним. С новой силой расцвели тут дарования «дотовстоноговских» актеров – Владислава Стржельчика, остроумно сыгравшего Цыганова, фразера и циника, Виталия Полицеймако (городской голова Редозубов), Нины Ольхиной (Лидия), Елены Грановской (Богаевская), и рядом новых – Павла Луспекаева (Черкун), Евгения Лебедева (Монахов), Зинаиды Шарко и Олега Басилашвили в небольших ролях. Но на ведущее место выдвинется, конечно, несравненная Татьяна Доронина, исполнившая роль Надежды с истинно человеческой и душевной страстью. В БДТ актриса пробудет до 1966 года, сыграв в пьесах советских драматургов своих современниц, а в шолоховской «Поднятой целине» – своенравную Лушку. С Луспекаевым-Нагульновым – и ей, и ему – удалось во всех тонкостях добиться того, что требовал Товстоногов от каждого из актеров: творчески, личностно воплощать авторский и режиссерский замысел, углубляя его и совершенствуя, находя новые тончайшие краски в создании полнокровного художественного образа.
Нелегкая смысловая нагрузка требовалась от Дорониной и в пьесе А.С. Грибоедова «Горе от ума» (1962), спектакле, вызвавшем яростные споры, так и не решенные, судя по высказываниям современных театроведов, до конца, и раскрывающем некоторые характерные приемы товстоноговской режиссуры. Перечитаем, что писал один из основоположников советской науки о театре, литературный критик, сам режиссер и актер, Борис Владимирович Альперс: «В спектакле Большого Драматического театра Софья превратилась в лицо драматическое и страдательное. Мало того, она оказалась поставленной в центр комедии. Ее драма выделена крупным планом. С этой целью режиссер с большой изобретательностью создает для нее целую систему игровых эпизодов, которые позволяют, не меняя грибоедовского текста, вывести Софью на первое место в событиях драмы. Такой замысел режиссера особенно отчетливо раскрывается в пластическом выделении фигуры Софьи в заключительных сценах комедии. В этих сценах Софья – Доронина в бархатном платье ярко-красного цвета, с золотыми распущенными волосами лежит ничком, распростертая на лестничных ступеньках, освещенная со всех сторон прожекторными лучами. Фамусов (Виталий Полицеймако) и Чацкий (Сергей Юрский) произносят свои монологи, а Софья продолжает лежать в той же позе, так же ярко освещенная резким светом прожекторов. Этот образ поверженной красоты красочным пятном доминирует над всем, что происходит в этот момент на сцене, и завершает собой спектакль».
Никогда не забуду все, что связано со спектаклем «Тихий Дон», вторым после «Поднятой целины» товстоноговским спектаклем по прозе Михаила Александровича Шолохова, поставленным в 1977 году и вскоре показанным на полномасштабных гастролях в Москве. Ситуация вокруг театра была непростой. Прошлая гастрольная поездка в столицу прошла прекрасно, но закончилась вдруг… откровенно предвзятой рецензией Ю. Зукова в «Правде». Перед новыми гастролями Георгий Александрович, естественно, нервничал. И не он один, и не только в театре. Нервничал, к примеру, и Григорий Васильевич Романов, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, недавно избранный членом Политбюро, что для «великого города с областной судьбой», как окрестил нынешнюю «вторую столицу» московский поэт, стало событием огромной политической важности и заставляло по-новому взглянуть на прошлое, на «ленинградское дело» тоже. И можно понять Товстоногова, который решил открыть гастроли горьковскими «Мещанами», поставленными в 1966 году, снятыми затем как фильм-спектакль и считавшимися уже театральной классикой. Внешне всегда невозмутимый, Романов показался мне тогда даже более взволнованным, нежели сам Товстоногов.
После «Известий» меня направили на партийную работу и, будучи заведующим отделом культуры Ленинградского горкома, я получил от Романова прямое задание (видимо, по старой памяти, когда я «организовывал» его выступления в «Известиях») – просмотреть вновь все спектакли, готовящиеся к гастролям, и высказать свое мнение ему лично. Выполняя это указание, мы с директором театра Владимиром Александровичем Вакуленко, давним моим другом еще по комсомолу, провели множество беспокойных часов и дней и в театре, и вне его, продумывая различные организационные тонкости поездки. И родилось у нас предложение к Георгию Александровичу – открыться не «Мещанами», а свежей премьерой – «Тихим Доном», что мы и поспешили сообщить ему, услышав: «А ведь хорошо! Я думал об этом, да решил подстраховаться. Но если вы уверены… Рискнем!» Когда я рассказал об этом Романову, он обрадовался, заулыбался: «Какой тут риск? Шолохов – русский гений. А спектакль можно на Госпремию выдвинуть!» Он задумчиво посмотрел на меня, подошел к письменному столу и что-то записал на календаре. Действительно, Государственную премию СССР за спектакль «Тихий Дон» получили в 1978 году, вскоре после гастролей, Георгий Александрович Товстоногов, художник Эдуард Кочергин, и актеры – Олег Борисов, великолепно исполнивший роль Григория Мелехова, Кирилл Лавров – роль Петра Мелехова, Юрий Демич – роль Михаила Кошевого.
Гастроли и впрямь прошли на «ура». И для зрителей, и для труппы, и для руководства. Накануне гастролей мы с Георгием Александровичем побывали в Московском горкоме партии, в ЦК, в Министерстве культуры СССР. Принимая нас, министр Петр Нилович Демичев сказал: «Извините нас за неверную критику. Это была ошибка». Ни один мускул не дрогнул на лице Товстоногова, он лишь вежливо чуть наклонил голову. Зато выйдя в коридор, он даже приобнял нас с Володей на радостях и шутливо скомандовал: «Теперь – марш обедать! Отметим доброе начало у «Бороды». Означало это, что обедать будем в ресторане ВТО (Всероссийского Театрального Общества), чьим заместителем председателя президиума Товстоногов был. Тогда ВТО и ресторан размещались на улице Горького, в доме, который в 1990 году не то сгорел, не то подожжен был. «Бородой» же прозвали его за большую, аж по грудь, бороду метрдотеля и кулинара Якова Даниловича Розенталя…
Георгий Александрович Товстоногов – великий режиссер, подлинный классик советского театра. Он с блеском и глубиной ставил русскую и зарубежную классику – Гоголя, Островского, Салтыкова-Щедрина, Сухово-Кобылина, Достоевского, Толстого, Чехова, Горького, Шолохова, Шекспира, Диккенса, Фигейредо, лучшие пьесы советских и современных западных драматургов. Среди них и такие, что выглядели поначалу экспериментальными, но под рукой Мастера превращались в яркие и зрелищные. Так было с пьесой Сергея Михалкова «Балалайкин и Ко» по «Современной идиллии», М.Е. Салтыкова-Щедрина, поставленной Товстоноговым в «Современнике». Так было с «Энергичными людьми» Василия Шукшина в своем театре, когда все действие происходило на авансцене и Георгий Александрович, помнится, улыбаясь, сказал: «Жуликов мы на нашу сцену не пустим». Так было с «Ханумой» А. Цагарели, когда он дал комедийным авторам – Борису Рацеру и Владимиру Константинову – написать веселые репризы, чтобы пьеса не казалась архаичной, и сам, вспомнив актерские годы свои, проникновенно прочитал за сценой стихи Григола Орбелиани: «Только я глаза закрою – Предо мною ты встаешь, Только я глаза открою – Над ресницами плывешь»…
Г.А. Товстоногов дважды избирался депутатом Верховного Совета СССР. Он – доктор искусствоведения, автор книг «Современность в современном театре», «О профессии режиссера», «Круг мыслей: Статьи. Режиссерские комментарии. Записи репетиций», «Классика и современность», «Зеркало сцены» (в 2-х книгах), «Беседы с коллегами», «Беседы о профессии». Член-корреспондент Академии художеств Германской Демократической Республики. Почетный гражданин Тбилиси.
Скончался Г.А. Товстоногов 23 мая 1989 года. Похоронен в Александро-Невской лавре, на Тихвинском кладбище – Некрополе мастеров искусств.
Что бы ни задумывал, что бы ни делал Герой Социалистического Труда Георгий Александрович Товстоногов, все шло у него от вдохновения, в согласии с личными убеждениями. А убеждения эти были неизменно связаны с заботой о расцвете советского искусства, в интересах нашей Советской власти. Он же и сам был плоть от плоти, кровь от крови ее – с ошибками, с прегрешениями, с утратами, какие случались в борьбе за утверждение нового общества, новой действительности, где человек человеку должен быть другом, товарищем, братом. Вера в это проявилась и в работе депутата Верховного Совета СССР, куда он избирался на два срока. И прав видный советский критик и театровед Павел Александрович Марков:
«Театр Товстоногова лишен малейшего оттенка сенсационности. Успех подтверждает, что театр попадает в самую точку общественно-художественных интересов страны». А сам Георгий Александрович писал так: «В кардинальных вопросах советские художники исповедуют единую веру, стоят на одной идеологической платформе. Социалистический реализм – истинная, а не декларативная партийность творчества – вот наша общая вера. Призывая к художественному многообразию, к процветанию разных театров и стилей, нетождественных индивидуальностей, мы не имеем права сдавать те принципиальные позиции, на которых стояло и будет стоять отечественное реалистическое искусство».
Эту ответственность великий мастер социалистического реализма Георгий Александрович Товстоногов пронес через всю свою творческую жизнь.
Эдуард ШЕВЕЛЁВ
Петербург – Ленинград
