«Я рос, как многие, в глуши…»
В 1824 году отец вышел в отставку и перебрался в родовую усадьбу – в сельцо Грешнево Ярославской губернии. Быт отставного офицера не отличался разнообразием, о чем потом поэт напишет: «Выпив изрядно, поужинав плотно, Барин отходит ко сну беззаботно, Завтра велит себя рано будить. Чудное дело – скакать и травить!» А в стихотворении «Родине» отражена история некрасовской семьи с ее «гулом подавленных страданий», любовно выписан портрет матери, страдавшей от разгульного поведения мужа и побоев: «Не предавалась ты несбыточной надежде – Тебя пугала мысль восстать против судьбы».
Начав писать стихи в шесть-семь лет, Некрасов обращает их к матери: «Любезная маменька, примите сей слабый труд…» Именно она развивала в детях духовное начало, хотела видеть их честными, справедливыми, уважающими других, сострадающими слабым и подневольным. Как хорошо было мальчику выйти с матерью на берег широкой и могучей реки Волги, которую он воспоет: «О, Волга! Колыбель моя, Любил ли кто тебя, как я?» Но там он встретит и бурлаков, тянущих свою тяжкую лямку, и назовет ее «рекою рабства и тоски», даст клятву бороться с несправедливостью, выступать против тех, кто эту несправедливость создает. А какое наслаждение поиграть с крестьянскими детьми, когда отец, не одобрявший «неравных забав», уезжал куда-нибудь, и в доме оставалась за хозяйку мать… Чтобы убежать к ребятам, юный Некрасов проделал в решетке барского сада лазейку, чтобы вместе с ними познавать далекую жизнь: «Под наши густые старинные вязы На отдых тянуло усталых людей. Ребята обступят: начнутся рассказы Про Киев, про турку, про чудных зверей…»
Учебу Некрасов начал в 1832 году, поступив в августе с братом Андреем в Ярославскую гимназию. Пробыв там четыре года, он, не без содействия отца, уклонявшегося от платы «за нравоучение», ушел, имея весьма неудовлетворительные оценки, поскольку: «Когда придешь, бывало, в класс, и знаешь, сечь начнут сейчас…» К тому времени у него появились и сатирические стихи, например, о модниках: «Намазал салом брови, И сделавшись чудаком, Набелил лицо крахмалом, Чистит зубы табаком». Но главные впечатления о детстве, о родной русской природе он опишет позже:
Я рос, как многие, в глуши,
У берегов большой реки,
Где лишь кричали кулики,
Шумели глухо камыши.
Рядами стаи белых птиц,
Как изваяния гробниц,
Сидели важно на песке;
Виднелись горы вдалеке
И синий бесконечный лес
Скрывал ту сторону небес,
Куда, дневной окончив путь,
Уходит солнце отдохнуть…
«За славой я в столицу торопился…»
Отец хотел видеть сына военным и предложил ему перейти из гимназии в петербургский кадетский корпус, называвшийся «дворянским полком»; юный Некрасов согласился, памятуя, однако, что мать советовала поступать в университет, и в поэме «Мать» напишет: «Я отроком покинул отчий дом (За славой я в столицу торопился), В шестнадцать лет я жил своим трудом И между тем урывками учился». Под «своим трудом» он подразумевает «целую тетрадь (стихов)», взятую при переезде в июле 1838 года в Петербург, о котором позднее скажет так: «Милый город! где трудной борьбою Надорвали мы смолоду грудь, Но того мы еще не забыли, Что в июле пропитан ты весь Смесью водки, конюшни и пыли – Характерная русская смесь». Управляют же городом «мнительные тучные обжоры», и умирающие-то не как простые смертные, а с громкими некрологами, злыми сплетнями и пышными похоронами: «Неприятно с местечек солидных, Из хороших казенных квартир Вдруг, без всяких причин благовидных, Удаляться в неведомый мир!»
В Петербурге встречается Некрасов со своими товарищами по ярославской гимназии, поступившими в университет, и под впечатлением их восторженных рассказов решает готовиться туда, а не в кадетский корпус, но всех экзаменов не выдерживает и становится лишь вольнослушателем, впрочем, с очень удобным свободным расписанием и не менее удобными правами. Узнав об этом, отец перестает посылать ему деньги, и приходится перейти на самообразование. А 29 июля 1841 года умирает мать, и он остается без поддержки родных, но знакомится с рядом видных деятелей культуры, которые поддерживают бедствующего начинающего поэта: Г.Ф. Бенецкий издает и продает его сборник «Мечты и звуки», но после критики стихов этих В.Г. Белинским Некрасов скупает непроданные экземпляры и сжигает их; Ф.А. Кони, автор знаменитого водевиля «Девушка-гусар», привлекает его к своему любимому жанру и уже с 1841 года в Александринском театре появляются спектакли по пьесам Н.А. Перепельского, то есть Некрасова, пользовавшиеся зрительским успехом.
Федор Алексеевич Кони не только вводит Некрасова в творческие круги, но и публикует в своем журнале «Пантеон русского и всех европейских театров» некрасовское стихотворение, говоря современным языком, о коррумпированном чиновнике, который рассказывает о себе – «Грамматику, эстетику Из мысли я прогнал, Люблю лишь арифметику, От ней богат я стал» – и…
Сперва я от д е л е н и я
Немало получил:
Начальник отделения
Делить меня учил.
По мере повышения
Мой капитал толстел
И рос – от у м н о ж е н и я
Просителей и дел.
Дало плод в ы ч и т а н и е,
Как подчиненным я
Не брать дал приказание,
За в ы ч е т о м себя.
Сложив все в заключение,
С л о ж е н ь е я узнал,
И вышел от сложения
Изрядный капитал.
Хоть шиворот-навыворот
Я правила прошел,
Не выведут за шиворот,
Куда б я ни вошел!
Но наибольшее воздействие на Некрасова оказал Виссарион Григорьевич Белинский, переехавший из Москвы в Петербург в конце тридцатых годов и возглавивший критический отдел журнала «Отечественные записки». Беседы с Белинским поэт уважительно называл «поучениями», находившими разноплановые отклики в его творчестве. Сначала Николай Алексеевич переходит на прозу, приступая к работе над романом «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», где в образе главного героя угадываются черты бедствовавшего автора, а главу из романа помещает в своем альманахе «Петербургские углы». Однако вскоре и на всю жизнь возвращается в поэзию. Ее политическая направленность ярко проявляется в стихотворении «Размышления у парадного подъезда» (1858), опубликованном в России спустя пять лет после написания, а впервые – в 1860 году у А.И. Герцена в зарубежном «Колоколе» без подписи. Авдотья Яковлевна Панаева, возлюбленная и друг поэта, рассказывает, что оно было написано, когда Некрасов смотрел из окон своей квартиры на Литейном проспекте (ныне музей Н.А. Некрасова), как от подъезда Министерства государственных имуществ, находившегося напротив, охрана грубо гнала иззябших крестьян-просителей: он «сжал губы и нервно пощипывал усы; потом быстро отошел от окна и уселся опять на диван», – прошло часа два, и вот он уже читает:
…Родная земля!
Назови мне такую обитель,
Я такого угла не видал,
Где бы сеятель твой и хранитель,
Где бы русский мужик не стонал? <…>
Где народ, там и стон… Эх, сердечный!
Что же значит твой стон бесконечный?
Ты проснешься ль, исполненный сил,
Иль, судеб повинуясь закону,
Все, что мог, ты уже совершил –
Создал песню, подобную стону,
И духовно навеки почил?..
«Поэтом можешь ты не быть…»
Для пропаганды своих гражданских и нравственных идей Некрасову нужна была постоянная литературная трибуна. Такая возможность представилась в журнале «Современник», основанном А.С. Пушкиным в 1836 году, а после его смерти руководимом профессором Петербургского университета П.А. Плетневым. Увы, «Современник» терял былую славу, и когда Некрасов со своим товарищем И.И. Панаевым предложили отдать журнал им, Плетнев согласился, и они заключили коммерческий договор. «С 1844 года дела мои шли хорошо», – пояснял Николай Алексеевич. И вот в январе 1847 года вышел первый номер «Современника» с новой редакцией, где значилось и имя цензора и литературоведа А.В. Никитенко, что свидетельствовало о немалых дипломатических способностях Некрасова. Ведь там помещено было, к примеру, стихотворение Некрасова «Тройка» с лирическим началом: «Что ты жадно глядишь на дорогу В стороне от веселых подруг?..», но с обобщительно трагическим концом о муже, неряхе и истязателе, о недоброй свекрови, о самой красавице: «И схоронят в сырую могилу, Как пройдешь ты тяжелый свой путь, Бесполезно угасшую силу И ничем не согретую грудь…»
О первом годе своего «Современника» Некрасов пишет: «Успех блистательный. Было 2000 подписчиков». И понятно почему. Были напечатаны «Обыкновенная история» И.А. Гончарова, «Кто виноват?» А.И. Герцена, рассказы из «Записок охотника» И.С. Тургенева, «Взгляд на русскую литературу 1846 года» В.Г. Белинского, а у самого Николая Алексеевича – небольшая поэма «Псовая охота», а также стихотворение «Еду ли ночью по улице темной», о котором И.С. Тургенев писал В.Г. Белинскому: «Денно и нощно твержу я это удивительное произведение – и уже наизусть выучил». Чиновнику Министерства просвещения Волкову произведение тоже запомнилось, но с охранительного боку: «Жаль, что муза г. Некрасова одна из самых мрачных и что он видит все в черном свете… будто нет более светлой стороны?» На это можно ответить, вспомнив документальное по существу стихотворение Некрасова 1848 года:
Вчерашний день, часу в шестом,
Зашел я на Сенную;
Там били женщину кнутом,
Крестьянку молодую.
Ни звука из ее груди,
Лишь бич свистал, играя…
И Музе я сказал: «Гляди!
Сестра твоя родная!»
На втором году «Современник» при дальнейшем росте подписки испытал тяжелейшие удары – умер В.Г. Белинский; над журналом установлена жестокая цензура, вызванная революцией во Франции и «брожением умов» в России. Мало-помалу ситуация в стране менялась, но снова в трагедийном плане. Война с Турцией превратилась в войну с Францией и Англией, увеличилось число жертв в русском народе, о чем поэт пишет: «Средь лицемерных наших дел И всякой пошлости и прозы Одни я в мире подсмотрел Святые, искренние слезы – То слезы бедных матерей!» Поражение России в Крымской войне 1853–1856 годов переживалось горько передовой общественностью, но одновременно ощущался и прилив патриотических чувств. Ведь были и победы, да какие! Успешные действия на Кавказе, уничтожение турецкого флота, героическая оборона Севастополя, когда русские войска под командованием вице-адмирала В.А. Корнилова, убитого при первой бомбардировке англо-франко-турецкими силами, а потом вице-адмирала П.С. Нахимова, в бою смертельно раненного, целых 349 дней отстаивали город. В поэме «Тишина» Некрасов писал: «Народ-герой! в борьбе суровой Ты не шатнулся до конца, Светлее твой венец терновый Победоносного венца!..» Под этим углом зрения рассматривает поэт и проблемы «поэт и гражданин», «народ и власть»:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
А что такое гражданин?
Отечества достойный сын <…>
Ему тяжелый жребий пал,
Но доли лучшей он не просит:
Он, как свои, на теле носит
Все язвы родины своей…
«В стране бесправия, невежества и дичи…»
Еще в 1856 году Николай Алексеевич вынужден был поехать на лечение за границу, оставив журнал на Н.Г. Чернышевского, хорошо показавшего себя руководящим сотрудником по критико-биографическому отделу. Его маршрут – Берлин, Вена, Венеция, Флоренция, Рим, откуда он едет в Париж, где встречается с Тургеневым. По возвращении в Петербург Некрасов столкнулся с редакционными трудностями: наметился раскол, в 1861 году оформившийся окончательно. Как ни трудно было расставаться с Тургеневым и его окружением, однако Некрасов выбирает Н.Г. Чернышевского и стремительно набиравшего творческую силу Н.А. Добролюбова. В журнале начинает постоянно печататься М.Е. Салтыков-Щедрин, к тесному сотрудничеству привлекаются Ф.М. Решетников, В.А. Слепцов, Н.Г. Помяловский, Н.Н. Успенский. Но усиливаются цензурные гонения – выход «Современника» сначала приостанавливают на 8 месяцев, затем арестовывают сотрудников: М.Л. Михайлова, поэта, затем и Чернышевского. Это является как бы «идеологическим обеспечением» реформы 19 февраля 1861 года по «освобождению крестьян», Некрасова глубоко разочаровавшей.
При некоторых вынужденных реверансах редактор и поэт Н.А. Некрасов остается верен своей гражданской позиции. В первой половине 60-х годов он создает поэмы – «Коробейники» со ставшей истинно народной песней «Ой, полна, полна коробушка, Есть и ситцы и парча…», «Мороз, Красный нос», «Орина, мать солдатская», «Железная дорога». Тогда же публикуется написанное раньше стихотворение, кажется, вечно актуальное: «В столицах шум, гремят витии, Кипит словесная война, А там, во глубине России, – Там вековая тишина. Лишь ветер не дает покою Вершинам придорожных ив, И выгибаются дугою, Целуясь с матерью землею, Колосья бесконечных нив…» Туда стремится и сам Николай Алексеевич. В ноябре 1862 года побывал он в родной «глубинке», когда умер отец, а вскоре приобретает под Ярославлем небольшое уютное имение Карабиха, чуть позднее усадьбу в Чудовской Луке на Новгородчине, сказав об этом: «Литература с трескучими фразами, Полная духа античеловечного, Администрация наша с указами О забирании всякого встречного, – Дайте вздохнуть!..» В письме к И.С. Тургеневу, тоже страстному охотнику, Николай Алексеевич описывает новгородские места, где успел побывать с ружьем: «Я охотился по железной дороге, – эта дорога как будто нарочно пролегает через такие края, которые нужны только охотникам и более никому: благословенные моховички с жидким ельником, подгнивающим при самом рождении, идут на целые сотни верст – и тут-то раздолье белым куропаткам…»
Приобретение этой «недвижимости» (ко всему Некрасов хорошо и удачливо играл в карты, выигрывая у высокопоставленных богатеев) дало повод недоброжелателям развернуть клеветническую кампанию против поэта. «Я храбрюсь и бодрюсь, – заметит он, – и мне не хочется обращать внимание на все грязные вылазки, направленные на меня моими друзьями и моими врагами, но я с ужасом чувствую, как из моего сердца капля по капле вытекает кровь». После покушения Д. Каракозова, члена сектантской группки так называемых «ишутинцев», на Александра II у Летнего сада, Некрасов узнает от сочувствующих ему людей из правительственных кругов, что готовится закрытие «Современника». Через некоторое время арестовывают ближайшего сотрудника Некрасова – Г.З. Елисеева, а его, пришедшего к тому на квартиру, задерживают ненадолго рывшиеся в вещах жандармы. Расстроенный до сердечных болей, Некрасов уезжает в Карабиху, узнав вскоре о закрытии журнала за «неблагонадежность», и понимая, что это навсегда: «Администрация – берет и очень скупо выпускает, плутосократия – дерет и ничего не возвращает». Никто из сановных друзей на сей раз не заступился за журнал. Прав, увы, прав оказался поэт:
В печальной стороне, где родились мы с вами,
Где все разумное придавлено тисками,
Где все безмозглое отмечено звездами,
Где силен лишь обман, –
В стране бесправия, невежества и дичи –
Не часто говорить приходится нам спичи
В честь доблестных граждан.
«Что ж я не вижу следов обновления…»
Тяжело, но мужественно переживал Николай Алексеевич утрату «Современника». Будто предчувствуя его близкий конец, он пишет стихотворение «Похороны», положенное на музыку, тоже ставшее народной песней, которую можно и ныне услышать в обществе культурных людей: «Меж высоких хлебов затерялося Небогатое наше село. Горе горькое по свету шлялося И на нас невзначай набрело…» Проведя в Карабихе некоторое время, осенью 1867 года он возвращается в Петербург, проводит переговоры с А.А. Краевским, издателем-редактором журнала «Отечественные записки», и становится его редактором, приняв, естественно, меры по преобразованию их идейной направленности и эстетики. Каковы были эти преобразования, Некрасов скажет в стихах «М.Е. Салтыкову», когда тот уезжал в 1875 году лечиться за рубеж, чтобы возвратиться «собравшись с силой, На оный путь – журнальный путь…»:
На путь, где шагу мы не ступим
Без сделок с совестью своей,
Но где мы снисхожденье купим
Трудом у мыслящих людей.
Трудом – и бескорыстной целью…
Да! будем лучше рисковать,
Чем безопасному безделью
Остаток жизни отдавать.
В «Отечественных записках» напечатаны многие лучшие произведения Н.А. Некрасова. Прежде всего это сцены из лирической комедии «Медвежья охота», незавершенной, но даже в таком виде с нелицеприятной резкостью обличающей ренегатов, предателей, изменников прежним идеалам – «помяв порядочных людей и выдвинув вперед продажных». Куда уж тут до «общественного мнения», искаженного и подстраивающегося под взгляды властей предержащих: «Его нельзя не презирать Сильней невежества, распутства. тунеядства, На нем предательства печать и непонятного злорадства!» И далее, впрок потомкам, вроде нынешних, из 2021 года, ежели и поныне: «Всегда побитый виноват, А битым счет потерян»:
Как негодуем, как клевещем,
Как ретроградам рукоплещем,
Как выдаем своих друзей!
Какие слышатся аккорды
В постыдной оргии тогда!
Какие выдвинутся морды
На первый план! Гроза, беда!
Облава – в полном смысле слова!..
Свалились в кучу – и готово
Холопской дури торжество,
Мычанье, хрюканье, блеянье
И жеребячье гоготанье –
Ату его! ату его!..
Твердость в убеждениях и поступках Некрасов ценил в людях, именно с такими людьми он и сближался, привлекал к сотрудничеству. Про Д.И. Писарева, который стал работать в «Отечественных записках», но утонул в 28 лет, он пишет стихотворение «Не рыдай так безумно над ним», посвященное вдове его – Марко Вовчок; послал Слепцова в Ригу, чтобы привезти тело погибшего, подчеркивая: «У счастливого недруги мрут, у несчастного друг умирает». Большой читательский резонанс вызвала поэма «Русские женщины» о женах декабристов, написанная по мемуарным материалам и по личным беседам с вернувшимися из ссылки декабристами. А разве не поэмой «Кому на Руси жить хорошо» прославились «Отечественные записки», публикуя ее глава за главой в течение тех многих лет, когда поэт над ней работал: «Новое время – свободы, движения, земства, железных путей. Что ж я не вижу следов обновления в бедной отчизне моей?» Сделав сюжетным стержнем народную сказку о скатерти-самобранке, поэт размышляет о судьбе мужиков родом из «Подтянутой губернии, уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, из смежных деревень – Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова, Неурожайки тож».
Сильнейшая и философски, и политически, и художественно – последняя глава «Пир на весь мир». По требованию цензуры ее убрали из №11 за 1876 год. Цензор Лебедев отмечал, что здесь представлены «в самых мрачных красках всевозможные страдания мужика, весь ужас прежнего рабского его положения и весь безграничный произвол помещичьего права… Рисуемые поэтом картины страданий, с одной стороны, и произвола с другой, превосходят всякую меру терпимости и не могут не возбудить негодования и ненависти между сословиями (не отсюда ли берут чуть подновленные формулировки нынешние поборники мнимой «стабильности»? – Э.Ш.)». Умирающий уже Некрасов гневно восклицал, не будучи в силах уговорить цензора не трогать верстку: «Вот оно, наше ремесло литератора! Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами; прошло с тех пор тридцать семь лет, и вот я, умирая, пишу свое последнее произведение и опять-таки сталкиваюсь с теми же ножницами». Однако поэт не был пессимистичен:
Рать подымается –
Неисчислимая,
Сила в ней скажется
Несокрушимая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка Русь!..
«Бывали хуже времена, но не было подлей»
Поэма «Кому на Руси жить хорошо» осталась незаконченной, поэтому уместно вспомнить о написанной в 1875 году поэме «Современники», в известной степени восполняющей незавершенность авторского замысла – показать социальную и государственную иерархию, тогдашнюю «вертикаль» власти снизу доверху. Среди «героев времени» чиновник-сенатор, «миллионщик», генерал, аристократ, банкир, «ярый процентщик», члены совета акционерного общества, куда входят спекулянты и взяточники. Их всех объединяет безудержная жажда наживы путем ограбления народа и страны:
Грош у новейших господ
Выше стыда и закона,
Нынче тоскует лишь тот,
Кто не украл миллиона.
В противовес им Некрасов на собственные деньги открывает школу в Абакумцеве – селе, расположенном вблизи Грешнева. Он избирается в издательский комитет сборника «Складчина», доход же отдается в пользу голодающих; Литературному фонду переводит личные средства для издания сборника к 15-летию фонда; в сентябре 1875 года становится товарищем председателя комитета Литфонда. Критика в адрес поэзии, ее роли в обществе, себя самого характерны для позднего Некрасова: «Когда зима нам кудри убелит, Приходит к нам нежданная забота свести итог… О, юноши, грозит она и вам, Судьба не пощадит…» И все же поэт продолжает утверждать, что «Мой судья – читатель-гражданин, Лишь в суд его храню слепую веру».
«Сейте разумное, доброе, вечное…»
Разделять произведения Н.А. Некрасова на «гражданские», «лирические», «философские», «сатирические» можно лишь условно, ибо эти свойства существуют в его поэзии в неразрывности, являясь гранями единого целого, складывавшегося так, как он сказал: «Чтобы словам было тесно, мыслям – свободно». Последнее его стихотворение звучит как трагическая исповедь заканчивающего свою жизнь человека, думающего о других людях, верящего в их лучшую жизнь – жизнь, за которую он так мужественно и вдохновенно боролся:
О Муза! я у двери гроба!
Пускай я много виноват,
Пусть увеличит во сто крат
Мои вины людская злоба –
Не плачь! завиден жребий наш,
Не надругаются над нами:
Меж мной и честными сердцами
Порваться долго ты не дашь
Живому, кровному союзу!
Не русский – взглянет без любви
На эту бледную, в крови,
Кнутом иссеченную Музу…
Этих строк своих Некрасов в журнале уже не прочтет. Последним стихотворением, напечатанным при его жизни, будет «Осень», заканчивающаяся словами: «И бойка ж у нас дорога! Так увечных возят много, Что за нами на бугре, Как проносятся вагоны, Человеческие стоны Ясно слышны на заре». Множество телеграмм и писем, выражающих сочувствие и поддержку, получил Николай Алексеевич, когда вышел в свет первый номер «Отечественных записок» за 1877 год с восемью его стихотворениями из цикла «Последние песни»; студенты Петербургского университета и Медико-хирургической академии преподнесли адрес, подписанный сотнями имен. В феврале чуть не ежедневно бывает у него художник Иван Николаевич Крамской, пишет портрет «Н.А. Некрасов в период «Последних песен». 1877–1878». В начале июня к нему приезжает Тургенев, которому он незадолго до этого посвящает стихотворение «Мы вышли вместе…»: «Непримиримый враг цепей и верный друг народа, до дна святую чашу пей, на дне ее – свобода». Из далекого Вилюйска приходит письмо от ссыльного Чернышевского со словами благодарности и поддержки. И поэт растроганно отвечает всем: «Вам, мой дар ценившим и любившим, вам, ко мне участье заявившим в черный год, простертый надо мной, – посвящаю труд последний мой!»
Скрасила последние дни поэта и Зинаида Николаевна, Зиночка, как звал он Феклу Анисимовну Викторову, с которой сблизился. Дочь происходившего из крестьян военного писаря, душевно чуткая, в жизнь Николая Алексеевича она вошла настолько, что в апреле 1877 года он решает повенчаться с ней у себя в квартире, чтобы дать ей все юридические и имущественные права законной жены. Зиночка, поочередно с сестрой Некрасова Анной Алексеевной Буткевич, дежурила день и ночь у постели больного. Пройдут десятилетия, и она будет со слезами вспоминать о нем, показывая иногда близким том некрасовских сочинений с надписью: «Милому и единственному моему другу Зине». А тогда он писал ей стихи. То сугубо личные, а то общественно многозначные: «Кто, служа великим целям века, Жизнь свою всецело отдает На борьбу за брата человека, Только тот себя переживет…»
27 декабря 1877 года Николая Алексеевича Некрасова не стало. Похороны состоялись на четвертый день, 30-го, и вызвали большой приток людей. По промерзшим петербургским улицам, пишут мемуаристы, до Новодевичьего монастыря за гробом шло не менее четырех тысяч человек. Соратник Некрасова публицист Елисеев в статье, изъятой цензурой из №1 «Отечественных записок» за 1878 год, писал: «Со времени Пушкина едва ли ко гробу какого-нибудь писателя стекалось столько народу, сколько мы видели при гробе Некрасова и на панихидах, и в особенности же при погребении. С того самого момента как появилось известие в газетах о смерти Некрасова, культурный Петербург с утра до ночи толпился в его квартире. Надобно было видеть, с каким непритворным горем толпы учащейся молодежи являлись при его гробе, благоговейно склонялись на колени перед гробом, целовали его руки, и потом сменялись новыми толпами. Все это, что в продолжение трех дней со времени его смерти являлось на поклонение гробу, стеклось на его погребение. На погребении Некрасова была, можно сказать, вся лучшая будущая Россия…»
Да, это были те, к кому еще недавно обращался великий русский поэт, подлинный герой своего народа и вершивший свой подвиг во имя народа:
Сеятель знанья на ниву народную!
Почву ты, что ли, находишь бесплодную,
Худы ль твои семена?
Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?
Труд награждается всходами хилыми,
Доброго мало зерна!
Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами,
Где же вы, с полными жита кошницами?
Труд засевающих робко, крупицами,
Двиньте вперед!
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ…
***
Владимир Ильич Ленин с детства любил стихи Некрасова, многие знал наизусть, потом часто цитировал их в своих статьях и книгах, пусть порой и критикуя за некоторые либеральные отклонения. Еще до Великого Октября, за границей, в январе 1914 года, беседуя со своим сподвижником, который сетовал, что «бывает горько иногда в разговорах с иностранцами признавать Россию отсталой, как тяжело слушать об ее язвах», Ленин отозвался: «Это вы что-то неожиданное сейчас сказали. Это вы сказали хорошо. Помните, может быть, у Некрасова: «Кто живет без печали и гнева, Тот не любит отчизны своей…»
