Рассказывая о знакомстве с выдающимся человеком, люди стараются – иногда невольно – несколько преувеличивать роль своих встреч с ним, значение событий, связанных с рассказчиком и так далее. Смогу ли быть объективным, вспоминая о Е.К. Лигачеве?
В годы его работы в Томске я встречался с ним редко – все-таки очень уж различны были наши уровни. Он – член ЦК, первый секретарь обкома, поставивший своей целью превращение нашей огромной по площади (меньше Франции, но больше Италии) захолустной области в один из ведущих регионов страны. И я – заведующий кафедрой методики преподавания математики небольшого вуза с его понятными и конкретными задачами. Правда, избранный секретарем партийной организации института.
Егора Кузьмича я видел на конференциях, активах, пленумах, часто – в концертном зале, в нашем Драматическом театре – он не пропускал ни одной премьеры, кстати, всегда платил за билеты. Естественно, я его знал и разделял всеобщее уважение к «нашему Юрию Кузьмичу». Он тоже знал меня, но просто как одного из многих коммунистов – память на имена и лица у него великолепная. Но… Прямо скажу, что когда КПСС была правящей партией, впереди и на виду были не мы, а секретари горкомов и райкомов, председатели райисполкомов и т.д. Они и ныне работают министрами, губернаторами, банкирами, руководителями ЗАО и ООО, часто не только забыв свое прошлое, но и не упуская случая плюнуть в него. Правда, время берет свое, и их заменяет цепкая молодежь, ими воспитанная. А убежденные коммунисты, бывшие в те годы в тени, сейчас и вовсе незаметны, но зато сблизились друг с другом, чаще общаются, энергичнее работая, хотя и их уносит время.
Но это к слову. А по делу скажу, что Е.К. Лигачев, человек предельно твердых убеждений, один из немногих руководителей партии, не изменивших ей, сейчас стал мне гораздо ближе, сейчас он лучше знает меня, да и я могу не без гордости говорить о моих с ним по-настоящему товарищеских отношениях. А тогда… Впрочем, о некоторых связанных с ним событиях я вправе рассказать сегодня.
***
Наверное, самое значительное, чисто организационно-политическое – выборы в Государственную думу страны в 1999 году. Многие мои товарищи тогда колебались: «Ему почти 80, вдруг не пройдет, ты понимаешь, что люди будут говорить? А резонанс во всем мире? Не надо подводить Кузьмича». Но его все-таки выдвинули кандидатом в депутаты, а я – без всяких колебаний! – стал его доверенным. Итог известен – победа! И я, не боясь упреков в нескромности, утверждаю, что статья, в которой я писал о том, кто же откроет Думу, опубликованная накануне выборов, принесла Егору Кузьмичу те несколько сот голосов, которые обеспечили ему перевес.
Помню, как мы в маленьком номере гостиницы размышляли, о чем надо сказать старому коммунисту, открывающему буржуазную Думу. Вспомнили Клару Цеткин, по праву старейшего депутата, открывшую германский Рейхстаг накануне прихода к власти национал-социалистов. Вспомнили «Детскую болезнь…» Мы хорошо понимали друг друга, к тому же он, инженер, а не гуманитарий по образованию, великолепно знает историю, литературу, как это вообще свойственно настоящему российскому интеллигенту. С ним всегда было интересно! А выступил он, открывая Думу, эмоционально, в свойственной ему четкой и убедительной манере, резонанс был повсюду соответствующим (кое-кто скрипел зубами, большинство – аплодировало), да и депутатские обязанности он прекрасно выполнял весь свой срок. Нам есть за что уважать юбиляра, спасибо, Егор Кузьмич!
***
А следующий факт, формально очень личный, в моей оценке этого человека играет определяющую роль.
Мне позвонил Геннадий Федорович Кузьмин, мой старый друг, работавший в середине шестидесятых годов помощником только что избранного первым секретарем Е. Лигачева.
– К тебе на учет встанет Зинаида Ивановна Лигачева.
Меня эта новость не обрадовала. Кому хочется видеть в своей парторганизации жену областного руководителя? Зинаида Ивановна оказалась стройной, миловидной, очень скромно одетой женщиной. О ней я знал только то, что она преподавала иностранный язык в одном из московских вузов, а ныне вышла на пенсию. Она прекрасно понимала мое состояние.
– Договоримся, Лев Федорович, сразу, – сказала она, подавая прикрепительный талон. – Я для вас – рядовой коммунист со всеми вытекающими из этого последствиями. Не делайте мне никаких одолжений и скидок – в меру сил и способностей я буду работать.
Она не сказала ни слова о том, что и я не должен пытаться как-то использовать ситуацию в выгодном для меня смысле, но мне это и так было ясно. Я направил ее в парторганизацию факультета иностранных языков, там она и нашла свое место, участвуя в работе со студентами.
Вот, пожалуй, и всё, но есть два штриха совершенно разного уровня. Среди обязанностей секретаря парторганизации одной из далеко не самых приятных был сбор членских взносов. Ее иногда поручали техническим работникам, но я этого себе не позволял. Ведь кроме чисто формальной стороны, сбор взносов дает возможность – и обязывает! – ежемесячно встречаться со всеми без исключения коммунистами, от ректора до столяра хозяйственного управления, от профессора до студента. Но люди есть люди, кому-то приходится напоминать, кому-то напоминать дважды. Зинаида Ивановна была предельно пунктуальной. Точно в назначенное время она приносила свои 10 копеек (у нее, к сведению борцов с привилегиями партаппарата, была пенсия в 40 рублей, именно 10 копеек с нее полагалось ежемесячно вносить в партийную кассу). Не пропускала она и партийных собраний. Накануне я обычно звонил ей, в трубке раздавалось: «Зинуля, тебя, из института». На собраниях она не выступала, ее вопросов и реплик я почти не помню, но образцом партийной дисциплины ее можно было считать безоговорочно. Мелочь? Да, но только из таких мелочей складывается понятие порядочности человека и его культуры…
Об этом можно было бы и не писать, но… Мы никогда не обсуждали наши биографии, но Зинаида Ивановна знала, что я сын «врага народа». А я вскоре узнал, что в наших судьбах есть много общего. Подробностей не знаю, да это и не мое дело, но когда в сороковых годах инженер авиационного завода, начинающий комсомольский работник Егор Лигачев познакомился с Зиной Зиновьевой, ее отца, начальника штаба Сибирского округа (округом командовал герой Гражданской войны комкор Я.П. Гайлит) комдива И.З. Зиновьева уже не было в живых. Егор знал об этом.
Современная молодежь, да и не только молодежь, едва ли представляет сегодня, как часто приходилось в те годы выбирать между Любовью (я не случайно написал это слово с большой буквы) и карьерой. А я могу привести очень близкие мне примеры такого выбора, примеры истинной преданности любимому человеку, имевшему клеймо «врага народа», и примеры отступничества, предательства, отказа. Молодой Е. Лигачев прекрасно знал, чем он рискует, но поступил по воле сердца. И, оценивая этого человека, я на первое место ставлю именно этот факт, мне другие аргументы не нужны. Добавлю, что незадолго до кончины (она умерла на руках мужа в 1997 г.) Зинаида Ивановна сказала: «Мне выпала судьба быть дочерью врага народа и женой врага перестройки»…
***
Вот такие дела… А в конце шестидесятых годов Е.К. Лигачев решил пристальнее присмотреться к нашим идеологическим, пропагандистским, педагогическим делам и кадрам. Именно этой сфере КПСС уделяла тогда совершенно недостаточное внимание, а если в чем-то и проявляло его, то, как правило, усилиями далеко не самых образованных, убежденных, преданных делу, а то и просто умных и порядочных людей. Вспомните, кто в то время был на первых ролях. Как правило, инженеры, строители, агрономы, талантливые хозяйственники и организаторы, настоящие строители социализма, как говорили тогда, деловые люди, как сказали бы сегодня. А «на идеологии» обычно, особенно на уровне райкома-горкома, сидела дама, частенько бывшая учительница истории или преподаватель общественных дисциплин вуза, основой убеждений которой был не научный коммунизм, не марксизм-ленинизм, а вчерашние указания «первого», в свою очередь далеко не всегда знавшего, скажем, диалектику в объеме, превышающем знаменитую четвертую главу «Краткого курса». Вот они и руководили длиной юбок у девушек и волос у юношей, наличием или отсутствием бороды и косметики, а уж когда претендовали на свою роль в литературе и искусстве, выходили одни конфузы.
В этом одна из причин краха КПСС – проморгали глубинные процессы, происходившие в сознании людей. Лигачев раньше и острее других почувствовал неладное. Я уверен в этом, ибо знаю, что с ним можно было говорить, не опасаясь за последствия, на любые темы, в том числе и на идеологические. Сужу об этом хотя бы по его внимательному отношению к моему письму о наших идеологических просчетах, написанному еще в 1966 году.
Письмо ли это послужило поводом или еще какие-то причины, но он захотел назначить меня заведующим Областным отделом народного образования.
***
Признаюсь, мне никогда не хотелось занимать так называемых «руководящих постов». Должность заведующего кафедрой вполне удовлетворяла мое честолюбие, а больше всего я любил учить математике вихрастых мальчишек и девчонок с косичками, и, кажется, это у меня получалось – многие из них ныне доктора и профессора. А руководить, контролировать и так далее – это не мое.
Мои друзья посмеиваются, считая, что только не совсем нормальные люди отказываются от власти, тем более когда ее предлагает Лигачев. Но тут еще и аппарат допустил ошибку. Всякое решение надо проводить в жизнь быстро и без колебаний. С моим назначением дело затянулось. Я не стану вспоминать подробностей, кроме беседы с Лигачевым ровно полвека назад.
Он не экспериментировал. Он хотел понять, что думает собеседник, действительно ли у него есть знания, опыт и мысли. «Почему мы должны заимствовать липецкий и ростовский опыт, что, у нас нет своего?.. Как скоро можно будет избавить хотя бы Томск от многосменных занятий?.. Ваше отношение к соединению обучения с производительным трудом?.. В чем суть дифференцированного обучения?.. В чем причины текучести кадров в просвещении?..» Вопросы сыпались стремительно, но уже минут через десять я перестал волноваться, почувствовав, что меня не экзаменуют и не проверяют на прочность. Со мною беседовали на равных, и мое мнение действительно интересовало собеседника. Особенно долго мы говорили об учительских кадрах, в частности, о том, что юноши не идут на педагогическую работу, а девушки, задача которых состоит не только в доброкачественной работе с чужими детьми, но и в создании семьи собственной, появлении и воспитании собственных детей, далеко не всегда имеют возможность удачно создать семью. Не очень-то это получается, а ведь это проблема государственной важности. «Не составить ли нам обстоятельную записку в ЦК по этому поводу? Начнете работать – подумаем, напишем». И неожиданно спросил: «С супругой советовались? И почему вы ничего не спрашиваете о материальной стороне дела? У вас какой оклад? Да? Это почти на сто рублей больше нашего, а я не хотел бы обижать вашу семью. Ну, это поправимо – оставьте себе дипломников, небольшой лекционный курс, сохраним вам полставки в институте, еще и докторскую подготовите на базе томской педагогики. Так, наверное, будет верно. Согласны? Теперь пожалуйста, у вас, кажется, есть доводы против»…
Тут я был разбит вдребезги – он четко и убедительно доказал несостоятельность этих самых доводов. Я согласился, но, видимо, мое согласие прозвучало неуверенно, и назначение все-таки не состоялось. Вскоре Лигачев оказался в Москве, наши добрые отношения не только сохранились, но и укрепились, а заведующими облОНО стали другие товарищи, в том числе двое моих учеников, и это, по-моему, хорошо, школа-то у нас одна – лигачевская.
Мне пора подводить итоги. Жизнью своей в общем удовлетворен. Но более всего счастлив тем, что общался с людьми поистине замечательными. Первый из них – наш Юрий Кузьмич!
