Академический университет – детище нобелевского лауреата, советского и российского физика, коммуниста Жореса Ивановича Алфёрова – хотят полностью лишить самостоятельности, государственного финансирования и сделать придатком политеха. Между тем Университет имени Ж.И. Алфёрова – молодое учебное заведение, сумевшее за 20 лет стать, по сути, ведущим в области научных исследований и разработок и одним из самых престижных в стране. В вузе созданы максимально комфортные условия обучения: есть современное здание, охраняемая территория, оздоровительный комплекс с бассейном, теннисным кортом и футбольным залом, просторные аудитории, благоустроенное общежитие. Есть также сильные и уникальные кафедры, на базе которых работают лаборатории стоимостью в миллиарды рублей и ученые мирового класса. Например, сегодня в Алфёровском университете функционируют лаборатории гермозоны – их площадь более 800 кв. м. В распоряжении сотрудников отделения есть современные ростовые установки молекулярно-пучковой эпитаксии (МПЭ), обеспечивающие атомную точность при создании гетероструктур, установки МПЭ полупромышленного типа с групповой загрузкой пластин. Многие ли учебные заведения сегодня могут похвастаться такими успехами?
Однако сегодня Алфёровский университет рискует потерять независимость и дальнейшие перспективы развития: Министерство образования не только намеренно сокращает его финансирование, которого, к слову, и так не хватало, но специально назначило ректора, явно заточенного на слияние учебных заведений. Очень похоже, кстати, на историю Пулковской обсерватории, где руководитель – ставленник администрации – последовательно зачищал всех неугодных. Думаю, не стоит объяснять, что при такого рода объединении судьбы передовых научных исследований и уникального профессорско-преподавательского состава весьма туманны.
За последние 15 лет количество средних учебных заведений сократилось почти вдвое, что привело к острому дефициту кадров на производстве. Вместе с тем, согласно глобальному рейтингу образования, по данным ЮНЕСКО, наша страна скатилась с 3-й позиции в далеко не самом благополучном 1991 году до 37-й позиции сегодня. До крайней степени обнищания доведены при этом студенты – сегодня они вынуждены работать и подучиваться, а не учиться и подрабатывать. И это совсем не вызывает удивления, ведь размер студенческих стипендий в настоящее время составляет всего 20% от прожиточного минимума. Совсем не осталось ни у обучающихся, ни у преподавателей маневра и для творческого полета мысли с погрязшей в бюрократизме наукой: по международным данным, российские педагоги – мировые рекордсмены по затратам труда на составление бумаг и отчетов. При этом к началу этого года число занятых научными исследованиями и разработками составляло 732 тысячи человек, что в 6 раз меньше, чем в советские годы.
Такое положение дел вполне объяснимо проводимой нынешней властью политикой. Сегодня у нас тратится на образование только 3,9% ВВП, хотя для его нормального развития необходимо как минимум 7%. К слову, Россия занимает предпоследнее место среди развитых стран по этому показателю. Однако буржуазная власть, видимо, не особо нуждается в грамотных и думающих людях: по Федеральной целевой программе с циничным названием «Развитие образования на 2016–2020 гг.» ликвидировано 40% вузов и 80% филиалов учреждений высшего образования.
Казалось бы, вот она, ситуация, когда хуже уже некуда, и пора бы начать предпринимать попытки по ее исправлению, но именно в этот момент в дверь постучали чиновники из Министерства образования, которые уничтожением Алфёровского университета хотят вколотить очередной гвоздь в крышку гроба отечественной науки.
В это исключительно лихое время есть люди и политические силы, которым небезразлична судьба нашей страны. КПРФ, Ленинский комсомол, профсоюз «Дискурс» уже выступили с заявлениями в поддержку Университета имени Ж.И. Алфёрова. Впереди решительные акции протеста, сборы подписей и федеральные флешмобы, вовлечение в борьбу широкой научной общественности. Только так, вместе, можно отстоять великое наследие нобелевского лауреата и спасти от полного уничтожения отечественную науку.
[img=-16809]
Услышим его слово
— Моя главная задача – это сохранить университет, потому что над ним нависла угроза.
— Наш Национальный исследовательский Академический университет создан для решения совершенно определенных задач. Но он государственная бюджетная организация. И если говорить откровенно на эту тему, то его бюджет примерно вдвое меньше, чем на самом деле требуется для такого университета. И это очень тяжелая ситуация.
Выход только один – в два раза увеличить бюджет университета. Для решения всех проблем нам необходимо не 300 миллионов рублей в год, которые нам выделяют, а шестьсот. И сделать это должно государство. Думаю, не такие уж это большие средства в сравнении с тем, какой вклад делает наш очень небольшой университет в подготовку научных кадров. Это непрерывный образовательный процесс, начиная с восьмого класса и заканчивая подготовкой кандидатов наук.
Самым важным сейчас является решение задач, которые позволили бы нашей стране в наиболее важных и перспективных направлениях стать мировыми лидерами. С уверенностью могу сказать, что таким направлением, которое является наиболее бурно развивающимся и которое будет развиваться все больше и больше, является электроника. Посмотрите, за что присуждались Нобелевские премии, которые изменили лицо мира. В этом списке – крупнейшие ученые, которые сделали свои открытия в области электроники.
Наш университет работает как раз в этом направлении. Мы ведем фундаментальные исследования, которые открывают новые возможности применения электроники. Мы продвигаем электронику в область биомедицины, чтобы наши исследования были связаны с жизнью и здоровьем человека.
Если такого рода изыскания финансировать как работы стандартных учебных заведений, ожидаемых результатов мы не получим. Ну и публику нужно привлекать другую в качестве исследователей, в качестве профессуры. Думая обо всем этом, мы создали у нас в университете, наверное, одну из самых лучших экспериментальных баз в Европе. У нас шесть самых современных машин молекулярной эпитаксии. Дело в том, что эти исследования потребовали новых технологий. Сначала это родилось на технологии жидкостной эпитаксии. Все это развивалось на эпитаксиальных технологиях. Такая технология – это когда вы выращиваете новую структуру на подложках. Жидкостная эпитаксия позволила решить принципиальные проблемы гетероструктур, но там мы не могли решать проблемы нанотехнологий, наноструктур. Молекулярная эпитаксия – это просто испарение в вакууме из источников, но это довольно сложные машины, в которых вы контролируете и потоки пучков, которые идут, и состав структур, их геометрию.
В свое время, понимая все это, мы закладывали основы молекулярной эпитаксии у нас в стране, в том числе и производство экспериментальных установок. Но в перестройку все это ухнуло. Тем не менее, понимая важность этого направления, мы приобрели для университета четыре французских и две американских машины разного масштаба, разных задач и, таким образом, можем выращивать любые современные эпитаксиальные структуры полупроводниковых материалов, которые нужны для решения этих проблем. Вот почему финансирование такого университета, как наш, требуется проводить на иной основе, с учетом масштаба и перспективности наших исследований. Это полное безобразие, что нас финансируют так же, как университет, который выпускает, скажем, бухгалтеров… Наш университет нацелен на решение новых проблем и привлечение выдающихся специалистов. Неслучайно почетными докторами университета, принимающими активное участие в его работе, являются пять нобелевских лауреатов.
Какие шаги для получения дополнительного финансирования должен предпринять ректор? В нашей стране эти проблемы могут быть решены только президентом или премьер-министром. Сейчас мне нужно снова обращаться к президенту: спасай, погибаем! И к премьер-министру – просить, чтобы он приехал и посмотрел. Я надеюсь, что смогу его убедить приехать в университет. Медведев был у нас, когда мне было 85 лет, приезжал поздравлять и был в курсе наших дел. Но курс курсом, а как теперь получится, трудно сказать.
Недавно прошло сообщение, что правительство выделяет на развитие науки 300 миллиардов рублей. Нам нужна из этой суммы одна тысячная. Если эти деньги не раздобудем, университет развалится, люди уйдут. В таком возрасте столь серьезная ситуация у меня возникла впервые. Потому что до этого мне удавалось просто за счет моего имени добывать средства. Но сейчас мне физически невозможно делать то, что я делал раньше.
Наша страна исключительно бюрократическая. Академический университет отличается от других еще и тем, что у него имеется Лицей ФТШ. Мы начинаем готовить специалистов с восьмого класса. Но по государственным стандартам лицей должен быть в другом министерстве – просвещения, как школа, а оплачивать школу, когда она совмещена с вузом, такое у нас не предусмотрено, не принято. Поэтому у нас на наш лицей в итоге мы получаем примерно одну треть от того, что вообще необходимо. И мы эти деньги отнимаем у центра высшего образования, потому что структура университета такая. Имеется центр общего образования, это лицей. Центр высшего образования – это бакалавриат, магистратура и аспирантура, и центр научный – это лаборатории.
Когда мы принадлежали Академии наук, все было нормально. Но потом из-за реформы РАН мы вынуждены были стать новой госбюджетной организацией Министерства образования и науки, где существует набор определенных правил. Они все выплачивают по закону, но это законы для другого сорта учебных организаций. Нам в порядке исключения надо было добиваться, чтобы нас выделили в бюджете отдельной строкой. Такой отдельной строки добились Московский и Санкт-Петербургский университеты, Московский физико-технический институт. В МФТИ собрано очень много членов РАН, они своевременно обратились. Ну и моя вина – не смог. Объясню почему. Долгое время этого просто не требовалось. Особая строка была обеспечена тем, что он академический. А теперь вот оказалось, что этого мало. Мне сейчас очень тяжело. Потому что нужно решать прежде всего проблемы бюджетные. В меньшей степени – научные. А я не могу ходить. Будь у меня другие ноги, я бы и к Путину, и к Медведеву мог бы сходить. А сейчас я должен звать, чтобы они пришли ко мне. Это тяжелее. Потому что никого из моей команды там не примут и слушать не будут.
Решать нужно мне…
