В 2011 г. в России появился День русского языка. Сказать, что этот праздник – явление сугубо российское, и что власти РФ, умилившись душой, взяли да и учредили такой день, значило бы согрешить против истины. Праздник появился вовсе не по внутрироссийскому почину, просто в ООН с 2010 г. отмечаются дни официальных языков организации. Причем каждый такой праздник связан с событием или датой, имеющими то или иное отношение к соответствующей письменности или культуре. Так, день французского языка отмечается 20 марта, потому что 20 марта 1970 г. образовалась Международная организация франкоговорящих стран. И с тех пор 20 марта отмечается как День франкофонии. Испанский язык чествуют в день смерти Сервантеса – 23 апреля. Поскольку Сервантес и Шекспир умерли в один день, то наряду с испанским вспоминают ныне и английский язык. Русский же язык в ООН привязали ко дню рождения Пушкина. А через год указом президента Медведева новый праздник появился и в России. На поверку русофилия оказалась привнесенной извне, да еще и с элементами подражания. Что-то вроде необъяснимого переименования аэропортов – у них есть, значит, и нам надо. Или, как русский народ говорит, «что крестьяне – то и обезьяне». Чему же удивляться, что праздник так и остался на бумаге. Ну или, в лучшем случае, свелся к организации праздничной торговли – универсальному современному способу выражения чувств.
А что же помимо книжных фестивалей или чтения стихов? Повлиял ли День русского языка в России на отношение к родному языку? Не ошибемся, предположив, что влияние это равно нулю. Просто вспомним времена, когда никакого такого Дня не существовало. Например, после Второй мировой войны русский язык преподавался по всему миру. Только в США более ста высших учебных заведений имели соответствующие кафедры. В странах Западной Европы, в Китае и Турции – всюду шло преподавание русского языка. Что уж говорить о Европе Восточной, где русский язык был обязательным школьным предметом. К началу перестройки русский язык был включен в школьную программу восьмидесяти стран. Ко времени развала СССР русский язык изучали по всему миру примерно восемьдесят миллионов человек. К концу XX века знающих русский язык насчитывалось примерно 350 миллионов человек.
К настоящему времени число носителей языка сократилось до двухсот пятидесяти восьми миллионов человек, а изучающих русский язык как иностранный – до тридцати восьми миллионов. Да и то с учетом бывших советских республик. По данным языкового справочника «Ethnologue», на 2022 г. русский язык по распространенности в мире занимает восьмое место, уступая последовательно английскому, китайскому, хинди, испанскому, французскому, арабскому и бенгальскому. Сегодня сто пятьдесят четыре миллиона человек считают русский язык родным, и для ста четырех миллионов это второй язык.
Так что можно смело свидетельствовать: День русского языка никак не повлиял ни на распространение языка, ни на интерес к нему как к иностранному, ни на отношение внутри страны, ни на чистоту его, ни на уважение со стороны носителей. Можно учредить хоть триста шестьдесят пять Дней русского языка, но если эти дни ни на что не влияют, то возникает один-единственный вопрос: «А зачем?..» Впрочем, применительно к действиям российской власти этот вопрос возникает довольно часто. Особенно в отношении того, что не связано с продажей или перепродажей чего бы то ни было. Но вернемся к русскому языку.
В конце 2022 г. было решено объявить 2023 год годом русского языка. Главы правительств Содружества Независимых Государств (СНГ) утвердили план мероприятий по проведению в СНГ «Года русского языка как языка межнационального общения». План состоит из ста пятидесяти пунктов, касающихся преподавания русского языка, подготовки учителей, а также проведения разных культурных и научных мероприятий. Само по себе это, конечно, прекрасно. Однако скажется ли целый год русского языка на отношении к нему, например, в Казахстане, где языковые патрули стали такой же нормой, как в недавнем прошлом на Украине; или в Киргизии, где одобрили закон о переходе госучреждений на киргизский язык, покажет время. С уверенностью можно сказать только одно: интерес к языку – это, прежде всего, интерес к стране и к тому, что она может предложить миру. Если в стране передовая наука, высокоразвитая культура, идеи, зовущие людей в будущее или предлагающие воплотить мечту, интерес к такой стране, к ее народу и к его языку останется неизбывным. Но когда вы ничего, кроме торговли всем и вся, не можете явить миру, то кому вы будете интересны? А главное – в чем может заключаться этот интерес?
Торговля в самом широком понимании стала основой российской действительности. Именно поэтому в стране нет достойной современной культуры. Потому что когда госпожа Навка выигрывает грант Президентского фонда культурных инициатив на проведение своего шоу, все прекрасно понимают – это не культура, это именно торговля. Странные, мягко говоря, пьесы, фильмы и книги одних и тех же людей – это тоже не культура, а своеобразная торговля. Потому что культура держится на талантах, а «проекты» – это имитация культуры с целью извлечения прибыли. Но имитация, по большому счету, никому, кроме ее участников, не нужна, чему ярким подтверждением стала суета иноагентов, собирающих вне России разве что актовые залы.
Русская литературная классика остается востребованной у иностранного читателя. Но можно ли быть уверенным, что современные писатели, переводимые на иностранные языки, так же интересны? Не надоела ли даже иностранному читателю «развесистая клюква» о России, а заодно и разные легенды о миллиардах расстрелянных лично Сталиным или скормленных диким зверям? А ведь ничего другого российская сторона предложить не может. Вероятно, потому что ответственные за культуру чиновники именно так представляют себе хорошие книжки. То же самое относится к кино и театру. Если ваша культура – это плевки в ваше собственное прошлое и настоящее, подражание вчерашней западной моде или просто бойкий характер и знакомство с сильными мира сего, то простите, это никому не интересно. Крупные российские издательства не ищут и не популяризируют новых талантливых авторов, уповая на «проекты» – ведь проще внедрить какое-то имя в массовое сознание и затем эксплуатировать реакцию на знакомое, чем проводить настоящую культурную политику. Но другим-то странам и народам зачем все это?
Недавно Российское общество «Знание» составило список книг, рекомендуемых к летнему чтению. В список – как уже отметили многие читатели, журналисты, блогеры – включены произведения, мягко говоря, весьма сомнительные, как, в первую очередь, с художественной точки зрения (в том числе, и художественного языка), так и с точки зрения исторической правды и вообще какой бы то ни было правды. И опять же: можно понять, для чего, зачем и почему все это проталкивается внутри страны. Но во всем остальном мире кому интересно то, что неталантливо?
Да, в России давно уже не удивляются, что далеко не выдающиеся пьесы драматургини, призывавшей к расчленению страны и называвшей Россию «гниющим трупом», идут на столичных сценах. Пишут, что ее пьесы показывают и за границей. И это очень даже возможно – почему нет? Вот только едва ли такое творчество способно вызвать интерес к России и к русскому языку, как, например, творчество Чехова. А то ведь получится, как в дневнике все того же Чехова: «Чтобы изучить Ибсена, выучился по-шведски, потратил массу времени, труда и вдруг понял, что Ибсен неважный писатель; и никак не мог понять, что ему теперь делать со шведским языком».
Другой пример. Министерство культуры обновило экспертные советы по кино, отбирающие фильмы на получение государственных субсидий. Исключенных режиссеров и журналистов заменили на священников. Значит ли это, что кино станет лучше? Другими словами, можно ли уповать на новых экспертов как на знатоков кино, способных отличить поделку от шедевра; восстановится ли в России утраченная киношкола, станут ли опять появляться киношедевры? Или просто на экране будет меньше насилия и голых тел?
В феврале с.г. президент подписал закон «О внесении изменений в Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации», ограничивающий и регулирующий употребление иностранных слов, направленный «на повышение значимости русского языка как государственного на всей территории страны и усиление контроля за соблюдением его норм госслужащими и гражданами». Вопрос об ограничении использования в русском языке иностранных слов время от времени горячо обсуждался в России. Причем есть и сторонники, и противники ограничений. Вот и сейчас многие уверены, что нет большей глупости, чем пытаться заменить англицизмы. Ссылаются на то, что в русском языке много заимствований, и все отменить невозможно. Как же, дескать, мы назовем «компьютер» или «хлеб». В таких заявлениях проглядывает лукавство, хотя это действительно сложная тема, и росчерком пера тут ничего не изменишь. В русском языке немало заимствований. Русский язык вообще открыт к заимствованиям. Само по себе это не хорошо и не плохо. Например, английский язык аналитичен, он выражает понятие. Наш язык синтетический, выражающий оттенки, смысловые изгибы. Потребовалось выразить новый оттенок – позаимствовали слово. Есть в русском языке слово «переворот», но слово «революция» имеет немного другой смысл, другой оттенок, поэтому прижилось и оно.
Заимствование не происходит раз и навсегда. В классической литературе немало заимствованных обозначений всевозможных тканей – «нанковый», «чесучовый», «драдедамовый» и т.д. Ткани остались, но сегодня мы называем их иначе. Прежде чем войти в русский язык, иностранное слово проходит долгий путь. Сначала это варваризмы, но если слова приживаются и приспосабливаются, перестают резать слух, обретают образ – тогда они становятся полноценной частью языка и могут называться заимствованием. Известны случаи, когда русское слово вытеснялось и подменялось иностранным, после чего начинался обратный ход.
Заимствование может быть буквальным или опосредованным. В первом случае в языке появляются новые слова, во втором – русские слова приобретают новый смысл под влиянием иностранных языков. Буквальный перевод с французского или немецкого образовал новые русские слова и выражения. В статье «Что такое искусство?» Л.Н. Толстой пишет об использовании слова «красивый» применительно к музыке или поступкам. В то время как в русском языке «красиво» – это то, что приятно на вид. Но под воздействием европейских языков слово стало использоваться иначе. В XIX в. после революционных событий во Франции слово «красный» приобрело в русском языке политический смысл. А в XX в. с таким же смыслом оно вернулось из России в Европу.
Достоевский использует буквально переведенное с французского «discuter sur un pied d`égalité» – обсуждать на равных или «на равной ноге»: «– Его, главное, надо теперь убедить в том, что он со всеми нами на равной ноге, несмотря на то, что он у нас деньги берет, – продолжал в своем упоении Алеша, – и не только на равной, но даже на высшей ноге… – «На высшей ноге» – прелестно, Алексей Федорович, но говорите, говорите! – То есть я не так выразился… про высшую ногу… но это ничего, потому что…» («Братья Карамазовы»). Тем самым показывая, как иногда нелепы бывают буквальные переводы и заимствования. И все же эта «нога» прижилась в русском языке.
Языковое заимствование – естественный ход вещей. И все же нельзя утверждать, будто нет никакой опасности в чрезмерной увлеченности иностранными словами. Обилие варваризмов и заимствований не может не влиять на сознание. Многие слова оказываются пустыми – за ними нет никакого образа. Кто объяснит, что такое «демократия»? Не говоря уже о «мерчандайзерах». Сегодня мы используем множество заимствованных слов, которые непонятно что обозначают, за ними нет четкого образа. Эта размытость, неопределенность становятся частью мировоззрения, частью сознания и культуры. Если учесть обилие таких слов, можно предположить, что за последние десятилетия в национальное сознание внедрилась пустая благонамеренность.
В то же время нынешние дети отлично знают, что такое «хейтер» или «буллинг». Но при этом не понимают русскую классическую поэзию – слова им незнакомы. И дело не в том, что это другое поколение. Поколения 60-х или 70-х тоже не ездили в кибитках и не собирали хворост. Однако слова понимали. Значит, рвется связь времен, язык перестает быть народным, он усредняется, делается более примитивным. А вместе с тем упрощается и мировоззрение. Для русского языка это особенно опасно, потому что, как мы говорили выше, это язык полутонов. Тот же «хейтер» по-русски может быть описан со множеством оттенков. «Недоброжелатель» – одно, «злопыхатель» – уже другое.
Тогда зачем нужны «мерчандайзер» или «фолловеры»? Только затем, что подражать Америке – значит, ощущать себя передовым и продвинутым. Но в таком случае запретами сложно будет что-то изменить. Вот когда мы снова начнем запускать первые спутники и совершать первые полеты в неизведанное – тогда переменится и мода.
Поэтому любые языковые праздники, дни и годы русского языка не смогут ничего изменить и ни на что повлиять. Язык существует не сам по себе. Точно так же, как любой язык связан с национальным сознанием, интерес к языку в мире связан с интересом к стране, где проживают его носители. Страна, активно развивающаяся, предлагающая миру новые идеи, тем самым приглашает изучать свой язык. И разные народы принимают это приглашение. Помимо всего прочего, в России уже который год отмечается убыль населения. Что же тут удивительного, что на китайском, хинди или арабском в мире говорит большее число людей, чем на русском, если носителей этих языков физически больше!
Что ж, положение русского языка в мире обозначает главные российские беды и ставит задачи перед российской властью. Во-первых, вымирание носителей языка. А во-вторых, общий упадок и отсутствие привлекательной идеи (а равно культуры, науки, спорта, производства и пр.) Вот о чем впору призадуматься в День русского языка.
Светлана ЗАМЛЕЛОВА