За то время, которое прошло с момента основания Соединенных Штатов в XVIII веке, европейцы успели вторгнуться в Россию шесть раз. В 1812 году Наполеон Бонапарт оккупировал Москву, однако он сильно недооценил готовность русского народа сопротивляться. Причины Крымской войны 1853–1856 годов сегодня приводят нас в недоумение, но Великобритания и Франция одержали победу, взяв в осаду русский порт в Севастополе. Германия вторглась на территорию России во время Первой мировой войны, а в 1918 году то же самое сделали Британия и Франция, рассчитывая, что им удастся остановить большевистскую революцию. Тот эпизод не был войной в полном смысле этого слова, однако, учитывая, что на российской земле оказались 70 тыс. иностранных солдат (из которых 11 тыс. были американцами), это вполне можно назвать вторжением. В 1941 году Германия напала второй раз, учинив невероятные разрушения на обширных пространствах, сопоставимых по своим размерам с территорией между Нью-Йорком и Канзасом.
В течение этого периода Россия дважды объединялась с Западом, чтобы разгромить поднимающего голову гегемона. Франция Наполеона Бонапарта и Германия Адольфа Гитлера претендовали на господство в Европе, и их обеих остановили коалиции государств, в которых решающую роль сыграла Россия. Хотя в тех конфликтах Москва действительно брала на себя роль освободителя, сегодня западная элита воспринимает ее совершенно иначе. Сегодня они видят в ней сторону, которая развязала военный конфликт на Украине – якобы в попытке сделать первый шаг к воссозданию прежнего советского блока. Они видят в ней Россию, которая принялась за свои прежние замашки и теперь стремится подчинить своих более мелких соседей, запугать и вынудить их вернуться в «зону безопасности», состоящую из вассальных государств. Эти страхи сегодня широко распространены на Западе, и именно они служат причиной того, что он продолжает поддерживать Украину. Однако, если посмотреть на это под другим углом, это классический пример так называемой дилеммы безопасности – ситуации, в которой оборонительные шаги одной стороны воспринимаются другой как агрессивные и угрожающие действия. Американская и европейская элита боится намерений России на Украине, а Москва утверждает, что ее специальная военная операция носит чисто оборонительный характер. Тем временем представители Запада настаивают, что НАТО – это исключительно оборонный альянс и что у России нет поводов опасаться членства Украины в нем. Но проблема в том, что Москва действительно этого боится. Меч подозрений рубит обеими сторонами.
В 2022 году Москва начала свою специальную военную операцию по тем самым причинам, о которых заявили ее лидеры: чтобы помешать вступлению Украины в НАТО и чтобы не допустить появления у границ России потенциальной военной угрозы, которую Кремль считает неприемлемой. Этому предшествовало множество запутанных событий, и в данный момент у нас нет возможности подробно их расписывать, однако пророссийски настроенные эксперты считают, что в целом у Москвы было достаточно веских оснований для начала превентивных действий в целях самозащиты. Разумеется, критики никогда с этим не согласятся. Они утверждают, что Россия развязала «ничем не спровоцированную захватническую войну», что она нарушила суверенитет Украины и что за это ее необходимо привлечь к ответственности.
Разногласия, существующие между этими двумя лагерями, касаются не только причин продолжающегося конфликта. У этих двух блоков совершенно разное понимание того, как работает система суверенных государств. Военная стратегия России является воплощением более широкого реалистичного подхода к международным отношениям: у государств нет друзей, у них есть лишь интересы, и они должны самостоятельно принимать все необходимые меры, чтобы себя защищать. Соответственно, Москва развязала этот конфликт не для того, чтобы завоевать новые территории, а лишь руководствуясь абсолютно прагматичной оценкой угрозы. Соединенные Штаты, напротив, вмешались в этот спор под воздействием идеологически заряженного миссионерского духа. Американцы уже долгое время считают себя «спасителем мира», «незаменимой нацией», а от их дипломатической риторики часто веет морализаторством. Они верят, что если в мире будет больше демократий, то он станет более безопасным и лучшим местом, чем сейчас. США не приемлют традиционную политику баланса сил и проповедуют «основанный на нормах» миропорядок. Между тем взгляд России на силовую политику остается весьма консервативным. Она настаивает, что необходимо учитывать исторические обстоятельства и географические особенности той или иной страны. Она старается ответить на вопрос: «А что там есть?» Мировоззрение Америки по своей природе революционное. Исторические контексты волнуют ее в гораздо меньшей степени, нежели теоретизирования касательно того, как народы и государства должны себя вести. США пытаются ответить на вопрос: «А что там должно быть?»
Часто говорят, что Соединенные Штаты могли бы урегулировать украинский кризис еще до того, как он вылился в вооруженный конфликт, просто договорившись с Россией в вопросе о возможном членстве Украины в НАТО. Но на пути к этому возник барьер психологического свойства. Запад боится, что если ответить на «просьбу» Москвы касательно Киева, это станет первым шагом на скользком склоне. Потому что затем Россия может выдвинуть новые требования по безопасности в Восточной Европе, и очень скоро США – осознанно или нет – могут стать участником некой «договоренности по сферам влияния». Такая перспектива вызывает у Вашингтона неподдельное отвращение.
«Эпоха империй и сфер влияния подошла к концу, – сказал президент Обама в ходе своего выступления в Варшаве в 2014 году. – Крупным странам нельзя позволять запугивать маленькие или навязывать им свою волю под дулом автомата». И неважно, что Обама обошел молчанием доктрину Монро. Суть в том, что подобную критику принципа «сфер влияния» можно найти в огромном множестве заявлений американских деятелей касательно внешней политики. Если говорить об Украине, то с такими высказываниями выступали представители последних четырех администраций США, две из которых были демократическими, а другие две – республиканскими. Этой точки зрения придерживаются обе партии, и именно она подтолкнула Соединенные Штаты к опосредованной войне с
За несколько недель до начала специальной операции на Украине президент Владимир Путин приехал в Пекин на Зимние Олимпийские игры. Там он побеседовал с лидером Китая Си Цзиньпином, и, хотя у нас нет протокола той встречи, скорее всего, в ходе разговора Путин сказал Си, что у него нет иного выбора, кроме как применить силу. Стороны опубликовали совместное заявление, в котором говорится: «Россия и Китай выступают против попыток внешних сил подорвать безопасность и стабильность в их общих прилегающих регионах». То есть перед началом военных действий Москва и Пекин – ради своих национальных интересов – выступили с последним призывом отнестись с уважением к их сферам влияния. Но Америка не знает такого языка.
Одна сторона говорит, что ради сохранения мира на земле крупным державам необходимо проявлять сдержанность и уважать интересы безопасности других держав. Другая утверждает, что сохранение «сфер влияния» – это, в сущности, акт агрессии. Одна сторона говорит, что напряженность в отношениях между крупными странами не является результатом особенностей их режимов, а скорее представляет собой неотъемлемое свойство международной системы, проявляющееся всякий раз, когда та или иная держава отклоняется от своего привычного пути. Другая утверждает, что все дело именно в характере режимов, потому что разница между ними влияет на отношения между государствами. Одна сторона делает акцент на исторических и географических особенностях, считая их константами в международных делах. Другая же преуменьшает их значение, делая акцент на приоритете закона и этических принципов.
Многие россияне уверены, что риторика Соединенных Штатов о «сферах влияния», о необходимости уважать суверенитет Украины и укреплять «основанный на нормах» международный порядок – это всего лишь морализаторство, позволяющее скрывать то, чего США на самом деле добиваются. А добиваются они смены режима в России. Москва всегда это подозревала. По иронии, она воспринимает Соединенные Штаты во многом почти так же, как они сами себя воспринимают, – как мессианскую державу, распространяющую демократию по всему миру. Россия знает, что если бы она смирилась с вступлением Украины в НАТО, если бы она не предприняла шагов, чтобы помешать враждебно настроенному военному альянсу приблизиться к самым ее границам, то она окончательно лишилась бы свободы действий и возможности претендовать на статус крупной державы. В этом случае ей пришлось бы покорно смириться с навязанным Америкой миропорядком. Ей пришлось бы следовать за Соединенными Штатами, лишившись возможности позиционировать себя как альтернативу им. Но, возвращаясь к опыту Наполеона, Россия не раз доказывала свою способность противостоять гегемонам. Если бы она согласилась с «НАТО на Днепре», это означало бы, что она пала ниц перед таким властелином. Она уподобилась бы Европе, став еще одним придатком Америки.
Русский народ знает это. Он чувствует, что в конфликте на Украине речь идет не только об Украине. Это экзистенциальная битва, борьба не на жизнь, а на смерть между Москвой и Западом. С точки зрения русских, у их границ вновь появился враг, пытающийся оказать на них сильнейшее давление. Они считают, что поражение в этой битве станет не просто неудачей, от которой Россия в дальнейшем сумеет оправиться. Для них такое поражение будет равносильно утрате страной своей исторической идентичности – не только как государства, но и как цивилизации, потому что Россия – это цивилизация, которая в культурном смысле отличается от западной, а вовсе не «недемократизированное пространство» на восточном краю Европы, коей ее ошибочно считают многие представители Запада.
За последние несколько дней на территорию России проникали вооруженные боевики, и районы вдоль ее границы с Украиной подвергаются артиллерийским обстрелам. Эти действия Киева скорее напоминают акты терроризма, нежели традиционную военную операцию, однако они повышают вероятность того, что конфликт выйдет из-под контроля. Если это случится, он может стать седьмым эпизодом в череде иностранных вторжений за последние два столетия, когда русскому народу приходилось отражать наступление западных захватчиков. И будет большой ошибкой недооценивать готовность русских сопротивляться.
Джеймс СОРИАНО,
сотрудник разведывательной службы
American Thinker (США)
