В нынешнее непростое время либералы-антисоветчики, к сожалению, напрямую участвуют в формировании политической повестки и рождении «новой истории», зачеркивающей историю реальную. Осознанно или нет – не важно. Они отрицают возможность человека оставаться Человеком. Видимо, по причине того, что сами не видят для себя возможности оставаться людьми в аналогичных условиях. Эта попытка паскудна еще и тем, что планируемые ими к вколачиванию в мозг молодежи модели поведения основаны на давно разоблаченных в исторической литературе фейках:
«К сожалению, все эти байки, из года в год повторяемые легковесными «журналистами» и запоздалыми борцами со сталинизмом, разоблачаются только в специализированных исторических публикациях. Впервые они были рассмотрены и опровергнуты еще в середине 90-х гг. в ряде документальных сборников по истории блокады. Увы, тиражам исторических и документальных исследований не приходится конкурировать с желтой прессой» – пишет историк А. Волынец.
Вашему вниманию предлагаются выдержки из его книги «Жданов», вышедшей в серии «Жизнь замечательных людей», посвященные этой больной для млечиных, красовских и прочих сванидзе теме.
«… Зато альтернативно одаренные всех мастей любят «вспоминать», как Жданов «обжирался» в городе, умиравшем от голода. Тут в ход идут самые феерические байки, обильными тиражами наплодившиеся еще в «перестроечном» угаре. И уже третий десяток лет привычно повторяется развесистая клюква: о том, как Жданов, дабы спастись от ожирения в блокадном Ленинграде, играл в «лаун-теннис» (видимо, диванным разоблачителям очень уж нравится импортное словечко «лаун»), как ел из хрустальных ваз пирожные «буше» (еще одно красивое слово) и как объедался персиками, специально доставленными самолетом из партизанских краев. Безусловно, все партизанские края СССР просто утопали в развесистых персиках…
Впрочем, у персиков есть не менее сладкая альтернатива – так, Евгений Водолазкин в «Новой газете» накануне Дня Победы, 8 мая 2009 г., публикует очередную ритуальную фразу про город «с Андреем Ждановым во главе, получавшим спецрейсами ананасы». Показательно, что доктор филологических наук Водолазкин не раз с явным увлечением и смаком повторяет про эти «ананасы» в целом ряде своих публикаций (например: Е. Водолазкин. «Моя бабушка и королева Елизавета. Портрет на фоне истории» / Украинская газета «Зеркало недели» №44, 17 ноября 2007 г.). Повторяет, конечно же, не потрудившись привести ни малейшего доказательства, так – мимоходом, ради красного словца и удачного оборота – почти ритуально.
Поскольку заросли ананасов в воюющем СССР не просматриваются, остается предположить, что по версии г-на Водолазкина данный фрукт специально для Жданова доставлялся по ленд-лизу… Но в целях справедливости к уязвленному ананасами доктору филологических наук заметим, что он далеко не единственный, а всего лишь типичный распространитель подобных откровений. Нет нужды приводить на них ссылки – многочисленные примеры такой публицистики без труда можно найти в современном русскоязычном интернете…
Вот что рассказывает в изданном в Петербурге в 1995 г. сборнике «Блокада рассекреченная» писатель и историк В.И. Демидов:
«Известно, что в Смольном во время блокады вроде бы никто от голода не умер, хотя дистрофия и голодные обмороки случались и там. С другой стороны, по свидетельству сотрудников обслуги, хорошо знавших быт верхов (я опросил официантку, двух медсестер, нескольких помощников членов военсовета, адъютантов и т.п.), Жданов отличался неприхотливостью: «каша гречневая и щи кислые — верх удовольствия».
Что касается «сообщений печати», хотя мы и договорились не ввязываться в полемику с моими коллегами, – недели не хватит. Все они рассыпаются при малейшем соприкосновении с фактами. «Корки от апельсинов» обнаружили будто бы на помойке многоквартирного дома, где якобы жительствовал Жданов (это «факт» – из финского фильма «Жданов – протеже Сталина»). Но вы же знаете, Жданов жил в Ленинграде в огороженном глухим забором – вместе с «помойкой» – особняке, в блокаду свои пять-шесть, как у всех, часов сна проводил в маленькой комнате отдыха за кабинетом, крайне редко – во флигеле во дворе Смольного. И «блины» ему личный шофер (еще один «факт» из печати, из «Огонька») не мог возить: во флигеле жил и личный ждановский повар, «принятый» им еще от С.М. Кирова, «дядя Коля» Щенников. Писали про «персики», доставлявшиеся Жданову «из партизанского края», но не уточнив: был ли зимой 1941–1942 года урожай на эти самые «персики» в псковско-новгородских лесах и куда смотрела головой отвечавшая за жизнь секретаря ЦК охрана, допуская к его столу сомнительного происхождения продукты…»
Оператор располагавшегося во время войны в Смольном центрального узла связи Михаил Нейштадт вспоминал:
«Честно скажу, никаких банкетов я не видел. Один раз при мне, как и при других связистах, верхушка отмечала 7 Ноября всю ночь напролет. Были там и главком артиллерии Воронов, и расстрелянный впоследствии секретарь горкома Кузнецов. К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами. Солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде… Но каких-то там излишеств не помню. Жданов, когда приходил, первым делом сверял расход продуктов. Учет был строжайший. Поэтому все эти разговоры о «праздниках живота» больше домыслы, нежели правда… Жданов был первым секретарем обкома и горкома партии, осуществлявшим все политическое руководство. Я запомнил его как человека, достаточно щепетильного во всем, что касалось материальных вопросов».
Даниил Натанович Альшиц (Аль), коренной ленинградец, доктор исторических наук, выпускник, а затем профессор истфака ЛГУ, рядовой ленинградского народного ополчения в 1941 году, пишет в недавно вышедшей книге:
«…По меньшей мере смешно звучат постоянно повторяемые упреки в адрес руководителей обороны Ленинграда: ленинградцы-де голодали, а то и умирали от голода, а начальники в Смольном ели досыта, «обжирались». Упражнения в создании сенсационных «разоблачений» на эту тему доходят порой до полного абсурда. Так, например, утверждают, что Жданов объедался сдобными булочками. Не могло такого быть. У Жданова был диабет и никаких сдобных булочек он не поедал… Мне приходилось читать и такое бредовое утверждение, будто в голодную зиму в Смольном расстреляли шестерых поваров за то, что подали начальству холодные булочки. Бездарность этой выдумки достаточно очевидна. Во-первых, повара не подают булочек. Во-вторых, почему в том, что булочки успели остыть, виноваты целых шесть поваров? Все это явно бред воспаленного соответствующей тенденцией воображения».
Как вспоминала одна из двух дежурных официанток Военного совета Ленинградского фронта Анна Страхова, во второй декаде ноября 1941 года Жданов вызвал ее и установил жестко фиксированную урезанную норму расхода продуктов для всех членов Военсовета Ленинградского фронта (командующему М.С. Хозину, себе, А.А. Кузнецову, Т.Ф. Штыкову, Н.В. Соловьеву). Участник боев на Невском пятачке, командир 86-й стрелковой дивизии (бывшей 4-й Ленинградской дивизии народного ополчения) полковник Андрей Матвеевич Андреев упоминает в мемуарах, как осенью 1941 г., после совещания в Смольном, видел в руках Жданова небольшой черный кисет с тесемкой, в котором член Политбюро и первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) носил полагавшейся ему пайковый хлеб – хлебная пайка выдавалась руководству несколько раз в неделю на два-три дня вперед. Конечно, это не были 125 грамм, полагавшихся иждивенцу в самый кризисный период блокадного снабжения, но, как видим, и пирожными с лаун-теннисом тут не пахнет.
Действительно, в период блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда снабжалось куда лучше, чем большинство городского населения, но без любимых разоблачителями «персиков» – здесь господа разоблачители явно экстраполируют на то время собственные нравы… Предъявлять же руководству блокадного Ленинграда претензии в лучшем снабжении – значит предъявлять такие претензии и солдатам Ленфронта, питавшимся в окопах лучше горожан или обвинять летчиков и подводников, что они в блокаду кормились лучше рядовых пехотинцев. В блокадном городе все без исключения, в том числе и эта иерархия норм снабжения, подчинились целям обороны и выживания, так как разумных альтернатив тому, чтобы устоять и не сдаться, у города просто не было…
Показательный рассказ о Жданове в военном Ленинграде оставил Гаррисон Солсбери, шеф московского бюро «Нью-Йорк таймс». В феврале 1944 г. этот хваткий и дотошный американский журналист прибыл в только что освобожденный от блокады Ленинград. Как представитель союзника по антигитлеровской коалиции он посетил Смольный и иные городские объекты. Свою работу о блокаде Солсбери писал уже в 60-е гг. в США, и его книгу уж точно невозможно заподозрить в советской цензуре и агитпропе. По словам американского журналиста, большую часть времени Жданов работал в своем кабинете в Смольном на третьем этаже:
«Здесь он работал час за часом, день за днем. От бесконечного курева обострилась давняя болезнь – астма, он хрипел, кашлял… Глубоко запавшие, угольно-темные глаза горели; напряжение испещрило его лицо морщинами, которые резко обострились, когда он работал ночи напролет. Он редко выходил за пределы Смольного, даже погулять поблизости…
В Смольном была кухня и столовая, но почти всегда Жданов ел только в своем кабинете. Ему приносили еду на подносе, он торопливо ее проглатывал, не отрываясь от работы, или изредка часа в три утра ел по обыкновению вместе с одним-двумя главными своими помощниками… Напряжение зачастую сказывались на Жданове и других руководителях. Эти люди, и гражданские и военные, обычно работали по 18, 20 и 22 часа в сутки, спать большинству из них удавалось урывками, положив голову на стол или наскоро вздремнув в кабинете. Питались они несколько лучше остального населения. Жданов и его сподвижники, так ж, как и фронтовые командиры, получали военный паек: 400, не более, грамм хлеба, миску мясного или рыбного супа и по возможности немного каши. К чаю давали один-два куска сахара. …Никто из высших военных или партийных руководителей не стал жертвой дистрофии. Но их физические силы были истощены. Нервы расшатаны, большинство из них страдали хроническими заболеваниями сердца или сосудистой системы. У Жданова вскоре, как и у других, проявились признаки усталости, изнеможения, нервного истощения».
Действительно, за три года блокады Жданов, не прекращая изнурительной работы, перенес «на ногах» два инфаркта. Его одутловатое лицо больного человека через десятилетия даст повод сытым разоблачителям, не вставая с теплых диванов, шутить и лгать о чревоугодии руководителя Ленинграда во время блокады.
Валерий Кузнецов, сын Алексея Александровича Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), ближайшего помощника Жданова в годы войны, в 1941 г. пятилетний мальчик, ответил на вопрос корреспондентки о питании ленинградской верхушки и столовой Смольного в период блокады:
«Я обедал в той столовой и хорошо помню, как там кормили. На первое полагались постные, жиденькие щи. На второе – гречневая или пшенная каша да еще тушенка. Но настоящим лакомством был кисель. Когда же мы с папой выезжали на фронт, то нам выделяли армейский паек. Он почти не отличался от рациона в Смольном. Та же тушенка, та же каша.
– Писали, что в то время, как горожане голодали, из квартиры Кузнецовых на Кронверкской улице пахло пирожками, а Жданову на самолете доставлялись фрукты…
– Как мы питались, я уже вам рассказал. А на Кронверкскую улицу за все время блокады мы приезжали с папой всего-то пару раз. Чтобы взять деревянные детские игрушки, ими растопить печку и хоть как-то согреться, и забрать детские вещи. А насчет пирожков… Наверное, достаточно будет сказать, что у меня, как и у прочих жителей города, была зафиксирована дистрофия.
Жданов… Понимаете, меня папа часто брал с собой в дом Жданова, на Каменный остров. И если бы у него были фрукты или конфетки, он бы наверняка уж меня угостил. Но такого я не припомню».
Когда с господами либеральными историками случится диабет, они явно перейдут на пирожные и апельсины.
Егор МИХАЙЛОВ
Ленинград
