Коммунист с 70-летним партстажем.
Юрий Емельянов: К 35-летию со дня смерти моего отца B.C. Емельянова.
В августе 1963 г. я был участником международного молодежного лагеря под Нальчиком. Однажды вечером у нас устроили просмотр нового документального фильма «Русское чудо», созданного кинематографистами ГДР супругами Торндайк и рассказывающего о превращении царской России в передовую Советскую державу. Во второй части фильма это стремительное преобразование было проиллюстрировано на примерах отдельных людей, раскрывших свои способности благодаря советскому строю. Как это уже было не раз в нашем лагере, синхронный перевод фильма на английский язык поручили сделать мне. Когда стали показывать вторую часть фильма, я увидел на экране знакомое мне с детства лицо отца и старался сдержать волнение, переводя историю, известную мне с первых лет сознательной жизни. Рассказ о его жизни использовался авторами фильма в качестве свидетельства достижений нашей страны после Великой Октябрьской социалистической революции. Возможно, для такого выбора у супругов Торндайк были известные основания, потому что судьба моего отца была типичной для многих людей его поколения.
Мой отец, ученый-металлург Василий Семенович Емельянов, родился почти в самом начале XX века (12 февраля 1901 г.) и умер в конце его предпоследнего десятилетия (27 июля 1988 г.). Как и многие представители его поколения, он до конца своих дней любил подробно рассказывать о пережитом и делал это интересно. С детства я запомнил его рассказы о саратовской деревне Белый Ключ возле Хвалынска, где он родился и где, по его словам, росли необыкновенно сочные груши. Чаще отец вспоминал о поселке Балаханы под Баку, куда он переехал в раннем детстве со всей семьей. Под Баку мой дед работал плотником на строительстве деревянных опор для нефтяных вышек. Однако его заработной платы едва хватало для того, чтобы прокормить семью из пяти человек. Отец вспоминал, что уже утром он начинал думать о том, скоро ли настанет время обеда, а после обеда думал о том, скоро ли можно будет заснуть и не думать о еде. Не хватало не только еды, но и воды: проточная и колодезная вода были пропитаны сероводородом. Для питья и других нужд собирали в бочках дождевую воду. Зато нефтью в Балаханах были пропитаны воздух и земля. Поэтому мать моего отца с утра отправлялась с ведрами, чтобы собирать в лужицах нефть. Ее использовали дома для приготовления пищи.
Отец Василия Семеновича Емельянова был неграмотным, но, увидев у сына тягу к чтению, стал поощрять его интерес к знаниям. Мой отец смог успешно сдать вступительный экзамен на одно из двух бесплатных мест в первом классе реального училища в Сураханах, поселке, также расположенном возле Баку. Хотя у Василия Семеновича рано возник ярко выраженный интерес к математике и естественным наукам, преподаватели помогали ему развить склонности и к гуманитарным предметам. Он полюбил уроки истории, старательно изучал немецкий и французский языки. В училище увлекся поэзией и до глубокой старости декламировал заученные им в юные годы стихи Лермонтова и первую главу «Евгения Онегина». Он и сам стал писать стихи, которые после революции публиковались в профсоюзных газетах Баку.
Отец часто вспоминал, как однажды весной 1917 года, перед началом коллективной молитвы в училище, в их класс прибежал старшеклассник и сказал: «Когда начнут читать молитву и дойдут до слов: «победы императору нашему Николаю Александровичу», пусть все замолчат». Ученики послушались. Когда же молитва внезапно прекратилась, ученики шестых и седьмых классов торжественным голосом запели: «Победу Исполнительному Комитету нашему на супротивные даруя». Священник и инспектор бросились к поющим, а кто-то из них протянул им газету с извещением об отречении Николая Второго от престола.
В ходе бурных событий 1917–1918 гг. мужчины из семьи Емельяновых вступили в ряды защитников Бакинской коммуны. Отец рассказывал о боях против наступавшей турецкой армии, в ходе которых погиб его младший брат Митя. Рассказывал отец и о поражении сторонников коммуны и оккупации Города Ветров турецкой армией. После установления в Баку буржуазной власти отец, которому было 17 лет, вступил в подпольную организацию Российской коммунистической партии (большевиков). Весной 1920 г. по заданию Бакинского подпольного комитета отец, который к этому времени работал на телефонной станции, выехал за пределы города, чтобы осуществить подрыв телефонной связи Баку с пограничными постами. Благодаря этому в столице Азербайджана слишком поздно узнали о том, что части Красной Армии перешли границу и двинулись к Баку.
Вскоре после установления советской власти в Баку Василий Семенович был откомандирован на учебу в Москву, в Горную академию. Направлявшие его бакинские товарищи рассчитывали, что по окончании учебы он вернется инженером-нефтяником, однако отец выбрал металлургию, которая стала его профессией на всю жизнь. Он часто вспоминал Горную академию и пятерку студентов, которые поселились в одной комнате общежития. Среди них были будущий нарком черной металлургии И.Т. Тевосян и будущий писатель А.А. Фадеев. Пятеро студентов решили питаться вскладчину. На свои небольшие стипендии они покупали готовых селедок и готовили из них суп. Склонный к художественным образам Александр Фадеев назвал такой суп «карьими глазками», обратив внимание на глаза селедок в супе. Бедность не была препятствием для личной жизни. Еще студентом отец познакомился с моей мамой, также студенткой в те годы. Они поженились в 1923 г. и прожили вместе до ее смерти в 1979 г.
К тому времени на здоровье отца стали сказываться последствия тяжелых условий первых лет его жизни, породивших уязвимость к болезням. Такие же условия сделали уязвимыми для туберкулеза и других Емельяновых. В начале 20-х гг. от острой формы этой болезни умерли брат отца Николай и их мать. В это же время у отца обнаружилась острая форма туберкулеза. Его доставили в лечебницу на носилках, и отец слышал, как врачи, считавшие, что он ничего не слышит, сказали, что он «не жилец». Однако руководство Горной академии дважды обеспечило студента В.С. Емельянова путевками в туберкулезные санатории. После интенсивного лечения отец выздоровел и больше никогда не болел туберкулезом.
Еще до завершения учебного курса Горной академии отец включился в научную работу под руководством профессора Н.П. Чижевского, затем стал сотрудником лаборатории электрометаллургии, которой заведовал профессор К.П. Григорович. В этой лаборатории он принимал участие в экспериментальных исследованиях по созданию ферросплавов. Изучение тайн металла стало страстью отца. Он мог увлеченно рассказывать о мире металла, поэтому после окончания Горной академии он без особого труда взялся за чтение лекций в академии, а затем в Институте стали, созданном на основе одного из ее факультетов.
В начале 30-х годов Василия Семеновича командировали в Германию по программе научного обмена для изучения проблем электрометаллургии и ферросплавов. Вместе с Тевосяном и другими металлургами он работал на заводах Круппа и других предприятиях Германии, главным образом в городе Эссене. Сначала возникли трудности с языком, но помогли знания, полученные в реальном училище, и характерное для отца исключительное упорство в освоении новых навыков. Вскоре он вполне сносно изъяснялся по-немецки, а потом полюбил немецкую поэзию и часто декламировал стихи Гёте, Гейне и Шиллера.
В течение четырех лет пребывания в Германии Василий Семенович старательно осваивал новые для него приемы разливки стали, а также методику производства высококачественных металлов, которые в то время не изготовлялись в СССР. Одновременно он изучал методику создания различных ферросплавов.
Отец находился в Эссене, когда в 1933 г. нацисты пришли к власти. Распевая свой гимн – «Песню Хорста Весселя», нацисты вели по улицам Эссена захваченных ими коммунистов и комсомольцев, избивая их по пути дубинками. Так как советские специалисты не имели дипломатического статуса, в квартиру, которую занимали отец с моей мамой и сестрой, часто врывались гестаповцы, штурмовики и особенно много добровольцев из числа недавно вступивших в ряды нацистов. Они устраивали обыски в поисках доказательств «подрывной деятельности» «красного инженера». Вскоре руководство заводов Круппа поставило вопрос о свертывании программы научно-технического обмена с СССР. И все же научный и производственный опыт, полученный советскими металлургами на германских заводах, был немалым и пригодился новым металлургическим предприятиям, созданным в годы первых советских пятилеток.
В мае 1935 г. Емельянова назначили техническим директором только что построенного ферросплавного завода в Челябинске. Поскольку без ферросплавов нельзя было производить многие виды металлических изделий, особенно в оборонной промышленности, в стране возникла в них острая потребность по мере реализации заданий второго пятилетнего плана. Поскольку ферросплавного производства в стране не существовало, организацию производства пришлось начинать с нуля. Отец не раз рассказывал о том, как по его предложению для дробления феррохрома вместо часто ломавшихся механических дробилок была использована струя воды, что позволило существенно ускорить этот процесс и получать более ровные частицы металла. Однажды он добился существенного увеличения и удешевления продукции феррохрома за счет использования шлака от производства. Как технический директор, он живо откликался на рационализаторские предложения других инженеров и рабочих и способствовал внедрению их в производство.
С 1937 г. Емельянов перешел на работу в Москву на должность заместителя начальника Главного управления по научно-исследовательским работам Наркомата оборонной промышленности. Теперь ему пришлось заниматься вопросами использования ферросплавов для танковой брони уже в масштабах страны. Отцу приходилось доказывать правильность своих и поддерживаемых им технических решений то на полигонных испытаниях, то на совещаниях, проводившихся И.В. Сталиным в Кремле.
Приближалась война, и потребность в тяжелых танках, защищенных непробиваемой броней, становилась все более актуальной. Броневые листы штамповались прессами, а затем сваривались. Так получались башня танка и его корпус. Однако штамповка толстой брони требовала все более мощного оборудования, а таких прессов в стране было недостаточно. К тому же швы на свариваемых башнях были уязвимым местом: при попадании снарядов в сварных швах появлялись трещины.
Отцу пришла в голову мысль: а что, если отливать танковые башни? Ведь в этом случае прессы не понадобятся и не будет сварных швов. Кроме того, отливку танковых башен можно организовать практически на любом металлургическом заводе, в любом литейном цехе. Результаты полигонных испытаний доказали правильность его идеи. Сварные башни после попадания в них пяти снарядов развалились по сварным швам, в то время как литые даже при попадании в них десяти-двенадцати снарядов оставались в хорошем состоянии. Уже в 1942 г. за участие в разработке литых башен для танков Т-34 В.С. Емельянов получил Сталинскую премию.
Отец не знал, что уже в первые месяцы после нападения на СССР гитлеровские военачальники оценили достоинства танка Т-34. Позже в своих воспоминаниях теоретик танковой войны и боевой генерал Г. Гудериан, который вел танковые колонны по Западной Европе, а затем по Советской земле, вызвал ведущих конструкторов, военных промышленников и офицеров управления вооружения, чтобы убедить их в необходимости создать на германских заводах точную копию Т-34. Однако их ответ был отрицательным. По словам Гудериана, одна из причин отказа состояла в том, что «наша легированная сталь… уступала легированной стали русских». Советские организаторы ферросплавного производства, прошедшие учебу на заводах Круппа, превзошли своих учителей.
В 1940 г. отец был назначен заместителем председателя Комитета стандартов при СНК СССР (впоследствии он стал председателем этого комитета). Отец говорил, что работа по внедрению стандартов и контролю над их соблюдением позволила ему, как в большом зеркале, увидеть отражение всех сильных и слабых сторон нашей промышленности, ее сырьевой базы, оборудования заводов, состояния технологии производства, уровня технической подготовки кадров и многого другого. После начала войны Комитет стандартов был эвакуирован в Барнаул, но отец недолго пробыл там. Моя мама, сестра и я, прожив в Барнауле два года, почти не видели его, потому что уже осенью 1941 г. отец, оставаясь формально на работе в Комитете стандартов, получил новое задание. Ему был вручен мандат за подписью И.В. Сталина, гласивший, что Емельянов Василий Семенович «является уполномоченным Государственного Комитета Обороны на заводе по производству танков» и что на него «возлагается обязанность немедля обеспечить перевыполнение программы по производству корпусов танков».
Между тем на уральском заводе, куда был командирован отец, только начинался монтаж оборудования для танкового производства. В обычных условиях такой монтаж занимал четыре-шесть месяцев. Отец пошел к монтажникам и объяснил им: «Немцы под Москвой. Нужны танки. Нам нужно точно знать, когда будет смонтирован цех». Монтажники попросили двадцать минут на размышление. Когда отец к ним вернулся, их бригадир сказал: «Распорядитесь, чтобы нам несколько лежаков поставили… Спать не придется, отдыхать будем, когда не сможем держать в руках инструменты. Скажите, чтобы еду из столовой нам тоже сюда доставляли, а то времени много потеряется. Если сделаете, что просим, то монтаж закончим через семнадцать дней». По словам отца, люди работали как единый человеческий организм. Рабочие выполнили взятые ими обязательства за четырнадцать дней, осуществив монтаж оборудования ценой невероятного напряжения своих сил. Впрочем, как вспоминал отец, тогда такой труд в тылу был, скорее, правилом, чем исключением.
Сознание смертельной угрозы, нависшей над нашей страной, заставляло не только трудиться с исключительным физическим напряжением, но и способствовало высшей мобилизации мысли. При совершенствовании производства и конструкции танка особое внимание обращали на те слабые места, которые обнаруживались в ходе боевых действий. На завод пришло сообщение, что немцы имели отпечатанную инструкцию: «Стрелять в место стыка башни с корпусом!» При попадании снаряд заклинивал башню, и она не могла вращаться. По предложению отца перед башней закрепили броневые детали особой формы, отражавшие снаряд, но позволявшие башне вращаться. Немецкие же танкисты продолжали стрелять в место стыка, хотя оно было надежно защищено. Подобные предложения рождались буквально каждый день, и на заводе взяли за правило ежедневно после окончания смены проводить короткие совещания инженеров и мастеров, в ходе которых рассматривались идеи, возникшие во время рабочего дня.
В конце войны Емельянов вернулся к работе в Комитете стандартов, но осенью 1945 г. его назначили заместителем начальника Первого главного управления при СНК СССР, которое руководило работами по созданию атомной промышленности и ядерного оружия. Вопросы атомной физики и расщепляющихся материалов были для Василия Семеновича совершенно новым делом, хотя с технологией производства урана он впервые ознакомился еще студентом в лаборатории Н.П. Чижевского. Правда, использование атомной энергии было новым делом не только для него, но для многих в нашей стране, а потому Емельянов, как и многие люди, отвечавшие за создание атомной промышленности, осваивали основы ядерной физики, одновременно решая конкретные задачи по обузданию энергии атомного ядра.
В ходе своей работы В.С. Емельянов ежедневно получал поддержку от опытнейших организаторов производства – начальника Первого главного управления Б.Л. Ванникова и его первого заместителя А.П. Завенягина, которые стали его друзьями. Отвечая за координацию научно-исследовательских работ различных учреждений страны, он постоянно сотрудничал с И.В. Курчатовым, А.П. Виноградовым, Л.А. Арцимовичем, А.И. Алихановым, В.И. Векслером, И.К. Кикоиным, Н.А. Доллежалем и А.П. Александровым. Теперь, когда опубликованы материалы о деятельности советской разведки по добыче атомных секретов США, может возникнуть впечатление, что нашим ученым оставалось лишь смонтировать бомбу по готовым чертежам. Но даже если бы они имели исчерпывающую информацию по всем аспектам создания атомного оружия в США (а это было далеко не так), им все равно пришлось бы решать многое заново, так как наша страна, в отличие от США, не являлась самой развитой в мире в промышленном отношении и была к тому же дотла разорена войной.
Исходя из имевшихся сведений о советском научном, техническом и промышленном потенциале, американские исследователи Джон Ф. Хогерон и Эллсуорт Рэймонд опубликовали в 1948 г. в журнале «Лук» статью «Когда Россия будет иметь атомную бомбу». Статья венчалась выводом: «1954 год, видимо, является самым ранним сроком, к которому Россия сможет… произвести достаточно плутония для того, чтобы она могла создать атомное оружие». Однако усилия советских ученых, инженеров, техников и рабочих опрокинули этот прогноз: первое успешное испытание советского атомного оружия состоялось в августе 1949 г.
За участие в создании атомного оружия Емельянов был награжден орденом Ленина и удостоен второй Сталинской премии. После же испытания в августе 1953 г. первой в мире советской термоядерной бомбы ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда. В том же году он был избран членом-корреспондентом АН СССР по Отделению технических наук (металлургия).
Советские исследования в области ядерной физики и использования ядерной энергии получили всемирное признание. Вместе с видными исследователями в этой области В.С. Емельянов принял участие в состоявшейся в августе 1955 г. первой Женевской конференции по проблемам мирного использования атомной энергии. Осенью того же года отец отправился в Нью-Йорк на сессию Генеральной ассамблеи ООН в качестве научного советника делегации СССР в связи с обсуждением вопроса о международном сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии. И тут отцу стало ясно, что для свободного общения в международной среде ему далеко не достаточно немецкого языка, которым он владел, и французского, почти забытого со времен реального училища.
С удивительным упорством он в возрасте 55 лет взялся за изучение английского языка. Усилия принесли свои плоды, и вскоре отец смог свободно говорить по-английски, хотя его произношение было далеко от оксфордского, а грамматика порой хромала. Сносное владение английским языком помогло ему стать полноценным участником международных совещаний, посвященных атомной энергии.
В то время развитие науки настоятельно требовало интенсивного международного обмена научной и технической информацией по вопросам о роли атомной энергии, типах ядерных реакторов для атомных станций, использования радиоактивных изотопов в мирных целях, хранения ядерных отходов и т.д. Главным образом исходя из решения этих задач, в 1957 г. из Министерства среднего машиностроения, созданного на основе Первого главного управления, было выделено Главное управление по использованию атомной энергии, которое затем было преобразовано в Государственный комитет. Емельянов возглавил это учреждение. В сферу его деятельности входили электростанции на ядерной энергии (первая в мире была построена в Обнинске и дала ток 27 июня 1954 г.), работы по использованию радиоактивных изотопов в народном хозяйстве, а также международные связи.
Василий Семенович принял самое активное участие в создании Международного агентства по мирному использованию атомной энергии (МАГАТЭ). Он вошел в первый состав Совета управляющих МАГАТЭ и в научно-консультативный комитет этой организации. Будучи общительным человеком, отец легко шел на контакты с учеными разных стран, и у него сложились теплые отношения со многими виднейшими учеными-атомщиками мира – датским физиком Нильсом Бором, индийским физиком Хоми Бхабхой, английским ученым Джоном Кокрофтом и другими.
Покинув Институт стали, Василий Семенович стал вести преподавательскую и научно-исследовательскую работу в Московском инженерно-физическом институте. Под его руководством в лаборатории при кафедре чистых металлов изготавливались уникальные образцы редкоземельных элементов, созданных в результате их кристаллизации в вакуумной среде. Эти исследования открыли новые горизонты в изучении металлов.
Занимаясь наукой, отец никогда не замыкался в рамках профессиональной деятельности. Он обладал огромной любознательностью и способностью увлекаться самыми разными предметами и занятиями, например, выращиванием роз. На даче он создал неплохую коллекцию этих капризных цветов. Отец долго был страстным собирателем грибов и до поздней осени ездил в известные лишь ему грибные места. Такие же страстные увлечения были характерны и для его круга чтения. Под конец жизни он привозил из зарубежных поездок книги психологов, социологов, историков по проблемам агрессии и агрессивности. Когда ему попадала в руки книга, которая его интересовала, он не только «проглатывал» ее, но нередко читал отрывки из нее вслух. Поэтому уже в шесть лет я прослушал «Теркина» Твардовского, а лет в восемь – дневники министра иностранных дел фашистской Италии Г. Чиано, изданные ограниченным тиражом «для служебного пользования».
Столь же широк был и его круг общения с людьми. У нас дома за столом собирались коллеги-металлурги, ученые-физики, военные, дипломаты, актеры, писатели. В конце 1943 года Александр Фадеев, с которым он поддерживал дружеские отношения со студенческих лет, устроил в нашей квартире среди друзей и знакомых отца чтение первых глав романа «Молодая гвардия». Отец умел создавать атмосферу, благоприятствующую интересным беседам за столом самых разных людей, а его друзья и гости прощали его, даже когда он был пристрастен и резок в своих оценках. Все, что ему нравилось, он был готов отстаивать самым решительным образом, а так как отличался взрывным характером, то порой разногласия по поводу какой-нибудь кинокомедии могли превратиться в жаркий спор с преувеличенными обвинениями.
Правда, как бы отец ни взрывался, он быстро остывал. Он не только не держал зла на людей, но, напротив, был добр и помогал многим людям, часто совсем незнакомым. Как преподаватель он не был слишком строг к студентам, когда те сдавали экзамены, и они обычно получали у него отличные оценки. Вероятно, не все черты его характера помогали ему в работе в государственных учреждениях с присущими для них во все времена и во всех странах сложными правилами поведения. Сохранившиеся у отца с юности романтический идеализм и неприязнь к жестким иерархическим порядкам, за которые Курчатов шутливо называл его «красным партизаном», не позволяли ему мириться с формализмом и карьеризмом ряда своих сослуживцев. Возможно, поэтому он ушел на пенсию сравнительно рано по тогдашним меркам для лиц, занимавших высокие административные посты, – в 65 лет.
Однако после ухода на пенсию в 1966 г. Василий Семенович не прекратил активной деятельности. Он продолжал научные исследования и преподавал в Московском инженерно-физическом институте, активно сотрудничал в Высшей аттестационной комиссии и научном совете Государственного комитета по науке и технике. Его авторитет в мире ученых-атомщиков и обширные международные связи способствовали тому, что во время четвертой Женевской конференции по вопросам мирного использования атомной энергии, состоявшейся в 1967 г., он был избран ее председателем.
Одновременно он участвовал в международной общественной деятельности ученых. Он был активным членом Советского комитета защиты мира и различных общественных организаций, выступавших за разоружение. Вместе с академиками П.Л. Капицей, А.Н. Туполевым, М.Д. Миллионщиковым и другими В.С. Емельянов участвовал в Пагуошском движении ученых. На ежегодных конференциях участники этого движения обсуждали многие острые мировые проблемы, которые либо зашли в тупик, либо не воспринимались общественным мнением как актуальные. Задолго до начала массового движения в защиту окружающей среды члены Пагуошского движения ставили вопрос о необходимости принятия своевременных природоохранных мер. Знаменательно, что еще в 70-х годах на конференциях Пагуошского движения встал вопрос о той опасности, которую представляют собой атомные станции в случае их взрыва. Эти и другие вопросы Емельянов отражал в своих многочисленных статьях в журнале «Новое время» и других изданиях.
Годы брали свое, но отец не сдавался и в 74 года, когда ноги стали ему отказывать, постарался самолечением и ежедневными долгими прогулками вновь обрести подвижность. Он не желал удаляться от дел, постоянно выступая с лекциями и беседами, принимая участие в различных общественных мероприятиях. Еще с середины 60-х годов стал активно писать публицистические статьи и книги мемуаров. Как-то, подсчитав публикации отца за год (научные и публицистические), когда ему исполнилось 80 лет, я убедился, что он раза в два превысил норму в шесть авторских листов, которая считалась обязательной для старших научных сотрудников гуманитарных институтов Академии наук. Однако главным в его публикациях была не их количественная сторона, а то, что они были содержательны и их с удовольствием читали. Порой меня спрашивали, не сын ли я того самого Емельянова, который пишет такие интересные заметки в популярном журнале «Наука и жизнь».
Ему было уже 85 лет, когда произошла Чернобыльская катастрофа. Получая лишь те сведения, которые поступали через средства массовой информации, он никак не мог понять, каким образом произошел взрыв, об опасности которого он вместе с другими учеными предупреждал на Пагуошских конференциях. Он сокрушался по поводу разгильдяйства, которое, вероятно, стало причиной взрыва. В то же время его печалил массовый рост подозрительности по отношению к использованию атомной энергии, в возможности которой он верил. Ему все труднее становилось разбираться в смысле и направлении событий, происходивших в стране в годы «перестройки», хотя до последних дней он ежедневно читал газеты, в том числе на английском языке, и смотрел телевизионную передачу «Время». Его блестящая память стала изменять ему, и он все чаще путался в событиях недавнего времени, а потому обращался мыслями к прошлому, вспоминал своих товарищей по работе, научные и технические эксперименты давно ушедших лет.
Вскоре после смерти Василия Семеновича Емельянова страна, в которой он жил, еще раз резко изменилась. И все же в России не изгладилась память о тех ученых, кто создавал современную отечественную индустрию, кто укреплял оборону страны, кто закладывал основы новых отраслей современной технической науки. По случаю 100-летия со дня рождения моего отца руководство атомной промышленности РФ провело заседание, а в МИФИ состоялась научная сессия памяти В.С. Емельянова. В МИФИ была организована выставка, посвященная научной деятельности В.С. Емельянова.
Жизнь моего отца стала для меня убедительным примером того, какие огромные возможности открыла Октябрьская революция для людей нашей страны. Особенно для тех из них, кто, как мой отец, не мыслил себя в отрыве от идей и целей социалистической революции. Вступив в Коммунистическую партию в 1918 году, он оставался в ее рядах семь десятилетий, веря до конца жизни в торжество коммунистических идеалов.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ
