Известный историк Евгений СПИЦЫН в беседе с главным редактором «Советской России» Валентином ЧИКИНЫМ.
Валентин Чикин: Уважаемый Евгений Юрьевич, для «Советской России» весьма ценно, что Вы согласились на обстоятельную беседу в преддверии высокозначимой для нашей страны и народа, для современного человечества даты – 100-летия со дня кончины Владимира Ильича Ленина. Акцент хотелось бы сделать на выступлении Иосифа Виссарионовича Сталина на II Всесоюзном съезде Советов 26 января 1924 года. Лично я считаю этот документ историческим. Во многих планах. И как личное творчество Сталина, прекрасного публициста и прозорливого политика, и документ, который дал направление жизни страны на целые десятилетия.
Вопросы, которые нас интересуют, имеют отношение и к истории, и к нынешнему времени. Ну, например, как Вы считаете, этот документ – личная инициатива Иосифа Виссарионовича, или было решение верхней партийной инстанции? Обсуждалось ли это предварительно? Судя по тому, как складывались тогда обстоятельства жизни, это все же носило характер индивидуального самовыражения. Само это выступление, позже названное в народе «Клятвой», отличается от того, как произносились на съезде памятные речи о Владимире Ильиче. «Клятва» прозвучала первой и, по-моему, была неожиданной для всех и звучала как императив.
Что определяло содержание клятвы? Как бы Вы охарактеризовали ситуацию в тогдашней стране, в советских правящих кругах, в самой партии? Какой была расстановка сил в руководстве партии к этому моменту? Ведь едва закончилась дискуссия, на которой широко обсуждались платформы центра и платформы оппозиции. Состоялся своеобразный референдум в партии. При всей остроте суждений он очень укрепил центр, и я думаю, дал возможность самому Сталину почувствовать себя более уверенным и ответственным за положение в партии, за судьбы революции.
Тем не менее, представляя фигурантов той эпохи, не могу допустить мысли, что там не было всяких расчетов, и каких-то примерок на себя. Все-таки Владимир Ильич тяжело болел, отсутствовал на капитанском мостике корабля, вообще надолго исчезал из поля зрения. Тем более в исторической полосе: от октября 1917 до января 1924 многие «профессиональные революционеры» успели «отличиться». Взять того же Троцкого.
Кстати, хотелось бы узнать у Вас, почему Троцкого не было на похоронах? Человек с такими амбициями и вдруг проявляет столь неуважительное отношение к Владимиру Ильичу, подставляет своих единомышленников…
Евгений Спицын: Знаете, я думаю надо, действительно начать с середины 1922 года. Тогда резко обострилась борьба внутри Политбюро ЦК. Из-за болезни Ленина. Первый инсульт у него случился в мае 22-го года, это был еще не фатальный удар, но тем не менее Ленин на летние месяцы фактически выбыл из политической работы. И в партии, и в правительстве его замещали. С одной стороны, Каменев, с другой, Сталин. Каменев вел и заседания СНК, и заседания Политбюро. Я напомню, что тогда Политбюро было очень узким по своему составу. В его состав входил сам Владимир Ильич, Лев Борисович Каменев, который занимал пост заместителя председателя СНК и одновременно председателя Моссовета. Дальше Григорий Евсеевич Зиновьев. Он занимал тоже два поста: был председателем Исполкома Коминтерна и руководителем ленинградской парторганизации. Затем Лев Давыдович Троцкий, который был наркомвоенмором и председателем Реввоенсовета. Затем Иосиф Виссарионович Сталин, который был Генеральным секретарем ЦК РКП(б). Правда, он одно время занимал еще два важных поста – был наркомом РКИ (Наркомат Рабоче-Крестьянской инспекции, или Рабкрин) и наркомом по делам национальностей. Но вот к этому моменту Сталин уже де-факто сосредоточился исключительно на работе генсека. Это было, кстати, личное пожелание Ленина. Есть записочка, ленинский автограф, в котором он сразу после окончания XII партсъезда четко подчеркнул, что товарищ Сталин две трети своего времени должен тратить именно на работу Генерального секретаря ЦК. Вот, собственно, эти пять фигур и были так называемым правящим центром.
Понятно, что в состав Политбюро в качестве кандидатов входили и другие члены. В частности, Николай Иванович Бухарин, которого считали чуть ли не главным партийным идеологом, хотя это не так. Затем Вячеслав Михайлович Молотов, который был вторым секретарем ЦК, Михаил Иванович Калинин, всероссийский, а потом и всесоюзный староста, то есть официальный глава Советского государства, так как он занимал пост председателя Центрального Исполнительного Комитета Съезда Советов. Ну и целый ряд других руководящих персонажей, рангом ниже.
Так вот, в условиях болезни Ленина фактически начинается борьба так называемого «триумвирата» с Троцким. В состав триумвирата входили три человека. Это Каменев, Зиновьев и Сталин. Какова была цель его создания. Ни в коем случае не дать возможности Троцкому не то что занять лидирующие позиции в партии и в государстве, но даже навязывать Политбюро ЦК свою повестку дня. Они прекрасно понимали амбиции Троцкого, его потенциал, его возможности и, прямо скажем, его популярность. Это был довольно популярный лидер партии и государства не только в армии, но, что самое главное, что было опасно, – в молодежной среде. Среди тогдашних студентов, да и вообще школьной молодежи, рабочей молодежи, было немало приверженцев Троцкого. И вот эта опасность, с точки зрения его оппонентов, была наиболее мощной и наиболее сильной. Поэтому надо было бить именно сюда. При этом замечу, что в 1922 году, когда Ленин еще находился в более или менее трудоспособном состоянии, Троцкий не проявлял каких-либо активных действий в противодействие своим оппонентам. Потому что он не знал, как будут развиваться события далее. Более того, он ведь отказал Ленину в его просьбе стать одним из его заместителей по СНК. Причем в данном случае он сослался на… «свое еврейство», заявив о том, что, дескать, не надо «перебарщивать» с представителями этой национальности в составе правительства. Мы, мол, даем лишний козырь в руки наших политических оппонентов и врагов, которые уже и так вовсю разыгрывают именно эту карту, что, дескать, матушкой-Россией управляют жидомасоны, что у власти находятся жидобольшевики. Ну понятно, и Каменев, и Зиновьев и целых ряд других крупных большевистских вождей, в частности нарком финансов Сокольников (Бриллиант), были, как принято говорить, «лицам еврейской национальности». Я думаю, что в данном случае Троцкий несколько покривил душой. С начала 1918 года он занимал пост наркомвоенмора и председателя РВСР. Его по праву считают создателем Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Но тут самое главное даже не это, а то, что он, начиная с Гражданской войны, сумел сколотить довольно мощный костяк управленцев и военспецов, которые были лично преданы ему. И которые именно в нем видели непререкаемого вождя и партии, и государства…
Сталина как раз тогда в широких народных массах знали мало. Представлять дело таким образом, что Сталин был тогда популярным и что за ним шла вся партийная масса – это грешить против истины. Это первое обстоятельство.
Второе обстоятельство. Тогда началось резкое обострение борьбы внутри Политбюро. Это после того, как у Ленина произошел новый инсульт. Вернее два инсульта. Первый в октябре 22-го, второй – уже декабрь 22-го года. Вот этот инсульт носил, по сути дела, фатальный характер. И, наконец, третий инсульт – это уже март 23-го.
Существует версия, что якобы с осени 22-го у Ленина стали резко портиться личные отношения со Сталиным. И дело дошло чуть ли не до открытого разрыва. И кульминацией этого разрыва стало знаменитое «письмо Ленина», которое датируют то ли 5, то ли 6 марта 1923 года, где он потребовал от Сталина личных извинений за оскорбление его жены.
Эта байка была запущена в годы горбачевской перестройки. И на этой байке была выстроена целая концепция, что за полтора года до смерти Ленина он увидел в Сталине того самого будущего кровавого тирана, распознал его и делал, дескать, все возможное и невозможное, чтобы убрать его от власти. Я напомню, что именно при Хрущеве будет вытащено из архивов так называемое «Письмо к съезду», где была дана нелицеприятная характеристика Сталину в двух диктовках – январской и декабрьской. Я сейчас не буду углубляться в то, что еще в 2003 году выходила фундаментальная монография Валентина Сахарова, теперь профессора МГУ, где он по косточкам разобрал все это «политическое завещание» и убедительно доказал, что целый ряд так называемых ленинских диктовок ему не принадлежали. В том числе так называемое «Политическое завещание», или «Письмо к съезду».
То же самое касается и ленинского письма с требованием извинений от Сталина. Потому что Ленин в марте 23-го года ничего писать не мог. Это первое. И второе: как Вы себе представляете, столь интимное письмо, которое касалось исключительно личных взаимоотношений Ленина, Сталина и Крупской, Владимир Ильич стал бы кому-то диктовать? У меня в голове такое не укладывается. То есть это очередная фальшивка. Кто был ее автором, доподлинно неизвестно, но можно с большой долей уверенности предположить, что либо сам Лев Давыдович, либо кто-то из его окружения.
И вот когда в марте 1923 года у Ленина случился очередной и, по сути дела, фатальный инсульт, от которого он уже не оправился, и стало очевидным, что он уже и не оправится, вот здесь борьба за власть приобрела самые острые формы.
В апреле 23-го года проходит очередной XIII партийный съезд и на нем зачитывается как раз то самое «Политическое завещание», где Ленин дает характеристики шести наиболее видным членам ЦК. Это Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Бухарин и Пятаков. Причем Пятаков, в отличие от других персонажей, в состав Политбюро не входил. Он был тогда зампредом Госплана, заместителем у Кржижановского, которому Ленин в свое время поручил подтянуть по-военному, как он выразился, аппарат Госплана, построить его по типу американского треста, чтоб там было как можно меньше бюрократии, бумаготворчества и т.д. и т.п. Он административную жилку в Пятакове очень ценил, но в то же время считал эту самую жилку его ахиллесовой пятой. И в этом смысле не признавал в нем крупного политика. Это важная оценка. Владимир Ильич всегда разделял политика и государственного деятеля. Очень редко бывает, что политик и государственный деятель сливаются воедино. Ленин и Сталин – это очень редкий пример, когда обе эти ипостаси соединяются, причем очень гармонично. У нас люди часто путают эти ипостаси: политика и государственного деятеля. Троцкий тоже был и крупным политиком, и государственным деятелем. Но тоже человеком авантюрного склада. Таких авантюристов в политике пруд пруди. Даже на царском троне было полным-полно всяких «лжедмитриев». И вот на XIII партсъезде по требованию оппозиции, а она тогда начала активно формироваться, несмотря на резолюцию «О единстве партии», которая была принята в марте 21-го года на X партийном съезде, где был наложен запрет на организационное оформление оппозиции, не вообще на оппозиционную деятельность, а на организационное оформление. Именно на этом съезде стала формироваться организованная оппозиция под началом Троцкого, образовываться, по сути дела, троцкистская фракция, и внутри ЦК, и внутри самой партии. И именно эта оппозиция потребовала огласить то самое «ленинское письмо», где содержалась негативная характеристика Сталина.
Понятно, что «триумвират» расценил это требование оппозиции, как серьезный удар под дых. И они сделали все для того, чтобы это письмо было зачитано не на пленарном заседании, а по делегациям. При этом Каменев и Зиновьев перед оглашением этого письма проводили соответствующую информационно-пропагандистскую работу среди делегатов. Объясняли, в каких условиях писалось это письмо, и так далее. Но Сталин, человек умудренный и жизненным, и политическим опытом, опередил своих оппонентов. Он сам добровольно подал в отставку. И эта отставка не была принята. Фактически он получил доверие съезда.
Тут еще важно вот какое обстоятельство. На этом партийном съезде в центре внимания был национальный вопрос. И обсуждение проекта будущей первой союзной Конституции. На этом съезде противостояли две позиции Сталина и Раковского. Сталин отстаивал интересы центра и говорил о том, что мы должны укреплять Советский Союз и создать такую Конституцию, которая стала бы базой не просто для сохранения союза, а для его расширения. В пику ему Раковский, тогдашний председатель СНК Украины и неформальный лидер украинских «коммунистов», (слово коммунисты я беру в жирные кавычки, потому что костяк руководства украинской Компартии составляли вовсе не коммунисты-большевики, а примазавшиеся к ним бывшие «боротьбисты», то есть левые эсеры на украинский манер). И в результате, когда спектр дискуссии переместился именно в эту повестку, то Сталин сумел переиграть своих политических оппонентов. Поскольку этот вопрос носил куда более принципиальный характер, чем тот вопрос, который пытался поднять Троцкий: кто будет генсеком. Тут ставился вопрос персональный, а в споре по Конституции вопрос шел о существовании самого государства. По итогам работы этого съезда будет принят проект новой первой Конституции СССР, которая, и это очень важно, придет на смену «Союзному договору» от 30 декабря 1922 года. С этого момента «Союзный договор» утратил свою юридическую силу. Он остался только на скрижалях истории, стал сугубо историческим документом. Уже по одному этому факту видно, что вытворяли три негодяя в Беловежье, распуская Советский Союз. Они с таким же успехом могли отменить Нантский эдикт Генриха IV о религиозных правах гугенотов. И у нас тогда никто этой элементарной вещи не смог объяснить Съезду народных депутатов, что «Союзный договор» – всего-навсего лишь прообраз первой союзной Конституции. В его статьях шла речь о разграничении предметов ведения и полномочий союзных и республиканских органов власти. Это не договор в привычном смысле этого слова.
Так вот, с весны 23-го года начинает организационно оформляться троцкистская оппозиция, которая действует довольно напористо и нагло. Я напомню, что именно тогда появляется так называемый «троцкистский манифест», подписанный 46-ю членами этой самой оппозиции. Среди них немало видных деятелей большевистской партии, достаточно назвать фамилию того же Антонова-Овсеенко или Карла Радека. Тот же Раковский тоже подписал этот манифест. То есть там были довольно известные персонажи, которые занимали крупные посты. На что они напирали? На то, что переход к НЭПу и уступки нэпманам, а затем и кулачеству, по сути дела, нивелируют все наши завоевания, достигнутые в ходе революции и Гражданской войны. Плюс они говорили о том, что Зиновьев, как руководитель Исполкома Коминтерна и вообще сама большевистская партия, совершенно неверно оценивают международную обстановку. Революционный процесс в Европе, дескать, на подъеме, что его надо подстегивать дальше и т.д. Причем обострение этой дискуссии как раз пришлось на конец 23-го года. Тогда в Германии произошла так называемая неудачная Ноябрьская революция, которая тут же подхлестнула новую партийную («литературную») дискуссию, которую опять-таки начал Троцкий.
Он выпустил книгу «Уроки Октября». Почему он эту книжечку так назвал? А он там проводил прямые параллели с событиями в Германии и Октябрьской революцией 1917 года. И главный его вывод состоял в следующем: Ноябрьская революция в Германии потерпела крах, поскольку в руководстве германской Компартии верх взяли соглашательские элементы. У нас, мол, в октябре 1917 года тоже была такая угроза. Если бы верх взяли Каменев и Зиновьев, никакой Октябрьской революции не случилась бы, ибо Ленин верно писал в своем «Завещании», что «октябрьский эпизод Каменева и Зиновьева, конечно, не является случайностью». Вот эти колебания в ключевые моменты истории, когда от воли, от способностей принимать решительные судьбоносные решения и шаги зависит многое, если не все…
Понятно, что эта «литературная дискуссия» была направлена прежде всего против Каменева и Зиновьева. Потому что надо было их опорочить в глазах прежде всего молодого, подрастающего поколения партии, на которую опирался Троцкий. Однако Сталин и другие члены «триумвират» дал коллективный отпор Троцкому.
Но тут возникает еще важное обстоятельство: первый кризис НЭПа. В 1923 году Политбюро было вынуждено даже создать специально две комиссии по выходу из этого кризиса. В обсуждении этой темы принимали активное участие и Сталин, и Каменев, и Дзержинский. А я напомню, что Дзержинский занимал тогда целый ряд именно государственных постов. У нас его обычно считают председателем ВЧК, а он тогда от этой работы как раз де-факто отошел. То есть формально он оставался руководителем этого ведомства, а на самом деле переключился на хозяйственную сферу. В середине 20-х годов Феликс Эдмундович становится наркомом путей сообщения и председателем ВСНХ. Он очень глубоко вникал в хозяйственные вопросы, его проблемы НЭПа и кризисного состояния нашей экономики волновала чрезвычайно. Плюс здесь активную роль играл Куйбышев, Орджоникидзе и другие видные партийцы, которые прекрасно понимали, что тот нэповский курс, который был взят в марте 1921 года, переживает острый кризис. И во многом в зависимости от того, как будут разрешены острейшие проблемы экономики, будет зависеть все дальнейшее движение страны вперед. А надо сказать, что в партии тогда присутствовала довольно большая прослойка так называемых, как позднее выражался Сталин, «правых уклонистов». Неформальным лидером этих уклонистов был Николай Бухарин. Суть бухаринской платформы была такая: у нас есть НЭП в городе, у нас есть НЭП в отношения города с деревней, но у нас нет НЭПа в деревне. Вот давайте, с тем, чтобы разрешить острейшие проблемы НЭПа, мы активизируем внедрение нэповских элементов именно в деревню. А надо учитывать, что Россия тогда на 80% была крестьянской страной. Ведь революция-то наша произошла «не по Марксу». Не пролетариат превалировал в социальной структуре населения, а то самое мелкобуржуазное крестьянство. И как в этих условиях строить социализм. Бухарин предложил подобный метод вовлечения многомиллионного российского крестьянства в строительство социализма.
И надо сказать, что Сталин по тактическим соображениям Бухарина тогда поддержал. И вот это обстоятельство, по сути дела, определило крах «триумвирата». Дело в том, что когда в апреле 1925 года на Пленуме ЦК Рыков выступал с докладом об изменении политики партии в советской деревне, в том числе в отношении налоговых льгот, распространении арендных отношений и так далее, то именно Бухарин в своем выступлении громогласно провозгласил свой знаменитый лозунг, обращенный к крестьянству: «Обогащайтесь»! В ответ тут же появляется «Манифест 4-х», то есть Каменева, Зиновьева, Сокольникова и Крупской, которые обвинили сталинско-бухаринский «дуумвират» в оппортунизме и ревизионизме, в том числе и ленинского политики НЭПа.
И вот здесь мы подходим к одному из пунктов сталинской «Клятвы», когда он сказал, что мы клянемся тебе, товарищ Ленин, что мы сохраним союз рабочего класса и крестьян. Это был принципиально важнейший вопрос во внутренней политике большевиков. Дело в том, что Каменев, Зиновьев и особенно Троцкий считали российское крестьянство контрреволюционным. Более того, на базе этой доктринальной установки строилась вся троцкистская теория о перманентной революции. У нас зачастую не понимают до конца сути самой этой теории. Там ведь речь шла не только о постоянном подстегивании революционного процесса. Но и о том, что главным врагом, с которым должен сражаться пролетариат в условиях перманентной революции, является та самая мелкобуржуазная крестьянская масса. А Ленин-то говорил о том, что без тесного союза рабочего класса и с крестьянством мы Россию к социализму не приведем. И последний год своей жизни он лихорадочно думал, как вовлечь многомиллионные крестьянские массы в строительство социализма. И в конце жизни пришел к своей глубоко продуманной идее о «цивилизованном строе кооператоров». То, что раньше он отвергал эти народнические идеи, считая их отрыжкой буржуазной идеологии. А здесь он впервые сказал, что в условиях крестьянской России, для нас «простой рост кооперации тождественен росту социализма». Но не абы как, а в условиях советской власти, когда политическая власть находится в руках Компартии и пролетариата и трудового крестьянства.
Кстати, на рубеже 1924–1925 годов выходят две статьи Бухарина и Сталина, где они заявляют о том, что социализм не просто можно, а нужно строить в одной отдельно взятой стране, не дожидаясь победы мировой революции. А ведь это, как известно, шло вразрез с классическими представлениями Маркса, Энгельса и других теоретиков о том, что пролетарская революция произойдет не только в самых передовых буржуазных странах, но и сразу в нескольких таких странах. И здесь очень важное ключевое понимание того, за что выступал Сталин. Опять-таки у нас люди зачастую не читают первоисточники и начинают фантазировать на сей счет. В одной из своих статей «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» он касается, в том числе, и троцкистской теории перманентной революции, которая тогда активно раскручивалась. Сталин говорит, что мы не против мировой революции, более того, считаем ее неизбежной. Однако мы против пустого подстегивания революционного процесса, как у Троцкого, а за то, чтобы ускорить этот процесс естественным путем. После спада революционного процесса, особенно после поражения Ноябрьской революции в Германии, мы должны засучить рукава и начать строительство социализма в одной отдельно взятой стране, поскольку успехи нашего строительства социализма будут самой лучшей агитацией за мировую революцию. Чем больших успехов мы достигнем, чем быстрее их достигнем, тем быстрее произойдет революционизация пролетарских масс во всем буржуазном мире. Вот в чем была диалектика и Ленина, и Сталина. Сталин упорно стоял на позициях строительства социализма внутри страны. Правда потом у него с Бухариным произойдет коренное расхождение и в темпах строительства социализма, и в содержании самой этой политики. Бухарин что предлагал? Он предлагал идти по классическому европейскому варианту. Сначала развить до нужных размеров аграрное производство, получить за счет этого средства для индустриализации, потом приступить к индустриализации и начать ее с легкой и текстильной промышленности, потом накопить новые средства и перебросить их на развитие тяжелой промышленности…
Но Сталин сказал этим «постепеновцам»: все это замечательно, все прекрасно, но у нас времени нету. Неслучайно позднее, в феврале 1931 года, он произнес свой знаменитый пассаж «Россия отстала от передовых стран на 50–100 лет, а слабых всегда бьют. Россию всегда били за отсталость. Либо мы пробежим этот срок за 10 лет, либо нас сомнут». Понятно, что в этих условиях идти по классическому пути накопления капитала, как шла Франция, или Великобритания, Советская Россия никак не могла. Процесс этот должен был носить взрывной, поистине революционный характер.
Поэтому уже в декабре 1925 года, на XIV партсъезде, ставится задача приступить к индустриализации страны. И ее первые планы стали разрабатываться уже тогда. Но у Сталина в то время не было еще реальной власти, еще шла острейшая борьба уже с объединенной оппозицией. А уже через год, особенно когда Британия разорвала с нами дипотношения, Сталин понял, что буржуазный мир готовится к развязыванию очередной мировой бойни. И эта задача была еще раз актуализирована. При этом Сталин на XV партсъезде в декабре 1927 года, когда чрезвычайно активизировалась вся оппозиция, сказал, что нам уже не просто надо проводить политику индустриализации, нам эту политику надо проводить в одной упряжке с политикой коллективизации и культурной революции. Не будет индустриализации, пока мы не проведем коллективизацию и культурную революцию.
Просто надо напомнить нашим читателям, что с возникновением «правого уклона» возникает и зиновьевская оппозиция, которая потом летом 1926-го, объединяется с троцкистской, и возникает так называется объединенная троцкистско-зиновьевская, которая не просто рвется к власти, а которая чуть было эту власть не захватила в ноябре 27-го года. Ведь по всей стране пошли массовые митинги и манифестации. Существовал целый план отстранения Сталина и его группировки от власти. Просто чудо спасло нашу страну.
Понятно, что по отношению к оппозиции были приняты жесткие меры. Ее лидеры не просто были выведены со всех своих партийных постов, а исключены из партии. А это, на минуточку, 98 активных членов этой оппозиции, включая Троцкого, Каменева, Зиновьева и других. Их даже сослали в политическую ссылку. Правда, их потом быстренько простили, но им это прощение не пошло впрок. Они уже в июле 1928-го года были помилованы, но начали заниматься тем же самым с еще большим рвением.
Я тут с покойным Юрием Николаевичем Жуковым в позапрошлом году готовил к публикации так называемые тюремные мемуары Зиновьева. Вы знаете, это была интересная работа. Он их писал, находясь в заточении в 35-м году. Когда я читал эти мемуары, у меня было такое ощущение, что я в навозной жиже искупался. Меня воротило от всего того, что он писал. Зиновьев здесь расчехлился по полной, там была такая разветвленная сеть, прямо масонская сеть антисталинской, антисоветской оппозиции, людей, которых интересовала исключительно жажда мести и власть. Больше их ничего не интересовало.
Так что Сталину после смерти Ленина пришлось чрезвычайно много и упорно, но очень искусно выводить всю эту публику на чистую воду. И вот когда у нас говорят про пятую колонну, вот эти ребята и есть та самая пятая колонна, которая сидела во власти. И если бы ее не зачистили перед войной, она смогла бы при определенных условиях привести нашу страну к цугундеру. И когда мы изучаем события предвоенного периода, то вот это очень важно понимать. Сейчас, когда какие-то события перекликаются, у кого-то это понимание начало возникать, а раньше этого понимания не было. Представляли дело таким образом, что Сталин устроил репрессии исключительно потому, что он сошел с ума, потому что он был палач, маньяк и злодей… Вот такую мерзость в прямом смысле людям вливали в уши. Потому что среди даже профессиональных революционеров, даже в строю большевиков, после смерти Ленина возобладали настроения упадничества и апатии. Потому, что они рассчитывали на то, что революция в России даст старт мировому революционному процессу. Что мы не останемся в гордом одиночестве. А в результате в середине 20-х годов наступил крах этим иллюзиям и у многих возникло представление о том, что наш эксперимент надо хоронить, опять уходить в подполье. Только Сталин со своей группой, оценив все «за» и «против», нацелили страну, партию, народ на строительство социализма. Это самое главное основное, в чем Сталин сдержал клятву, данную на могиле Ленина: невзирая ни на что, мы, товарищ Ленин, защитим завоевания Октября и мы, как бы трудно нам ни было, будем строить первое в мире социалистическое государство. Не на словах, не на лозунгах, а на деле, причем исходя не из каких-то сугубо доктринальных установок, а прежде всего, как и Вы, повинуясь диалектике марксизма. Отталкиваясь от жизни и от тех вызовов, которые встанут перед нашей страной. Я думаю, это главный урок в исполнении той «Клятвы», которую он дал в январе 24-го года. Что он не свернул с ленинского магистрального пути: строительства социализма в нашей стране. А вот какими обходными маневрами, какими путями Сталин шел к созданию первого социалистического общества и государства, об этом мы поговорим уже в следующий раз.
