Не ошибусь, наверное, если скажу, что каждый, кто побывал в так называемых горячих точках, не только рисковал своей жизнью, но и ощутил на себе жуткое дыхание витающей там всюду смерти. Кому-то из оставшихся в живых и поныне здравствующих она тоже успела заглянуть в глаза, но вовремя «отвернулась». И мне в конце восьмидесятых годов прошлого века, перед завершением так называемых афганских событий, довелось увидеть ее леденящий душу зрачок.
Вот тот самый эпизод.
Ранним безоблачным и безветренным утром одного из первых дней октября, пока еще не успели рассеяться остатки ночной свежести и не наступила изнуряющая жара, привычная даже в середине осени для Средней Азии, в том числе для северных районов Афганистана, наша колонна с грузом снабжения в сопровождении нескольких БМП и БТР направилась из афганского порта Шерхан на левом берегу реки Пяндж в район населенного пункта Имамсахиб. Там базировалась одна из приданных нашему пограничному соединению мотоманевренных групп (ММГ).
Такие перевозки осуществлялись регулярно. Экстренные рейсы для оперативной доставки команд, небольшой по весу и габаритам поклажи, запасных частей к автомобильной и бронетанковой технике, эвакуации заболевших осуществлялись обычно транспортно-боевыми вертолетами Ми-8. Но тяжелые и объемные грузы – продовольствие, боеприпасы, инженерное оборудование, горюче-смазочные и строительные материалы, уголь, дрова и т. п. – доставлять «вертушками» несподручно и накладно. Поэтому, как правило, не реже раза в месяц в каждое из передовых подразделений, выполнявших боевые задачи «за речкой», снаряжались транспортные колонны.
На этот раз и обратный марш предстоял не порожняком. Уже началась предварительная подготовка к выводу войск на «большую землю». Требовалось заблаговременно вывезти ряд материальных ценностей, которые могли обременять походно-боевой порядок ММГ при снятии с занимаемых позиций, существенно снижать мобильность подразделения.
Поначалу двигались по автотрассе с выщербленным, полуразбитым асфальтовым покрытием, которое уложили здесь в незапамятные времена до центра провинции Кундуз, располагавшегося двумя сотнями километров южнее. Потом нужная нам дорога ответвилась в восточном направлении, перейдя в обычную для этих мест пыльную, но менее тряскую грунтовку.
То справа, то слева проплывали мимо нашей колонны небольшие кишлаки с саманными жилыми и хозяйственными постройками, с высокими глинобитными дувалами. Между кишлаками располагались уже почти пустые поля. Правда, полями их можно назвать весьма и весьма условно: это были многочисленные клочки земли, больше похожие на широкие, в несколько метров, длинные грядки-полоски. И на некоторых «грядках» оставался давно созревший, но почему-то так и не убранный еще хлопчатник. Панорама этих лоскутных земельных участков сама по себе извлекла из памяти некрасовские стихи со строчками: «Только не сжата полоска одна, грустную думу наводит она».
Наш известный поэт-классик Н.А. Некрасов описывал земельные наделы русских крестьян при крепостном праве в середине XIX века. А на дворе – конец века двадцатого. Почти на полторы сотни лет отстают афганские дехкане! И многолетнее пребывание «шурави» в этой стране, оказание всесторонней интернациональной помощи, включая не столько военную, сколько политическую, социально-экономическую, не сократило существенно это отставание. Например, хотя бы от соседей с севера – от среднеазиатских советских республик с населяющими их фактически родственными народами, наиболее близкими по обычаям, традициям, религии, менталитету. Эх, если бы не эта перманентная вооруженная борьба за власть в полуфеодальной, родоплеменной, с «горячим» климатом, с весьма скудными природными ресурсами и возможностями беднейшей стране!
Кишлаки будто вымерли. Во дворах и узких проулках – никого: ни неспешно занимающихся хозяйственными делами взрослых, ни вездесущих любопытных детишек. Даже злющие алабаи – среднеазиатские овчарки-волкодавы, яростно кидающиеся обычно на чужаков, – куда-то попрятались. Почти пятидесятикилометровый путь до места дислокации ММГ мы преодолевали неспешно практически в полной тишине, нарушаемой лишь равномерным гулом моторов автомашин и лязгом гусениц бронетехники. Сюрприз нас ждал впереди.
Уже замаячил в отдалении темно-зеленой шапкой высоких, раскидистых среднеазиатских сосен оазис Имамсахиба, как наша колонна вдруг резко и неожиданно остановилась. Мое место заместителя начальника колонны было определено на БТР-80 – второй машине от головной БМП-2. Внутри нагретой основательно припекавшим уже солнцем стальной брони не хватало воздуха, пришлось сидеть в люке над водителем, подложив под себя видавшую виды ватную подушку. Здесь, на встречном ветерке, и прохладнее, и обзор несравнимо лучше. Но из-за поднятой тучи пыли ушедшим вперед разведдозором поначалу, до ее медленного оседания, не было видно ни зги.
Смотрю вправо: на обочине цепочкой стоят бородатые люди в серых мешковатых одеждах с разномастным оружием – винтовками, автоматами ППШ, АК китайского производства. Поворачиваю голову влево: та же картина с живой цепью вооруженных бородачей. Каких-то явных недружественных намерений они не проявляли, но, судя по малоприветливым лицам, серо-коричневым от круглогодичного загара, продубленным горячими южными ветрами, по положению оружия, взятого наизготовку, в любой момент могли пустить в ход свои «буры» и «калаши».
А напротив нашего БТР, буквально в десятке шагов, за пулеметом Дегтярева, установленным на сошки и направленным в мою сторону, лежал душман. Легендарный пулемет времен Великой Отечественной войны, невесть когда и какими путями попавший в эти края, давно утерял былое воронение, отполированная руками многих поколений владельцев сталь тускло отсвечивала на солнце. При этом черный зрачок характерного раструба ствола, словно зрачок смерти, холодно, неумолимо и зловеще уставился мне в левый бок.
Мой АКМС висел на откинутой бронекрышке люка. Тянуться к нему не имело смысла – этот жест мог быть воспринят как агрессивный. И достаточно даже одного, даже случайного чьего-то выстрела, как началась бы такая мясорубка! На мне под курткой был надет увесистый бронежилет. Но он способен хоть как-то защитить только спереди и сзади, с боков завязывался простыми тесемочками. Хватило бы одной пули из самой короткой пулеметной очереди – а с десяти шагов трудно промахнуться даже непрофессиональному стрелку, – чтобы я кулем свалился на землю. Несмотря на усилившийся после остановки движения зной, а также ощутимый жар, исходивший от раскаленной брони, меня пробрал настоящий озноб, меж лопаток по спине покатились капли холодного пота.
О чем и как думал лежащий за пулеметом моджахед, держа палец на спусковом крючке? Вариантов немного: вероятнее всего, думал, как и говорил, на родном для него языке фарси, которым пользуются все этнические таджики, населяющие север провинции Кундуз, – языке, принципиально отличном от нашего русского. Но вот считал ли нас врагами или просто досадной помехой привычному, издавна налаженному, устоявшемуся патриархальному укладу и образу жизни? Внешне мы – мало чем отличающиеся друг от друга люди. Но в тот момент я был его целью, его оружие было направлено на меня…
Пока эти мысли сумбурно мелькали в голове, обратил внимание на существенную деталь: на голове душмана – единственного из стоявших поблизости к нему соплеменников в серых, а также некогда многоцветных, но давно выгоревших, покрытых пылью головных уборах-повязках – была белая чалма. Это значит, он совершил хадж в священную Мекку. Он – ходжа! Он – правоверный мусульманин, и поэтому, несмотря на наши несхожие менталитеты, на языковые, мировоззренческие и иные различия, без особой нужды не станет убивать другого человека, какой веры и какого исповедания тот ни был бы. И в «классическом» исламе, и в христианстве многие заповеди одинаковые, в том числе заповедь «не убий».
Мы встретились взглядами. Понемногу успокаиваясь, я попытался улыбнуться, и мне показалось, что пулеметчик убрал палец с пускового крючка своего старого, но по-прежнему грозного и опасного оружия. И хотя «зрачок смерти» все так же настойчиво продолжал смотреть в мою сторону, виртуальная Распорядительница жизнями всех и каждого из нас, видимо, решила заняться другими делами, на неопределенное, только ей известное время оставила меня вне своего безальтернативного, с однозначно печальным исходом внимания.
Прошедшие десять-пятнадцать минут, в течение которых старший колонны через переводчика разобрался с причиной непредвиденной блокады и нам освободили дорогу, мне показались часом. Лишь когда взвился сизый клуб дыма от взревевшего на повышенных оборотах дизельного двигателя головной БМП и мы тронулись с места, окончательно перевел дух. Вскоре мы уже беспрепятственно добрались до места назначения.
По прибытии в Имамсахиб заместитель начальника оперативной группы управления отряда майор Перепада Петр Петрович, возглавлявший нашу колонну, рассказал, что это местный отряд самообороны, получив от некоего источника недостоверную, не исключено – намеренно провокационную информацию о движении подозрительно большой группы военной техники, мобилизовал своих боевиков, отправил членов семей в укрытия, организовал засаду и проверку на дороге.
Из понятных соображений безопасности мы никогда не предупреждали тутошних жителей о планируемых перемещениях в зоне своей ответственности. Но вели себя с ними корректно, старались не докучать своим присутствием, не конфликтовать. Афганцы отвечали взаимностью, не враждовали с нами, не препятствовали действиям наших подразделений. Мы нередко передавали им «гуманитарку», собранную властями и организациями Кургантюбинской области Таджикистана: муку, хлопковое масло, сахар, одежду, обувь, белье, нужные в хозяйстве предметы быта, гигиены, оказывали медицинскую помощь. А протянутую с едой руку, как известно, даже бродячая собака не укусит. К тому же присутствие наших ММГ было для местных, не желавших ни с кем и ни на чьей стороне воевать, некоей гарантией, что в места их обитания не придут вербовщики от Ахмад-шаха Масуда – военного лидера афганских этнических таджиков или, хуже того, непредсказуемые его противники – все больше набиравшие силу талибы. У нас как бы сложилось необъявленное своеобразное мирное сосуществование, основанное на взаимной заинтересованности.
Но этот не затронутый еще кровопролитием участок приграничного пянджского левобережья кому-то явно не давал покоя. Противоборствующие афганские группировки хотели бы и стремились взять его под свой контроль. А с активизацией наступления с юго-востока головорезов из движения «Талибан» на перешедшие к обороне вооруженные формирования Ахмад-шаха Масуда общая обстановка здесь становилась все менее спокойной, делалась нервозной, не исключались провокации и боевые столкновения.
На обратном пути вооруженных заслонов не встретили. Наша колонна, нагруженная вывозимым военным имуществом, благополучно возвратилась в порт Шерхан, а затем по понтонной переправе через бурную реку Пяндж – на территорию пограничного отряда. Поставленная задача была выполнена точно и в срок, без трагических происшествий, без потерь личного состава и техники.
И до и после того дня, того марша не раз приходилось участвовать в проводке наших колонн по афганской территории, а также в ряде других операций. Был даже легко ранен в левую ногу. Но, к счастью, видеть такой же или иной подобный «зрачок смерти», нацеленный почти в упор, больше не доводилось.
Виктор АБРАМОВ,
ветеран боевых действий, полковник в отставке
