Экологические проблемы Европы могут обернуться очередной волной протестов. Но получается, что экология нужна политикам лишь как козырь.
Три десятка лет мировые лидеры собираются и пытаются глобально что-то решить с климатом. Пока получается не очень, если не считать Парижского соглашения, подписанного в 2015 году, из которого, к слову, США решили выйти при администрации Трампа.
Уже показательно, что председателем последней Дубайской конференции СОР28 выбран саудит Султан аль-Джабер. Он не только министр промышленности и технологий ОАЭ, но и возглавляет Национальную нефтяную компанию Абу-Даби ADNOC. Ничего удивительного, так в регионе принято. При этом он позиционирует себя как борец за всякие передовые возобновляемые виды энергии.
«Без участия компаний, занимающихся ископаемым топливом, не может быть ответа на климатический кризис, – считает аль-Джабер. – Я действительно верю в трансформацию мировых энергетических систем, но поэтапный отказ от ископаемого топлива возможен только тогда, когда начнется реальный прогресс в распространении возобновляемой энергии».
То есть по его логике получается, что все «зеленое» и эко-чистое финансируется за счет нефти. Ко всему прочему ВВС в первый же день саммита обнародовала сведения о некоем документе, согласно которому аль-Джабер должен в рамках форума переговорить с бразильской нефтяной компанией о ее возможном приобретении и с китайскими нефтяниками – по поводу совместных разработок африканских месторождений.
Климат климатом, а нефтянка ждать не будет. Да что там, если верхушка Британии – король, премьер и министр иностранных дел – прибыли на трех разных самолетах, оставив, соответственно, три углеродных следа. А вообще зарегистрированных участников там было 80 000. И не все пришли под экопарусом.
Неожиданно широким фронтом на СОР28 представлены производители мяса. Им постоянно достается от экологов, поскольку считается, что мясная и молочная промышленность – основные производители метана. Только молочная, кстати, выбрасывает в атмосферу 3,4% всех мировых антропогенных выбросов, а это, на минуту, больше, чем авиация.
Главная цель производителей мяса состояла в том, чтобы убедить Продовольственную и сельскохозяйственную организацию ООН (ФАО) признать тот факт, что мясо – это «устойчивое питание» и приносит только пользу окружающей среде. Среди аргументов, которые выдвигаются мясным лобби, фигурирует, например, такой: их сектор «постоянно движется к углеродобезопасному сельскому хозяйству». Этот чудной термин означает, что выпас скота поможет сохранить здоровые почвы, которые, в свою очередь, могут хранить углерод, а не выбрасывать его в атмосферу. Спорная точка зрения, по мнению многих ученых.
Некоторые отчеты ФАО о том, сколько же крупный рогатый скот выделяет парниковых газов, были, скажем так, цензурированы. Животноводство, как всем известно, – самый крупный источник метана, а он в 80 раз вреднее, чем углекислый газ, если брать расчеты за 20-летний период.
На мировом пьедестале мясных королей стоят Бразилия, США и Австралия. Правительства этих трех стран, а с ними и коллективного Евросоюза, очень тесно работают с мясной отраслью. Там прежде всего финансовая связка, которая потом превращается в финансово-политическую поддержку с обратной стороны. Господдержка именно мясных отраслей превосходит во много раз помощь любым альтернативным производителям белка. В ЕС фермеры получили в 1200 раз больше помощи, чем «альтернативщики», а в США – в 800 раз.
Лет двадцать назад считалось, что всех нас накроет озоновая дыра, причем вот-вот. Давно что-то про нее не слышно. Теперь в ходу другие термины, хотя, может, они и означают примерно то же самое. Главное – не прекращать спасаться. Главное – процесс.
А еще главнее – если ты не показываешь активной «зеленой» составляющей в предвыборной кампании, это даже как-то не очень прилично. Придумывай что хочешь, но без нее на выборы даже не суйся. Ну вот, например.
В Европе экологией обеспокоены как нигде. Одна из недавних мер – создание «зон с низким уровнем выброса» диоксида азота и прочих вредных газов (ZFE – французская аббревиатура). Таких зон сейчас около трех сотен. Смысл в том, что все машины классифицируются по шести категориям Crit`Air – от 0 до 5. К нулевой категории относятся авто с электрическими и водородными двигателями. К пятой – дизельные автомобили, выпущенные до 2001 года, то есть совсем ветераны дорожного движения. Муниципалитеты сами определяют, кому запрещать выезжать на улицу. Дизельные выпуска до 2011 года относятся, к примеру, ко второй, а бензиновые того же года – к первой категории. Понятно, что первыми попадают под каток машины с Crit`Air 5. Им вообще запрещено въезжать в ZFE.
Европейский суд по правам человека с 2019 года периодически указывает Франции на отставание в борьбе за чистый воздух, монетизируя замечания штрафами. С 1 января французский президент решил ввести «зоны» еще в четырех крупных городах – Лионе, Гренобле, Страсбурге и Монпелье. Это в дополнение к одиннадцати уже имеющимся. А через год количество ZFE должно возрасти в четыре раза и превысить четыре десятка.
«Сама по себе эта мера не лишена смысла, – комментирует Ришар Ардуэн из ассоциации «Франция, природа, окружающая среда». – Мы не против. Но главное, кто будет нести ответственность за последствия?»
Дело в том, что в перспективе такая мера поставит на вечную парковку миллионы машин. Это, в свою очередь, означает, что масса людей рискует потерять работу. Во французских пригородах и маленьких городках с общественным транспортом беда. В Клермон-Ферране, например, всего-то 150 тыс. жителей, работают они в основном в Лионе, но после введения ZFE в автобусы не сесть, и жизнь стала невыносимой, хоть пешком иди. А уж когда ввели еще и полосы для велосипедов за счет автомобильных…
Новые машины люди из пригородов не могут себе позволить. Для них это не то чтобы выбор, а жизненная необходимость. Правительство, правда, ввело гранты на покупку электромобилей, и некоторые из них могут помочь снизить цену аж до 27%, но сумма не должна превышать 5 тыс. евро. Но и при этом такие свободные деньги найдутся не у всех.
В прошлом году одним из первых городов проснулся Руан. Там манифестации прошли прямо сериалом под названием «Руан – мертвый город». За ним встал Марсель. В его знаменитые северные кварталы не ездит даже полиция, а автобусы ходят до 21:00 – страшно. Чтобы выбраться оттуда вечером или попасть туда, нужна машина. А это, понятно, не самые богатые кварталы, и практически все машины там – четвертой и пятой категории. Их запретили еще с 1 сентября и сейчас готовят решение по Crit`Air 3.
Протестующие пришли к выводу, что закон о создании ZFE – это все-таки опять для элиты. А элиту во Франции, как вы знаете, не любят исторически и даже в свое время водили на гильотину.
Сейчас возрождение движения «желтых жилетов», вполне вероятно, возникнет на повестке дня. Напомним, оно начиналось именно с недовольства автомобилистов ценами на бензин. Поначалу это было единственным требованием «жилетов», а уже через полгода количество требований перевалило за сотню, и среди них – «Макрона в отставку». Протестное движение быстро превратилось в политическое.
Рисковать возникновением движения новых «жилетов», которое меньше чем года через полтора-два не угомонится, весьма странно. И это при том, что проблема решается только на уровне крупных европейских городов. В Англии, кстати, это явление тоже существует, но там с общественным транспортом полегче.
Это как с озоновой дырой – она же не над Европой висит. Дымящие европейские машины – ерунда по сравнению, допустим, с военными конфликтами. Если взять боевые действия на Украине, в Палестине, Судане и Мьянме, то их совокупная доля выбросов составит 5,5% от мировых. То есть если представить «глобальных военных» некоей страной, то она по загрязнению заняла бы четвертое место в мире, прямо за Индией.
Методологии подсчета ущерба от военных нет. В принципе, страны обязаны сообщать свои подсчеты в ООН согласно Рамочной конвенции об изменении климата. Но государства либо не утруждают себя сбором данных, либо откровенно врут. А на недавнем климатическом саммите СОР28 в Дубае эту тему вообще не поднимали.
Военные, привыкшие, казалось бы, к четким формулировкам, предлагают очень расплывчатое видение ситуации. Хотя это понятно – чем больше даешь цифр, тем проще просчитать, чем ты там занимаешься. НАТО, к примеру, разработала свою собственную методологию подсчета уровня выбросов, но она не включает… страны НАТО. Ну мы же вроде не воюем, так и считать нечего. Учения вообще не в счет.
В 1971 году в Каракумах открыли месторождение газа, но по ошибке под песок провалилась целая вышка. С тех пор кратер диаметром 60 метров и глубиной 20 полыхает днем и ночью уже полвека. Потушить «Врата ада» можно только волной ядерного взрыва. Хорошо, что об этом не знают жители Клермон-Феррана.
В районах, окружающих озеро Кариба в Зимбабве, большинство людей понятия не имеют, что их деревни оказались в центре многомиллионного углеродного бума. А средний уровень бедности здесь составляет 88%, если что. Но с 2011 года этот регион, точнее проект продажи углеродных кредитов, принес разработчикам 100 млн евро.
Еще со времен Киотского протокола, то есть с конца 1990-х, существует такое понятие, как углеродные единицы, или углеродные квоты. У всех стран эти квоты есть, но расходуются они по-разному. В США – очень быстро, а в той же Зимбабве – вообще никак. Более того, если предприятие реализует проект по сохранению климата, который позволяет сократить выбросы парниковых газов или сохранить конкретные природные объекты, он эти единицы зарабатывает. Значит, образуется рынок углеродных единиц, который Джон Керри, бывший кандидат в президенты США, а ныне спецпосланник по вопросам климата назвал «крупнейшим в мировой истории».
Западные компании очень быстро поняли, что деньги, выделяемые на финансирование борьбы с климатическими изменениями и на поддержание биоразнообразия в развивающихся странах можно очень удачно возглавить. Это если есть свободные деньги. Достаточно выкупить земли, чаще всего в Африке, нарисовать на бумаге, например, проект по спасению лесов вокруг того же озера Кариба – и, собственно, вот и весь бизнес.
Естественно, никто никаких вложений в местные инфраструктуры не видит, а из тех самых 100 млн, выделенных на работу в регионе озера, 86 ушло на «издержки», но и из оставшихся 14 ни цента не дошло. А 90% проектов вообще оказались бестолковыми.
Крупные предприятия тоже занимаются торговлей на рынке углеводородных единиц. Среди них – французский косметический гигант L`Oreal. Сейчас они, правда, заявляют, что ушли с рынка. Однако все помнят, что концерн занимался финансированием избирательной кампании Николя Саркози. Уже и его владелица, самая в то время богатая женщина мира Лилиан Беттанкур, умерла, а бедолагу Саркози до сих пор таскают по судам.
Максим ЧИКИН
"...представлены производители мяса. Им постоянно достается от экологов, поскольку считается, что мясная и молочная промышленность – основные производители метана."===
Видимо поэтому европейские колонизаторы истребили почти полностью неисчислимые стада бизонов, бродивших по необозримым прериям Северной Америки.:-)) Вона ещё когда начали бороться с парниковыми газами.
"Неожиданно широким фронтом на СОР28 представлены производители мяса. Им постоянно достается от экологов, поскольку считается, что мясная и молочная промышленность – основные производители метана. Только молочная, кстати, выбрасывает в атмосферу 3,4% всех мировых антропогенных выбросов, а это, на минуту, больше, чем авиация."Весь этот маразм на счет зеленой энергетики ,заключается в одном ,надеть новый хомут на народы планеты ,вместо погибающего доллара и ничего более.Да и народы еще не научились создавать такие технологии,чтобы уменьшить выбросы углерода.Сегодняшние ветряки и солнечные панели ,при их производстве и утилизации,увеличивают выбросы на много больше,чем работа обычных тепловых станции .самолетов,автомобилей.