Продолжение. Начало в приложении «Отечественные записки» №10 от 30 мая 2024 года
К 80-летию открытия Второго фронта
Срок открытия второго фронта снова переносится
26 января Черчилль и Рузвельт, встретившись в Касабланке, направили Сталину совместное письмо, в котором информировали советского руководителя о своих планах на 1943 год. Их цель, по словам лидеров Великобритании и США, является «заставить Германию встать на колени в 1943 году». С этой целью, говорилось в письме, «мы намерены сконцентрировать в пределах Соединенного Королевства значительные американские сухопутные и военно-воздушные силы. Эти силы совместно с британскими силами в Соединенном Королевстве подготовятся к тому, чтобы снова вступить на континент Европы, как только это будет осуществимо».
9 февраля 1943 года Черчилль сообщил Сталину о том, что союзники решили осуществить в июле десант в Сицилии, а в августе форсировать Ла-Манш. Черчилль оговаривался, что десант может быть перенесен на сентябрь в случае плохой погоды в августе. В своем ответе Черчиллю 16 февраля Сталин выразил недовольство тем, что открытие второго фронта в Европе «намечается только на август–сентябрь». Он писал: «Мне кажется, что нынешняя ситуация требует того, чтобы эти сроки были сокращены, и чтобы второй фронт на Западе был открыт значительно раньше указанного срока». Он предлагал осуществить операцию «еще весной или в начале лета».
Лишь 11 марта пришел ответ от Черчилля, в котором он сообщал, что «если противник достаточно ослабеет, мы готовимся ударить раньше августа, и с этой целью еженедельно вносятся соответствующие изменения в планы». 15 марта Сталин писал Черчиллю: «По-прежнему я считаю главным вопросом ускорение открытия второго фронта во Франции… Я считаю нужным со всей настойчивостью предупредить, с точки зрения интересов нашего общего дела о серьезной опасности дальнейшего промедления с открытием второго фронта во Франции. Поэтому неопределенность Ваших заявлений относительно намеченного англо-американского наступления по ту сторону Канала (то есть Ла-Манша. – Прим. авт.) вызывает у меня тревогу, о которой я не могу умолчать».
Однако западные лидеры ничего не сообщали такого, чтобы развеять тревогу Сталина. Лишь 4 июня президент США Ф.Д. Рузвельт направил Сталину послание, в котором перечислялись текущие военные задачи союзников. Относительно второго фронта во Франции было сказано следующее: «Теперь, когда Африка прочно находится в наших руках, было решено, что в настоящее время существует возможность возобновить концентрацию наземных сил в Англии. Совместная англо-американская группа постоянно занималась и занимается пополнением необходимых планов самыми новыми данными, чтобы немедленно использовать всякую слабость во Франции или в Норвегии. Согласно теперешним планам на Британских островах весной 1944 года должно быть сконцентрировано достаточно большое количество людей и материалов для того, чтобы позволить принять всеобъемлющее вторжение на континент в это время».
Письмо Рузвельта пришло в Кремль, где ежедневно ждали начало нового наступления немецко-фашистских войск на Курской дуге. Советское правительство знало, что Гитлер намерен бросить против Красной армии все силы, чтобы нанести ей решающее поражение. Поэтому сообщение о переносе десанта во Францию еще на один год было воспринято с возмущением советским руководством. 11 июня Сталин ответил Рузвельту: «Как видно из Вашего сообщения, эти решения находятся в противоречии с теми решениями, которые были приняты Вами и г. Черчиллем в начале этого года, о сроках открытия второго фронта в Западной Европе… Это решение создает исключительные трудности для Советского Союза, уже два года ведущего войну с главными силами Германии и ее сателлитов с крайним напряжением всех своих сил, и предоставляет советскую армию, сражающуюся не только за свою страну, но и за своих союзников, своим собственным силам, почти в единоборстве с еще очень сильным и опасным врагом. Нужно ли говорить о том, какое тяжелое и отрицательное впечатление в Советском Союзе – в народе и в армии – произведет это новое откладывание второго фронта и оставление нашей армии, принесшей столько жертв, без ожидавшейся серьезной поддержки со стороны англо-американских армий».
Оправдываться за Рузвельта и за себя стал Черчилль, который прибег к аргументам двухгодичной давности. Как и в июле 1941 г., Черчилль уверял, что «Россия не получила бы помощи, если бы мы бросили сотню тысяч человек через Канал в гибельное наступление, каким оно, по моему мнению, наверняка было бы, если бы мы попытались при нынешних условиях и со слишком слабыми силами развить какой-либо успех, которого можно было бы достичь очень тяжелой ценой». Отвечая Сталину, Черчилль писал; «В настоящее время нет никакой возможности осуществить такую британскую акцию на Западе (кроме акции в воздухе), которая позволила бы до зимы отвлечь германские силы с восточного фронта. Нет также никакой возможности создать второй фронт на Балканах без помощи Турции».
План «Оверлорд» и начало его осуществления
После июня 1943 года Сталин перестал напоминать союзникам об их обещаниях. Выступая на торжественном собрании по случаю годовщины Октябрьской революции 6 ноября 1943 года, в день, когда столица салютовала в честь освобождения Киева, Сталин назвал прошедший год «годом великого перелома» в Отечественной войне. После победы на Курской дуге Красная армия почти постоянно наступала. Близился час освобождения нашей Родины. Столь острой необходимости во втором фронте, которая существовала в первой половине войны, уже не было. Однако советское правительство по-прежнему считало необходимым, чтобы западные союзники внесли ощутимый вклад в победу над гитлеровской Германией и ее союзниками.
Вопрос об открытии второго фронта был поставлен на обсуждение Тегеранской конференции (28 ноября – 1 декабря 1943 г.), в которой приняли участие Сталин, Рузвельт и Черчилль. На одном из заседаний конференции, задав несколько вопросов относительно операций, запланированных союзниками в 1944 году (взятие Рима, десант на побережье Адриатического моря, десанты на греческие острова при возможном участии Турции, и операция «Оверлорд», как теперь стал называться десант в Северной Франции), Сталин выступил против распыления усилий союзных армий. Он заявил: «По-моему, было бы лучше, чтобы за базу операций в 1944 году была взята операция «Оверлорд». Если бы одновременно с этой операцией был предпринят десант в Южной Франции, то обе группы войск могли бы соединиться во Франции… Я лично бы пошел бы на такую крайность. Я перешел бы к обороне в Италии, отказавшись от захвата Рима, и начал бы операцию в Южной Франции, оттянув силы немцев из Северной Франции».
Когда Черчилль стал говорить о необходимости осуществить операции на Балканах, Сталин вновь подчеркнул, что «основным и решающим вопросом мы считаем операцию «Оверлорд». Его поддержал Рузвельт, заметивший, что осуществление операций в Средиземном море задержит операцию «Оверлорд», а потому «эти планы должны быть разработаны так, чтобы операции… не нанесли ущерба «Оверлорду». Сталин настаивал на том, чтобы операцию «Оверлорд» осуществить «в пределах мая, скажем, 10 – 15 – 20 мая». Поскольку Черчилль отказался дать такие обязательства, Сталин сказал: «Если осуществить «Оверлорд» в августе, как об этом говорил Черчилль вчера, то из-за неблагоприятной погоды в этот период из этой операции ничего не выйдет. Апрель и май являются наиболее подходящими месяцами для «Оверлорда».
Настойчивость Сталина возымела свое действие. 30 ноября Рузвельт начал заседание конференции с того, что сообщил: «Сегодня объединенные штабы с участием Черчилля и Рузвельта приняли следующее предложение: Операция «Оверлорд» намечается на май 1944 года и будет проведена при поддержке десанта в Южной Франции». Уступив настойчивым требованиям Сталина, Черчилль пообещал, что через две недели будет назначен командующий операцией «Оверлорд». Им стал генерал Дуайт Эйзенхауэр.
Казалось бы, за два года, прошедшие после того, как союзники на весь мир объявили о своем намерении открыть второй фронт, немцы могли бы на самом деле сделать свою оборону в Северной Франции достаточно прочной. Однако, как писал генерал-лейтенант Б. Циммерман, «несмотря на то, что германская разведка располагала исчерпывающими сведениями о скором вторжении союзников, военное руководство рейха продолжало держать свои основные силы на советско-германском фронте». К июню 1944 г. там находилось 165 наиболее боеспособных дивизий. 59 менее боеспособных дивизий вермахта были разбросаны, по словам историка и генерала Курта Типпельскирха, по всему побережью «от Антверпена до Бискайского залива». По его оценке, в этих дивизиях имелось не более «50% штатной численности». Американский генерал Омар Брэдли вспоминал, что немецкие дивизии «были крайне неоднородны. Семнадцать дивизий являлись полевыми и предназначались для контрударов. Однако большинство из них давно уже остались без транспорта, за исключением самого необходимого. Поэтому они не обладали подвижностью, требующейся в маневренной войне. Двадцать четыре дивизии береговой обороны также были крайне неоднородны по своему составу и обладали еще меньшей подвижностью из-за недостатка транспорта. Остальные дивизии являлись учебными соединениями, укомплектованными главным образом новобранцами».
Готовясь к операции «Оверлорд», союзники использовали огромный потенциал военной промышленности США и Великобритании. Благодаря этому союзники обладали неоспоримым перевесом над немцами в военно-воздушных силах. К началу вторжения, писал Типпельскирх, «в распоряжении союзников имелось 5049 истребителей, 1467 тяжелых бомбардировщиков, 1645 средних и легких бомбардировщиков, включая самолеты-торпедоносцы, 2316 транспортных самолетов и 2591 планер. В то же время на французских аэродромах было сосредоточено лишь 500 немецких самолетов, из которых всего 90 бомбардировщиков и 70 истребителей были в полной боевой готовности».
Этот перевес был усилен целенаправленными действиями англо-американской авиации. В январе 1944 г. союзническая авиация уничтожила 1311 немецкий самолет, в феврале – 2121, в марте – 2115. Английский историк Макс Хастингс писал: «Однако более катастрофической для люфтваффе была не утрата самолетов, а потеря опытных пилотов, нараставшая значительно быстрее, чем восполнение их… К июню немцы уже не располагали в достаточном количестве ни пилотами, ни самолетами, чтобы оказывать не более чем символическое противодействие вторжению союзников во Францию».
Заблаговременно позаботились союзники и об уничтожении горючего для немецкой авиации. В мае 1944 г. ими были предприняты налеты на заводы синтетического топлива. В результате снабжение люфтваффе авиационным спиртом упало с 180 тысяч тонн в апреле до 50 тысяч тонн в июне и до 10 тысяч – в августе. Б. Циммерман указывал: «Превосходство западных союзников в авиации превратилось весной 1944 года в полное господство их в воздухе. Наступило такое время, когда авиация англо-американцев стала разрушать не только военные объекты, но и промышленные предприятия. В груды развалин превратились все наиболее важные железнодорожные узлы; вся транспортная система западных областей пришла в невообразимый хаос».
За три года в Британии было построено 4600 десантных судов. Уже после высадки англичане и американцы стали, по словам немецкого адмирала Маршалля, сооружать «искусственные порты, использовав для этого 60 специально оборудованных торговых пароходов, 146 гигантских 6000-тонных плавучих кессонов и до 100 плавучих волноломов и пристаней. Все это было опущено на дно неподалеку от берега и превращено в искусственный заслон длиной 8 км».
Руководители операции долго выбирали наиболее подходящие условия для десанта, сообразуясь с состоянием моря, лунного света и многими другими обстоятельствами. Казалось, все было подготовлено для легкой победы. Преобладание в военной технике и материальном обеспечении, постоянные многомесячные тренировки, в ходе которых солдаты были ознакомлены с условиями десанта, убеждали многих из них, что победа над немецкими войсками будет быстрой и сокрушительной. Рядовой Линдли Хиггинс вспоминал, что до начала вторжения «мы действительно считали, что в любой момент весь рейх вот-вот рухнет. Мы верили, что стоит нам только высадиться на тот берег, как все фрицы поднимут руки».
Уверенность в скорой победе разделяли и генералы. Они полагали, что эта победа должна была привести к новому триумфу США и Великобритании. Как вспоминал О. Брэдли, в марте 1944 года генерал Джордж Паттон, поддержав предложение о создании англо-американских клубов, сказал: «Идея, положенная в основу организации таких клубов, как нельзя своевременна, ибо, несомненно, нам предначертано судьбой править всем миром». Слова Паттона получили широкую огласку.
Руководство экспедиционного корпуса назначило «день-Д» – день начала операции – на 5 июня. Д. Эйзенхауэр вспоминал: «Вся Южная Англия была забита войсками, ожидающими последней команды. Вокруг стояли груды военных материалов и масса боевой техники, приготовленные для переброски через Ла-Манш… Вся эта мощная сила была напряжена, подобно сжатой пружине, готовая в нужный момент устремиться через Ла-Манш для осуществления величайшей в истории десантной операции». Маршалль писал: «Перед самой высадкой и в ее ходе 317 тральщиков противника протралили почти все немецкие минные заграждения. Под прикрытием легких кораблей и при поддержке мощных соединений флота, в состав которых входило 6 линкоров, 23 крейсера и 104 эсминца, десантные суда противника приблизились к побережью Нормандии, предварительно уничтожив слабые силы сторожевого охранения немцев».
Однако, по словам Эйзенхауэра, «по мере того как перспективы на приличную погоду становились все хуже и хуже, напряженность среди командного состава нарастала». С утра 5 июня, как вспоминал Эйзенхауэр, «наш небольшой лагерь сотрясался под порывами ветра, достигавшего почти ураганной силы, а дождь, казалось, шел сплошной стеной». О начале операции нельзя было и думать. Однако метеорологи обещали: «К следующему утру наступит до сих пор совершенно непредвиденный период относительно хорошей погоды продолжительностью около тридцати шести часов». Эйзенхауэр вспоминал: «Возможные последствия дальнейшей задержки оправдывали большой риск, и я быстро объявил решение приступить к десантированию 6 июня… Никто из присутствовавших не выразил своего несогласия, наоборот, на их лицах проявилось определенное просветление, и каждый без лишних слов направился на командный пункт, чтобы немедленно радировать своим войскам решение, которые приведет их в движение».
Утром 6 июня 1944 г. операция «Оверлорд» началась. Как отмечал Маршалль, «в день высадки западные союзники подняли в воздух до 6700 самолетов, которым противостояли всего лишь 319 немецких машин». Курт Типпельскирх писал: «С наступлением рассвета авиация и корабли засыпали северное побережье Нормандии от реки Ори до залива Гран-Ве и далее градом авиабомб и снарядов. Они подавляли немецкие батареи, разрушали оборонительные сооружения, сметали проволочные заграждения, уничтожали минные поля и повреждали минные линии связи. Под прикрытием этого адского огня к берегу подошли десантные суда».
И все же, несмотря на явное преобладание англо-американских сил, немцы сумели организовать контратаки. Благодаря этому, как отмечал Типпельскирх, «американцы в своих районах высадки в течение всего дня не вышли за пределы захваченных узких плацдармов. Особенно тяжело пришлось двум полкам, наступавшим в районе Вьервиля: они натолкнулись здесь на 352-ю дивизию… Наступавшие американцы понесли тяжелые потери, и временами даже казалось, что они не смогут удержаться».
Сообщая Сталину 7 июня о ходе операции, Черчилль писал: «Мы переправились с небольшими потерями. Мы рассчитывали потерять около 10 тысяч человек. Мы надеемся иметь сегодня к вечеру на берегу большую часть четверти миллиона человек, включая значительное количество бронетанковых сил, выгруженных на берег со специальных судов или дошедших до берега своим ходом».
Гладко было на бумаге…
Десант союзных войск в Нормандии сделал реальным кошмар войны на два фронта и вновь реанимировал активность военных заговорщиков. 20 июля 1944 года ими были предприняты покушение на жизнь Гитлера и попытка захвата власти в Берлине. Многие из заговорщиков надеялись заключить сепаратный мир с западными державами и продолжить войну против СССР. Однако заговор провалился. Многие немецкие офицеры и генералы были арестованы и казнены.
Тем временем с 6 июня по 24 июля союзники наращивали свои силы на французском побережье, лишь отчасти продвигаясь вперед. За это время во Францию было высажено 2 876 439 военнослужащих США, Великобритании и Канады и огромное количество военной техники. 25 июля развернулось наступление вглубь Европейского континента. 30 пехотным и 13 танковым дивизиям союзников противостояли около 20 пехотных и 8 танковых дивизий немцев, насчитывавших, по словам Типпельскирха, не более «50% штатной численности и не располагавших к тому же сколько-нибудь значительной авиационной поддержкой». В середине августа был осуществлен десант на юге Франции и, быстро подавив сопротивление сравнительно слабых немецких частей, союзники двинулись на север.
24 августа англо-американские войска вошли в Париж, и Эрнест Хемингуэй, сопровождавший американские войска в качестве военного корреспондента, описывал, какое волнение он испытал, когда в свой бинокль увидел «серый и как всегда прекрасный город». Американский генерал Омар Брэдли писал: «К 1 сентября на Западном фронте осталась жалкая горстка деморализованных солдат противника… Мы победно шествовали по дорогам Европы, исполненные оптимизма и радужных надежд… Поражение противника восточнее Парижа было столь сокрушительным, что наши войска, несущиеся стремительно вперед на 2,5-тонных грузовиках, начали считать столь стремительное наступление предвестником скорой переброски на китайско-бирманско-индийский театр военных действий. Это чувство оптимизма охватило даже и штабы, офицеры которых без устали учитывали транспортные средства и вели разговоры относительно возможности попасть домой к Рождеству».
Однако, как признавал Брэдли, «сентябрь 1944 года отмечен в наших календарях как месяц большого банкротства… Наш рывок к Рейну оказался неудачным, и вместе с ним развеялась наша заветная мечта на скорую капитуляцию Германии». Почему же англо-американские войска, существенно превосходившие немецкие по степени и качеству вооруженности, «застряли», по словам Брэдли, «в стальных зубах «линии Зигфрида»? В значительной степени это объяснялось «человеческим фактором», прежде всего низкой военной и психологической подготовкой к боевым действиям американских солдат и офицеров, составлявших большинство экспедиционного корпуса.
Хастингс писал: «Некоторые американские соединения оказались опасно неподготовленными; ими руководили командиры, недостаточно компетентные для выполнения той задачи, которую предстояло решать… С первого и до последнего дня войны американскую армию никогда нельзя было принять за что-либо другое, чем она была на самом деле – гражданские люди в военной форме… Там, где в немецкой армии офицеры составляли только 2,86% личного состава, в американской армии их было 7%, причем многие из них ни разу не побывали даже вблизи от фронта».
Хастингс отмечал, что, оказавшись в вооруженных силах, все, кто мог себе это позволить, старались устроиться в те рода войск, которые не были связаны с действиями на поле боя. Он писал: «Во время Второй мировой войны молодые англичане из привилегированных слоев общества все еще тяготели к пехотным и танковым полкам, в то время как их американские двойники предпочитали более престижные назначения в авиации, в управлении стратегических служб, на административные должности в армии или в дипломатическом ведомстве. Служба в качестве офицера в боевых подразделениях на фронтах так и не стала модной среди молодых американцев… Это дает основание считать, что «зубы» американской армии были серьезно затуплены, так как в армии отсутствовала определенная часть наиболее способных и подходящих для военного дела солдат и офицеров».
Немало потерь несла армия из-за плохого владения оружием и, как ни странно, недостаточной вооруженности солдат. Хастингс замечал: «Количество боеприпасов для стрелкового оружия в немецкой пехотной роте более чем в два раза превышало аналогичный комплект в американской пехотной роте: 56 000 патронов и 21 000». Лишь после войны выяснилось, что американского солдата не хотели перегрузить боеприпасами за счет продовольствия, которое он таскал в вещевом мешке.
Имея в два раза меньше боеприпасов, чем немцы, американские солдаты получали гораздо более весомые продовольственные пайки, чем немецкие. Макс Хастингс писал: «Ежедневный рацион каждого американского солдата в Нормандии составлял шесть с половиной фунтов против трех фунтов с небольшим у немецкого солдата». При этом у американцев был определен «размер сладостей в одну унцию, бисквитов в две унции и один пакет жевательной резинки для каждого человека». В результате американским солдатам было трудно проходить со своими туго набитыми вещевыми мешками там, где расстояние между стенами было невелико, и они ругали английские вагоны за слишком узкие двери.
И все же, несмотря на заботу о продовольственном снабжении, американцы, как и во всех войнах, в которых они участвовали со времен Войны за независимость, плохо переносили условия некомфортной военной жизни и часто болели. Меткая стрельба немцев и болезни наносили ощутимый урон американской армии. По словам Типпельскирха, «американская пехота непрерывно несла значительные потери, к тому же многие выбывали из строя по болезни. Утечка живой силы постепенно приняла такие размеры, что командованию для увеличения боевой численности своих дивизий пришлось… произвести по возможности в массовых размерах замену мужского персонала в штабах, кроме войсковых, женщинами, а также изъять излишний обслуживающий персонал из частей ВВС».
Несмотря на то, что силы союзников на Западном фронте существенно превышали немецкие (по личному составу соотношение равнялось 2:1, по бронесилам – 4:1, по авиации – 6:1), германская армия начала 16 декабря 1944 года наступление на бельгийском плато Арденн. Объясняя мотивы немецких действий, английский историк Честер Уилмонт утверждал: «Германское наступление в Арденнах было военным по своей природе и являлось ответом Гитлера на провал попыток союзников использовать свои возможности осенью. Но оно имело и политическую цель, так как Гитлер стремился расколоть Великий Союз, заставить союзников подписать компромиссный мир и не пустить русских в Германию».
Ч. Уилмонт называл это наступление «Пирл-Харбором войны в Европе». Оборона союзников была прорвана, а американские части в Бастони были окружены. Большое число американских самолетов было уничтожено на земле. Было захвачено немало пленных, среди которых оказался и будущий американский писатель Курт Воннегут. 1 января 1945 года немцы перешли в наступление в Эльзасе.
6 января 1945 г. Черчилль направил Сталину послание, которое гласило: «На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения. Вы сами знаете по Вашему собственному опыту, насколько тревожным является положение, когда приходится защищать очень широкий фронт после временной потери инициативы. Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января или в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть».
Получив послание Черчилля 7 января, Сталин ответил в тот же день: «Мы готовимся к наступлению, но погода сейчас не благоприятствует нашему наступлению. Однако, учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодными условиями, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января. Можете не сомневаться, что мы сделаем все, что только возможно сделать для того, чтобы оказать содействие нашим славным союзным войскам».
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ, историк
(Окончание в следующем номере)