Окончание. Начало в приложении
«Отечественные записки» №10 от 30 мая 2024 года,
газете «Советская Россия» №57 от 1 июня 2014 года
К 80-летию открытия Второго фронта
Попытки союзников украсть Победу у советского народа
Через пять дней после того, как Сталин отправил письмо Черчиллю, 12 января 1945 года, началась Висло-Одерская операция Красной армии. За двадцать три дня наступления советские войска продвинулись на глубину до шестисот километров, форсировали Одер, захватив на нем ряд плацдармов. В день завершения операции 4 февраля в Ялте открылась вторая конференция трех великих держав, в которой приняли участие И.В. Сталин, Ф.Д. Рузвельт и У. Черчилль. Деловая часть первого заседания встречи «большой тройки» открылась докладами начальника советского генерального штаба А.И. Антонова и начальника генерального штаба американской армии Д.К. Маршалла. Из доклада Антонова стало ясно, что Красная армия находится в 60 километрах от Берлина. Из доклада Маршалла следовало, что, хотя последствия немецкого наступления в Арденнах ликвидированы, войска союзников лишь начинают концентрацию своих сил для будущего наступления. К этому дню войска союзников еще стояли у «линии Зигфрида» и лишь кое-где перешли границу Германии. Берлин находился на расстоянии 600 километров от позиций англо-американских войск. Для всех участников конференции было очевидно, что Красная армия является решающей силой, способной разгромить гитлеровскую Германию.
Стремясь опередить Красную армию в ее движении вглубь Европы, Черчилль предложил направить войска союзников на Любляну, навстречу советским войскам. Таким образом, англо-американские войска получили бы возможность первыми войти в Австрию и Чехию. Однако это предложение осталось без ответа. Сталин же поставил вопрос об усилении координации действий вооруженных сил трех держав. Он настаивал на том, чтобы военные СССР, США и Англии обсудили планы летних операций, целью которых будет капитуляция Германии.
Хотя гитлеровское руководство все еще надеялось на развал военного союза СССР, США и Англии, к концу зимы 1945 года многие в верхах «третьего рейха» осознали неизбежность поражения. Некоторые из ведущих нацистов стали искать возможности добиться сепаратного мира с западными державами. Особенно преуспел в этом шеф СС и гестапо Гиммлер, который уже со второй половины 1942 года вел тайные переговоры с представителями Англии и США. Ряд немецких генералов на Западе стали сдавать войскам западных городов без боя. В то же время на советско-германском фронте немецкие войска оказывали упорное сопротивление частям Красной армии.
Эти вопросы стали предметов острой полемики между Сталиным и Рузвельтом в ходе их переписки с 29 марта по 12 апреля. После того как в Москве стало известно о переговорах в Берне генерала СС Вольфа с представителями армии США и Великобритании относительно возможной капитуляции в Северной Италии, советское правительство стало настаивать на участии в этих переговорах, но его представителям было в этом отказано. В связи с этим Сталин писал Рузвельту 29 марта 1945 г.: «Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить капитуляцию на том или ином участке фронта, поощрить их в деле открытия фронта союзным войскам. Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт». Сталин замечал, что немецкие войска в Северной Италии «не окружены и им не угрожает истребление. Если немцы в Северной Италии, несмотря на это, все же добиваются переговоров, чтобы сдаться в плен, то это значит, что у них имеются какие-то другие, более серьезные цели, касающиеся судьбы Германии».
В своем ответе Сталину от 1 апреля Рузвельт уверял, что переговоры в Берне по сути и не начинались. Сталин опровергал это утверждение в своем послании 3 апреля. Он писал: «Надо полагать, что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были, и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на восток англо-американские войска, а англо-американцы обещались за это облегчить для немцев условия перемирия. Я думаю, что мои коллеги близки к истине… И вот получается, что в данную минуту немцы на западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией – с союзницей Англии и США».
5 апреля Рузвельт вновь отвергал обвинения Сталина и заверял его в том, что «имеющиеся у Вас… сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами». Одновременно Рузвельт высказывал свое «крайнее негодование» в отношении информаторов Сталина «в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных».
В своем ответе Рузвельту от 7 апреля Сталин защищал своих информаторов от обвинений американского президента и призывал действовать так, чтобы исключалась «всякая возможность взаимных подозрений». Вместе с тем он писал: «Трудно согласиться с тем, что отсутствие сопротивления немцев на западном фронте объясняется только лишь тем, что они оказались разбитыми. У немцев имеется на восточном фронте 147 дивизий. Они могли бы без ущерба для своего дела снять с восточного фронта 15–20 дивизий и перебросить их на помощь своим войскам на западном фронте. Однако немцы этого не сделали и не делают. Они продолжают с остервенением драться с русскими за какую-то малоизвестную станцию Земляницу в Чехословакии, которая им столько же нужна, как мертвому припарки, но безо всякого сопротивления сдают такие важные города в центре Германии, как Оснабрюк, Мангейм, Кассель. Согласитесь, что такое поведение немцев является более чем странным и непонятным».
Сомнения Сталина по поводу намерений союзников были обоснованы. К этому времени стало очевидным, что англо-американцы стремятся ослабить представление о решающей роли Красной армии в разгроме Германии и добиться таких успехов на последнем этапе войны, которые бы создавали впечатление об их решающем вкладе в победу, 1 апреля Черчилль писал Рузвельту: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию, и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем? Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и в том случае, если Берлин окажется в пределах досягаемости, мы, несомненно, должны его взять».
Однако призывы Черчилля не вынудили Рузвельта заставить Эйзенхуаэра продвигаться быстрее к Берлину. Письма же Сталина Рузвельту возымели действие. Переговоры американских разведчиков с представителями Германии были прекращены. В послании, полученном в Кремле 13 апреля, Рузвельт благодарил Сталина за «искреннее пояснение советской точки зрения в отношении бернского инцидента» и заявлял, что в будущем «не должно быть взаимного недоверия, и незначительные недоразумения такого характера не должны возникать». Однако в тот же день в Москву пришла весть о кончине Рузвельта, и Сталин направил новому президенту США Трумэну «глубокое соболезнование», оценивая покойного как «величайшего политика мирового масштаба». В СССР был объявлен траур.
Черчилль же предпринял новые усилия с целью не только опередить Красную армию в ее движении к Берлину, но и нанести удар по советским войскам. В эти дни командующий британскими вооруженными силами в Европе фельдмаршал Монтгомери получил секретную директиву от Черчилля: «Тщательно собирать германское оружие и складывать его, чтобы его легко можно было раздавать германским солдатам, с которыми нам пришлось бы сотрудничать, если бы советское наступление продолжилось». Черчилль был готов направить армии союзников вместе с немецко-фашистскими войсками, чтобы ударить по Красной армии и выбить ее из Центральной Европы.
То обстоятельство, что ни Рузвельт, ни сменивший его Трумэн не отдавали подобных директив Эйзенхауэру, объяснялось тем, что правительство США тогда не было заинтересовано идти на конфликт с нашей страной. Американские правители учитывали, что им еще предстоит завершить войну с Японией, и рассчитывали на помощь СССР. В феврале на Ялтинской конференции Сталин обещал, что Советский Союз вступит в войну против Японии через два-три месяца после победы над Германией.
Сталин был информирован о действиях своих западных партнеров. 1 апреля, когда Черчилль предложил Рузвельту прорваться к Берлину, Сталин вызвал в Кремль командующих фронтами Жукова и Конева. Сталин ознакомил маршалов с данными разведки о подготовке англо-американским командованием операции по захвату Берлина раньше Советской армии. Сталин обратился к Жукову и Коневу со словами: «Так кто же будет брать Берлин: мы или союзники?»
16 апреля началась операция по взятию Берлина. Вскоре столица рейха была окружена. 25 апреля бои шли уже в центре Берлина. В тот же день на реке Эльба произошла встреча частей Красной армии с американскими войсками. Сталин, Черчилль и новый президент США Трумэн заранее приурочили к этому ожидавшемуся событию свои выступления по радио. В своем выступлении по радио 27 апреля 1945 года Сталин заявил: «Наша задача и наш долг – добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Эту задачу перед нашим народом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная армия выполнит до конца».
Через три дня, 30 апреля, примерно в 15:30 разведчики сержант М.А. Егоров и младший сержант М.В. Кантария водрузили над рейхстагом Красное знамя. А еще через 12 часов на командный пункт командующего 8-го гвардейской армией генерал-полковника В.И. Чуйкова прибыл начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал от инфантерии Ганс Кребс. Он сообщил о самоубийстве Гитлера и готовности нового правительства Германии во главе с Й. Геббельсом капитулировать. Была установлена связь между штабом Чуйкова и бункером рейхсканцелярии, по которой велись переговоры с Геббельсом. Эти переговоры, которые продолжались 10 часов, были застенографированы и подробно освещены в книге воспоминаний Чуйкова.
В ходе переговоров была достигнута договоренность о безоговорочной капитуляции Германии перед Советским Союзом и его союзниками. Советские власти обещали помочь правительству Геббельса доставить в Берлин находившегося на севере Германии Дёница, который по завещанию Гитлера, был назначен президентом Германии. В ходе переговоров Кребс не раз выражал страх перед Гиммлером, который хотя и находился на севере Германии, но продолжал командовать СС. По наблюдению Чуйкова, Кребс всячески оттягивал свое возвращение в бункер, зная, что две трети гарнизона бункера составляют эсэсовцы, преданные Гиммлеру. Из воспоминаний министра вооружений Шпеера известно, что в штаб Дёница была направлена радиограмма Бормана и Геббельса, в котором новому президенту предлагалось прибыть в Берлин. По словам Шпеера, Дёниц отказался это делать. Шпеер умалчивал о том, что всеми делами на севере заправлял Гиммлер.
После того как Кребс покинул штаб Чуйкова, прошла пара часов, когда со стороны бункера по мегафону кто-то сообщил, что капитуляции не будет. Тогда начался штурм бункера. Когда бункер был взят, были обнаружены трупы Геббельса, его жены Магды, их детей, а также Кребса. Уцелевшие эсэсовцы уверяли, что все взрослые люди покончили самоубийством, а детей убила уколами с ядом Магда Геббельс. Борман же бесследно исчез.
1 мая Дёниц объявил себя главой Германского государства и заявил о намерении продолжать войну. Но 6 мая Дёниц направил генерала Йодля в штаб Эйзенхауэра для ведения переговоров о перемирии на Западе. Вечером того же дня главе советской военной миссии при этом штабе генералу И.А. Суслопарову Эйзенхауэр сообщил, что подписание безоговорочной капитуляции перед всеми союзниками назначено в Реймсе на 2 часа 30 минут 7 мая. Пока Суслопаров направил в Москву телеграмму с просьбой дать инструкции, наступила полночь. К моменту подписания капитуляции в 2 часа 41 минуту ответ из Москвы еще не пришел, и тогда Суслопаров решил подписать акт о безоговорочной капитуляции. Только после этого прибыл ответ из Москвы: никаких документов не подписывать!
7 мая состоялось совещание Политбюро с участием представителей Генштаба. На этом совещании Сталин сказал: «Договор, подписанный союзниками в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Кроме генерала И.А. Суслопарова, никто из государственных лиц СССР в Реймсе не присутствовал. Выходит, что перед нашей страной капитуляции не происходит, и это тогда, когда именно мы больше всего потерпели от гитлеровского нашествия и вложили наибольший вклад в дело победы, сломав хребет фашистскому зверю». Много позже академик РАН Г.А. Куманев представил сравнительные данные о вкладе нашей страны и ее западных союзников в Победу: «Из 1418 дней и ночей существования советско-германского фронта активные действия продолжались здесь 1320 суток, тогда как на Западноевропейском – 293… Протяженность советско-германского фронта составляла от 3000 до 6200 км, тогда как протяженность Западного – 800 км… Из общего числа людских потерь, которые понесла немецко-фашистская армия во Второй мировой войне, более 73% приходится на Восточный фронт». Куманев указывал также на то, что на советско-германском фронте Германия и его союзники потеряли свыше 75% своей авиации, 74% своей артиллерии, 75% своих танков и штурмовых орудий.
7 мая Сталин решительно заявил: «От такой «капитуляции» можно ожидать плохих последствий… Капитуляция должна быть принята в Берлине верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции». Западные союзники были вынуждены согласиться с требованиями Сталина. В ночь с 8 на 9 мая в Карлсхорсте, в восточной части Берлина Акт о безоговорочной капитуляции Германии был подписан начальником штаба Верховного главнокомандования Германии генерал-фельдмаршалом В. Кейтелем. Капитуляцию приняли Маршал Советского Союза Жуков, командующий стратегическими воздушными силами США генерал Спаатс, маршал авиации британских вооруженных сил Артур В. Теддер, главнокомандующий французской армии генерал Делатр де Тассиньи. На процедуре подписания присутствовал и И.А. Суслопаров. Тут ему сообщили, что Сталин, позвонив по телефону, просил ему передать, что не имеет претензий к его действиям в Реймсе.
Ночью 9 мая был объявлен приказ верховного главнокомандующего, в котором говорилось: «Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена». 9 мая был объявлен Днем Победы. В своем выступлении в тот день по радио Сталин сказал: «Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, не прошли даром и увенчались полной победой над врагом… Великая Отечественная война завершилась нашей полной победой. Период войны в Европе кончился. Начался период мирного развития. С победой вас, мои дорогие соотечественники и соотечественницы!»
Однако капитуляция гитлеровской Германии не остановила попыток западных лидеров пересмотреть итоги Победы. В английской зоне оккупации солдаты и офицеры немецких войск по-прежнему не были на положении военнопленных, а во Фленсбурге сохранялось правительство Дёница. 14 мая У. Черчилль направил меморандум в министерство иностранных дел Великобритании, в котором предлагал использовать правительство Дёница в интересах держав Запада.
Советское правительство решило положить конец вопиющему нарушению условий капитуляции. Г.К. Жуков вспоминал, как в середине мая он был вызван к И.В. Сталину: «После взаимных приветствий И.В. Сталин сказал: «В то время, как мы всех солдат и офицеров немецкой армии разоружили и направили в лагеря для военнопленных, англичане сохраняют немецкие войска в полной боевой готовности и устанавливают с ними сотрудничество. До сих пор штабы немецких войск во главе с их бывшими командующими пользуются полной свободой и по указанию Монтгомери собирают и приводят в порядок оружие и боевую технику своих войск. Я думаю, англичане стремятся сохранить немецкие войска, чтобы использовать их позже».
По словам Жукова, Сталин потребовал «ускорить отправку нашей делегации в Контрольную Комиссию, которая должна решительно потребовать от союзников ареста всех членов правительства Дёница, немецких генералов и офицеров». 15 мая Жуков направил в город генерала Н.М. Трусова во главе группы из 25 офицеров для ареста правительства Дёница.
Н.М. Трусов вспоминал: «Оказавшись за Кильским каналом, мы как бы попали в довоенную фашистскую Германию: всюду видны старые названия улиц, фашистские указатели, кругом свастики, фашистское приветствие поднятием руки и масса немецких военных в сухопутной, эсэсовской и морской форме, все при орденах, со знаками различия. Было очевидно: здесь в полной мере продолжали существовать гитлеровский порядок, действовали фашистские законы… Во Фленсбургском порту находилось много немецких вооруженных военных кораблей. Экипажи этих кораблей жили обычной жизнью, уходили на берег, возвращались из городского отпуска. На кораблях отбивались склянки и развевались немецкие флаги со свастикой. Во Фленсбурге находилось и продолжало функционировать верховное командование фашистской Германии во главе с генерал-полковником Йодлем». Когда Н.М. Трусов вошел в кабинет Дёница, то увидел «на стене портрет Гитлера. При нашем появлении Дёниц встал из-за стола и пытался приветствовать нас традиционным жестом гитлеровцев».
Н.М. Трусов возмущался: «Как будто не было ни поражения, ни подписания 8 мая акта о безоговорочной капитуляции. Нам тогда показалось, что нацистам оставлена эта территория преднамеренно, дается возможность сохранить кадры, переждать «ненастье». По его словам, Н.М. Трусов «понимал: пока у Дёница и Йодля существует опора на реальную вооруженную силу, проведение нашей операции может не состояться. Поэтому я стал настоятельно требовать выполнения союзниками положений, зафиксированных в акте о безоговорочной капитуляции гитлеровцев, то есть разоружить их воинские части и корабли здесь, во Фленсбурге. После настойчивых и неотступных наших требований английская сторона всё же приступила к разоружению фашистов».
Однако и после ликвидации правительства Дёница английские власти продолжали держать часть немецких войск наготове, чтобы их можно было повернуть вместе с англо-американскими против Красной армии. Об этом свидетельствовал, в частности, обмен репликами между Сталиным и Черчиллем, состоявшийся на третьей и последней Потсдамской конференции трех великих держав (17 июля – 2 августа 1945 г.).
В ходе обсуждения темы о нехватке угля и нехватке рабочей силы для его добычи в Западной Европе Сталин сказал, что в СССР сейчас используется труд военнопленных для работы в шахтах, а затем заметил: «400 тысяч немецких солдат сидят у вас в Норвегии, они даже не разоружены, и неизвестно, чего они ждут. Вот вам рабочая сила». Осознав истинный смысл заявления Сталина, Черчилль тут же стал оправдываться: «Я не знал, что они не разоружены. Во всяком случае, наше намерение заключается в том, чтобы разоружить их. Я не знаю точно, каково там положение, но этот вопрос был урегулирован верховной ставкой союзных экспедиционных сил. Во всяком случае, я наведу справки».
Однако Сталин не ограничился своим замечанием, а в конце заседания передал Черчиллю меморандум относительно имеющихся в Норвегии неразоруженных германских войск. Черчилль вновь стал оправдываться: «Но я могу дать заверение, что нашим намерением является разоружить эти войска». Ответ Сталина: «Не сомневаюсь» был очевидно произнесен с ироничной интонацией, а потому вызвал смех. Продолжая оправдываться, Черчилль заявил: «Мы не держим их в резерве, чтобы потом выпустить их из рукава. Я тотчас же потребую доклада по этому поводу».
В ходе этой полемики Трумэн не поддерживал ни Сталина, ни Черчилля. Позиция американцев объяснялась тем, что они не хотели обострять отношения с СССР, так как рассчитывали на его помощь в войне против Японии. Каждое утро, встречаясь со Сталиным на Потсдамской конференции, Трумэн задавал ему один и тот же вопрос: «Когда русские начнут военные действия против Японии?» Всякий раз Сталин терпеливо давал ему один и тот же ответ: «Ровно через три месяца после 9 мая 1945 года». Несмотря на то, что за день открытия конференции в Потсдаме, 16 июля, в Аламогордо (штат Нью-Мексико) была успешно испытана первая атомная бомба, американцы не были уверены, что Япония капитулирует после того, как произойдет атомная бомбардировка. После испытания в Аламогордо у американцев осталось всего две атомные бомбы. Между тем американские военные подсчитали, что ввиду упорного сопротивления японских солдат военные действия на Японских островах могут затянуться до середины 1946 года и привести к гибели миллиона американских солдат. Трумэн и его окружение сознавали, что такие жертвы подорвут авторитет правящей Демократической партии. Поэтому в своем последнем письме супруге из Потсдама Трумэн, сообщая об обязательстве Сталина начать военные действия против Японии, писал: «Моя главная миссия на конференции осуществлена».
Казалось, Трумэн не был намерен ухудшать отношения с нашей страной и после окончания войны с Японией. В своем письме Сталину от 11 октября 1945 г. президент США просил советского руководителя принять американского художника Шандора, чтобы написать его портрет в память о сотрудничестве между СССР и США в годы Второй мировой войны. Однако за два дня до этого письма Трумэн 9 октября 1945 г. уже ознакомился с секретной директивой №1518 комитета начальников штабов США под названием «Стратегическая концепция и план использования вооруженных сил США», которая исходила из подготовки нанесения Америкой превентивного атомного удара по СССР. Через пару месяцев, 14 декабря 1945 г., была подготовлена директива №432/d комитета начальников штабов, в приложении к которой были указаны в качестве объектов атомной бомбардировки трасса Транссибирской магистрали и 20 городов СССР: Москва, Ленинград, Горький, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Баку, Ташкент, Челябинск, Тбилиси, Куйбышев и другие. Для этого предполагалось использовать 196 атомных бомб. Хотя такого количества атомных бомб в США еще не было, директива рекомендовала начать войну до того, как СССР создаст собственное атомное оружие и стратегическую авиацию.
О том, что Трумэн отрекся от сотрудничества с нашей страной, стало ясно всем после того, как он пригласил Черчилля в свой родной штат Миссури, где в Вестминстерском колледже города Фултон 5 марта 1946 г. отставной премьер-министр произнес речь, согласованную с американским президентом. В своей речи У. Черчилль объявил о том, что после окончания войны над Европой опустился «железный занавес» и разделил ее по линии от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике. «Эта не та Европа, – заявил Черчилль, – ради создания которой мы боролись». Черчилль предлагал пересмотреть последствия Второй мировой войны. Черчилль не скрывал, что политическим орудием ревизии решений, принятых в Тегеране, Ялте и Потсдаме, должна стать «братская ассоциация народов, говорящих на английском языке». Он подчеркивал, что такая ассоциация предполагала бы совместное использование авиационных, военно-морских баз и вооруженных сил США, Англии и других англоговорящих стран. Так была объявлена «холодная война», продолжавшаяся до крушения СССР.
Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ, историк