Почему крайне правые партии Европы так и не смогли собрать коалицию, оставаясь при этом при своих убеждениях
Это была хрустальная мечта Марин Ле Пен, главы французского «Национального объединения». Крайне правые партии европейских стран подошли к той точке, с которой можно подумать о суперкоалиции в Европарламенте. Эти партии во многих странах или уже находятся у власти, как в Италии, или стоят на пороге, как во Франции, или лидируют в правящей коалиции, как в Польше.
Ну, казалось бы, откуда могли взяться крайне правые в Швеции, стране с одним из самых высоких уровней жизни в мире, где добиться пособия иноземцу практически невозможно. И тем не менее во время миграционного кризиса 2015 года Швеция из солидарности с остальной Европой приняла часть беженцев и потом крайне была удивлена последствием своего шага – настолько неожиданным оказались обычаи, поведение и вообще подход к жизни мигрантов.
Партия «Шведские демократы» поймала волну и быстро поднялась на ее гребне. И вот уже на выборах 2022 года они приходят вторыми с 20% голосов и заключают с правительством пакт, по которому, например, количество мигрантов сокращается в семь раз – с 6400 до 900, усложняются правила в законе воссоединении семей, резко ограничивается возможность получения шведского гражданства и, наконец, принимается отдельный закон, по которому госслужащие всех уровней обязаны сигнализировать куда надо, если вдруг заметили нелегала.
…И вроде бы на выборах в главную европейскую структуру все крайне правые партии продвинулись, причем настолько, что напугали общественность шагами крайне правого марша. Но еще накануне выборов становилось ясно, что история с коалицией может пойти не так.
И точно. Никакого братания и объединения не последовало. Более того, если до выборов существовали две основные фракции крайне правых, то теперь их три.
Первая группа – новое образование «Патриоты для Европы», созданное по инициативе венгерского премьера. Она включает в себя, естественно, орбановскую ФИДЕС, французское «Национальное объединение» Марин Ле Пен, причем Францию возглавил как раз председатель партии Жордан Барделла.
В новой фракции депутаты из 12 стран. Больше всего – 30 человек – французы из «Национального объединения», за ними идут венгры, их десять, присоединились нидерландская партия Герта Вилдерса, португальская крайне правая «Хватит», фламандские сепаратисты, чешская «Акция недовольных граждан», Австрийская партия свободы или итальянская «Лига» Маттео Сальвини. Есть, к примеру, еще чудесный персонаж, бывший итальянский генерал Роберто Ваначчи, которого уволили со службы за публикацию расистской книги.
Создавая группу, Орбан хотел объединить единомышленников под лозунгами «против помощи Украине», «против нелегальной иммиграции» и за «традиционные семейные ценности». Но, к примеру, «Национальное объединение» присоединилось к фракции по другим причинам.
«Партия Ле Пен, как мне кажется, решилась вступить в группу скорее потому, что там доминируют явные антиеврооюзовские настроения, а не потому, что они пропутинские», – считает социолог и специалист по крайне правым движениям Эрван Лекер.
В этом она из причин того, что партии, собравшие внушительное количество голосов, не смогли договориться. Это идеологические различия. Они все подпадают под характеристику крайне правых, но их приоритеты могут серьезно различаться. Например, для кого-то главной идеей может быть национализм, а для коллег – экономический протекционизм. Но есть точно один объединяющий фактор – антимиграционная политика.
Вторая фракция крайне правых – уже знакомая с 2009 года «Консерваторы и реформисты». Они набрали на выборах еще девять кресел, и теперь их 78. Эти депутаты скорее сориентированы на трансатлантическое сотрудничество и ярые сторонники помощи Украине.
Джорджа Мелони, председатель итальянского кабинета и ее партия «Братья Италии» составляют отныне костяк этой фракции. С самого начала своей деятельности на посту главы кабинета Мелони пыталась позиционировать себя как единственная фигура, способная объединить европейских крайне правых. Она даже пожертвовала своими убеждениями евроскептика и пыталась найти подходы к сотрудничеству с председателем Еврокомиссии Урсулой фон дер Ляйен, которую, к примеру, терпеть не может Орбан.
Она и сейчас сидит на двух стульях. Многие крайне правые считают итальянского премьера уж слишком проевропейским руководителем, а для левой части депутатского корпуса Европарламента она остается лидером крайне правой партии с фашистскими корнями. И тем не менее Мелони, похоже, не будет такой уж противницей всего европейского, как Марин Ле Пен.
Мелони рассчитывала на то, что ее фракция станет третьей силой в парламенте, но инициатива венгерского премьера изменила ее планы. «Консерватории и реформисты» – на четвертой позиции в Европарламенте, в то время как «Патриоты» – третьи и, как надеется Орбан, станут второй силой.
И это вторая причина неудачи крайне правых. Личные лидерские амбиции. Как правило, партии этого толка либо основываются харизматичными личностями, либо те приходят к их руководству в результате жестких конфликтов с партийцами. Почему Мелони не может состоять в одной фракции с Марин Ле Пен? Как сказал один итальянский политик: «В одном улье двух маток не бывает».
Третья фракция крайне правых возникла по инициативе немецкой партии «Альтернатива для Германии» и называется «Европа суверенных наций». У них 25 евродепутатов. Собственно, немцев в свое время «Национальное объединение» попросило на выход из тогдашней фракции после серии скандалов, в которые попали депутаты «Альтернативы», и после подозрений в налаживании контактов с Россией и Китаем.
Они, скорее, рассматривают для себя вариант создания такой альтернативной крайне правой группы, которая могла бы торговаться за голоса с единомышленниками из других партий. При этом мотором парламентской группы станет, естественно, «Альтернатива», а к ней примыкают сейчас небольшие крайне правые группы из Болгарии, Греции, Румынии, Литвы, Польши, Словакии или Венгрии.
Такого рода наборы депутатов из разных стран не могут пока привести к каким-то прочным союзам, поскольку в любом случае все они будут оглядываться на то, как отреагируют на ту или европейскую иную инициативу у них в стране. Вот и третья причина. Национальные интересы.
Крайне правые всегда будут ставить их выше международных проектов и законов. Они прежде всего выступают за национальный суверенитет и протекционизм для своих. Любая попытка интеграции или передачи полномочий внешним структурам неизбежно вызовет противодействие. И если какая-либо инициатива может быть и выгодна одним, то она наверняка будет в штыки воспринята другими.
Пожалуй, стоит вернуться к примеру Виктора Орбана. Может, он и друг России, но в ЕС воспринимается как крайне правый националист. И больше никак. Он собрал полную колоду всех раздражающих факторов. Зажимание свободы судопроизводства, запрет милому европейскому сердцу сообщества ЛГБТ+, контроль над СМИ и превращение их в средства пропаганды, добавляем обвинения в хищении денег из европейских фондов собственно семьей премьера, за что Венгрия была оштрафована в 2019 году на 1,5 млрд евро. В итоге страна была признана «частичной демократией».
«Мы имеем дело с моделью, где государством управляет крайне правое правительство, причем глубже других проникшее в структуры Евросоюза», – говорится в докладе НПО Freedom House за 2024 год.
Предвидя реакцию единомышленников, Орбан не стал вести переговоры с другими фракциями. Тем более что никто особо не проявлял желания объединяться с лидером, очень неоднозначно воспринимаемым в Евросоюзе. Он решил трансформировать уже существующую, благо его поддержала Ле Пен, собравшая три десятка депутатских мандатов.
Это, пожалуй, еще одна причина. Репутация партий на международной арене. Они часто ассоциируются с экстремистскими движениями с радикальными взглядами и автократической системой правления. Поэтому им и трудно создать коалицию, и рискованно выдвигать какие-то инициативы на международном уровне.
Максим ЧИКИН
