Валентин Григорьевич Распутин…
Навсегда остался в сердце образ этого мудрого, светлого человека, истового народного заступника, великого русского писателя. Его слово к народу звучало со страниц «Советской России» многие годы, не одно десятилетие. Его публицистика, большая его литература стали чистилищем для многих, настоящим посохом надежды в период безвременья.
Хочется вновь вчитываться, вдумываться в каждое вещее его слово, прозвучавшее с наших страниц. Мы постоянно слышим заветное: Родина моя! Мужайся, стой, крепись и одолей!
Бедность и порок
…Вся русская литература XIX века полна была сострадания к бедным и обездоленным. Она и велика была двумя главными качествами – художественностью и сострадательностью, из второй, чувственной ее стороны полнилась и первая, профессиональная… Конечно, русская культура этой нравствен-ной нотой не в силах была полностью избавить Россию от бедности, но ведь была она, нота-то, и как звучала, каким душам указывала пути!
А теперь, уж коли на то пошло, давайте сравнивать с нынешним временем. Старая нищета казалась укорененной в России и шла из глубины веков («Доля ты русская!.. Вряд ли труднее сыскать!»); новая нагрянула неожиданно и жестоко. Нас начинают приучать к ней, «культурные» умы на канале «Культура» уверяют, к примеру, что густое бродяжничество малолетних, насчитывающее миллионы, это ничего… так и должно быть. Но мы-то, свидетели того, что этого в советское время не было, еще живы. Не было! Совсем! И появилось в считанные годы. Бедность сейчас готовы выводить из порочности людей, из лени, пьянства и неспособности приспособиться к новой обстановке. Словом, в своей бедности бедные виноваты сами. И никто иной. Открыто заявляется, что лучшие времена наступят, когда вымрут старики, живущие воспоминаниями о прошлом…
У богатых свой язык, свои законы, своя честь и своя совесть, своя вода и свой хлеб, свои школы и университеты для своих детей, даже свое солнце на экзотических островах, отнятых у Бога и вывезенных из рая. В футбол играть они отправляются на Северный полюс, для прогулок в космос могут нанимать извозчиками российских космонавтов. Нашему брату даже и взглянуть на их жизнь нельзя: ослепнем. Должно же куда-то было деваться то, что сделало нищей богатейшую страну, – вот оно и показывает себя в самых уродливых и вызывающих формах! Богатые и умирают «героически», в разборках друг с другом, – бедные, скрючившись, застывают от голода и холода. Эти два мира почти не имеют точек соприкосновения и едва ли будут иметь их в будущем.
То, что происхождение несметных богатств олигархов надо выводить из народной бедности, – ясно; но более того – гарантии защиты богатых, о которых в последнее время немало твердится, отняты у гарантий защиты бедных. Приходится делать поразительный вывод: сначала милосердие богатым, а уж на бедных – что останется.
Это закон: всякий неправедный порядок превращается в жестокость. Спрошено с Ельцина, по бревнышку, по камешку раскатавшего Россию? Спрошено с «семьи», которая цинично и жадно что хотела, то и воротила в России, как в своей собственной вотчине? С Чубайса, руководившего торопливым растаскиванием, спрошено? С Гайдара, уложившего преждевременно в могилы миллионы? С других-прочих? Да нет, все они ограждены законом, процветают, шикуют, жируют, чув-ствуют себя личностями, сыгравшими роль в истории. Спрошено только с невинных.
Корень жестокости
Двадцать лет миновало с начала той «судьбоносной» поры, когда наизнанку было вывернуто все: и многовековые нравы и традиции, и способы жизни и хозяйничанья, трудовые и воинские победы, тысячелетняя история… Все охаивалось и отвергалось. Нажитое и выстроенное народом в тяжких трудах за многие десятилетия растащили за полгода. Это походило на то, как если бы свергался последний очаг обезьяньего периода, предшествовавшего человечеству, и наконец-то открывались сияющие перспективы…
Безудержная капиталистическая погоня за деньгами, за прибылью… Да, настолько безудержная и алчная, что невольно является страшное предположение: а что, если бы в Великой Отечественной войне взял верх фашизм и последовала бы оккупация России со всем тем, что бывает при оккупации: унижение и эксплуатация народа, надругательство над его вековыми традициями и образом жизни, подневольное и унизительное существование, миллионы и миллионы беспризорников, вывернутая наизнанку школа, разрушенное хозяйство, запущенные пашни и т.д., и т.д., – было бы при таком фантастическом порядке труднее и страшнее? Все, что испытали мы при Ельцине, Чубайсе и К°, сравнить не с чем, и свобода, ради которой якобы потребовались жертвы, ничего не при-несла, кроме чужебесия, распущенности, безнравственности, нищеты одних и бешеного богатства других. Требуется полностью перевоспитывать наш народ, чтобы он с этим смирился.
Да оно и идет полным ходом, это перевоспитание…
…Жестокость, к которой мы привыкаем. Жестокость, про-исходящая от нежелания или неспособности местной и федеральной власти простереть свою милосердную длань в сторону беззащитных. Учителя, врачи, слава Богу, способны постоять за себя, а пенсионеры, инвалиды забастовку не объявят. И голодовку тоже; им и без того достаточно красноречиво заявляют, что они зажились…
В этом и корень жестокости: вы – не наши, вы – побежденные, зажившиеся…
Капитализм сам по себе – безжалостное общественное устроение. Реваншистский капитализм, утверждающийся в России, уродлив еще и потому, что он находится в состоянии войны не только с коммунистическими, но и с историческими традициями и имеет своим происхождением «общечеловеческие ценности», которые позволяют бомбить Югославию, Ирак и говорить о необходимости «мер» в связи с перенаселенностью планеты.
Время трагедий
Оказалось, довольно легко сойти со сложившегося за многие десятилетия порядка отношений между государством и гражданами. И оказалось чрезвычайно трудно к нему вернуться. 90-е годы до основания разрушили этот порядок. Государство осталось с объявившимися корыстолюбивыми богачами-«предпринимателями» и, может быть, еще более корыстолюбивым чиновничеством. А нередко, как мы знаем, те и другие соединяются в одном лице. Народ не мог не видеть этого и отошел от греха подальше, в сторонку, заботясь лишь о своем выживании. Народовластие как державное понятие оказалось совершенно исключено как из политического языка, так и из практической жизни.
Отсюда и теперешние несообразности и пустоты…
В молодости, работая в газетах, я много раз бывал на Братской ГЭС, затем на Усть-Илимской, позже на Красноярской и даже однажды на Саяно-Шушенской. Конечно, и тогда при вынужденном переселении не обходилось без слез, и тогда ломались судьбы многих и многих, и тогда потери земные и нрав-ственные, если поставить их рядом с нуждами цивилизации, были несравнимыми… Но тогда держалось еще доверие к го-сударству: надо – значит надо.
С тех пор в сознании народа много что изменилось. В акционерах видят только олигархов, граждан мира, которым на Россию и на ее народ наплевать, была бы выгода. Притом не какая-нибудь, а бешеная. И участие их в сооружении гидростанций заставляет подозревать, что сооружения эти могут быть недолговечными.
Богучанскую ГЭС решено запустить через год-полтора. Ну что же, строители могут и поднажать. Но Ангара… это буду-щее ложе водохранилища – прости, Господи, за этот язык! – могучая Ангара здесь сплошь в чудо-островах, на которых не просто лес, а, считай, тайга на километры и километры… Да леса, еще более могучие, по берегам реки. И если в моих родных местах при сооружении Братской и Усть-Илимской ГЭС леса не были убраны даже и вполовину, и десятки лет (именно десятки лет до последнего времени) они сначала торчали по берегам из воды, затем их вымывало и таскало по нашим рукотворным морям тоже годами и годами, а затем забило ими, как баррикадами, все берега, не подойти и не подъехать, что же будет теперь здесь?
Ясно, что будет: то же самое, только в гораздо больших масштабах. Судя по всему, уже готовится – да еще и не обернулось бы катастрофой прорыва плотины, если из-за спешки и погони за прибылью не прислушаются к предупреждающему голосу специалистов. Надо требовать, чтобы прислушались!..
Я попросил о встрече… Путин все-таки несколько лет назад, можно сказать, спас Байкал от грозившей ему беды, когда принял решение отодвинуть нефтяную трубу по берегу Байкала на безопасное расстояние. Мы, болеющие за судьбу уникального чуда природы, этого поступка, который стоил, должно быть, немалых дополнительных затрат, не забыли. Не забыл и Байкал…
Наша встреча состоялась тоже на Байкале, на дрейфующем посреди озера корабле. Я начал с того, что припомнил слова А.И. Солженицына о главной задаче власти – сбережении народа. А сбережение народа – это не только обеспечение его работой и прожиточным минимумом, но и сохранение России в ее нравственном, духовном и культурном обликах, в сохранении природы – матери народа.
В.В. Путин не перебивал меня, но только до той поры, пока я не заговорил о Богучанской ГЭС, о том, нет ли возможности если не прекратить ее строительство вовсе, то хотя бы отказаться от увеличения отметки верхнего бьефа. Ответ Путина был: уже поздно. А что касается следующей гидростанции на Ангаре (в планах на будущее она существует), по ней, сказал он, еще нет окончательного решения.
А буквально через неделю после этой встречи грохнулась Саяно-Шушенская. Конечно, это случайность, что трагедия произошла вскоре после нашей встречи. Но какая-то уж очень назидательная случайность…
Реформация души
Под мощной атакой откровенного бесстыдства и беззакония в течение вот уже пятнадцати лет, в условиях беспощадной и жуткой реальности происходит, по-видимому, реформация душ. Если на одной стороне властвует правило: обогащайся кто как может; на другой – спасайся кто как может. Законы общности ослабли. Рабочий класс разогнали, крестьянство тоже – вот почему и сделалось возможным протаскивание грабительских законов, в том числе закона о продаже земли, окончательно закрепляющих статус-кво богатых и статус-кво бедных, дающих одним полную власть и полную свободу дей-ствий, а другим – безвылазное бесправие и еще большее закабаление…
Я думаю (и вижу), что единой России сейчас нет, она осталась лишь в названии политической партии. В действительности же Россия разошлась на две противостоящие одна другой силы. Есть и третья – бездействующая, равнодушная, смертельно опаленная ее судьбой. А из двух первых одна – не любящая, не понимающая и даже ненавидящая Россию как историческую, так и современную, но обирающая ее безжалостно, не признающая ни песен ее, ни языка, ни народных нравов. А ведь тоже дети России, и тоже вроде законные. Но поставившие себя выше ее. Вторая сила – та, из которой слагается народ. Преданная своей земле и в несчастиях, и в редком благополучии. Молящаяся за нее, своих детей воспитывающая в любви к ней, горько страдающая при виде ее запущенных пашен и погибающих деревень, сердцем понимающая, что без деревни Отчизна наша даже в больших городах – это только выселки, а не родство с землей. С болью в сердцах наблюдающая, как власть позволяет отлучать от родного в школах, университетах и приучать к безобразию в кино и на телевидении. Чего там – почти всюду. Стоики, воистину стоики, стараются держаться, но опоры от мира все меньше…
Расколотый народ
…Становится все труднее говорить о России. Кажется, любые слова, какими бы справедливыми они ни были, звучат замученно и пусто. Вся ложь уже вывалена на Россию и вываливается в сотый или тысячный раз. Вся правда сказана, и повторение ее по новым фактам как бы физически передвигает нас на иное место, не менее горькое, и облегчения не дает. Заболтанная и проболтанная Россия вышла за те пределы, где верят словам, и уж тем более неспособны они никого воодушевить.
Ничего не меняется: одни, не тратя слов, выгребают последние наши закрома, над другими продолжают издеваться рекламой красивой жизни, бесстыдной и наглой.
Нет и не может быть сейчас никакой консолидации: страна, общество, население расколоты пополам, а если вглядеться – на несколько частей, между которыми глубины несовместимости. И трудно ожидать, чтобы в ближайшее время они заросли и наступило что-то похожее на согласие. Его, этого согласия, не может быть по следующим причинам. Во-первых, богатые становятся богаче, а бедные – беднее. Во-вторых, развращение и издевательства со всех телеканалов, в том числе государственных, не только не прекращаются, а усиливаются. Примирения быть не может уже только потому, что все более озлобленно выжигается теле- и радионапалмом историческая, духовная и культурная Россия. В-третьих, перекройка образования по куцым западным стандартам уже сейчас преграждает путь в вузы для сельской молодежи, а скоро этот путь для детей из малообеспеченных семей перекроется и в среднюю школу. В-четвертых, беспрерывное подорожание жизни, вытеснение из центров городов на окраины, в резервации, «прежних», не соответствующих элитному облику новой застройки; вытеснение «прежних» с рабочих мест, которые отдаются иммигрантам; вытеснение из культуры истинных талантов, а из государства – культуры, превращение ее в грубую развлекательность; вытеснение деревни и всего сельского мира с лица русской земли… Вытеснение, вытеснение, вытеснение, издевательства, издевательства, издевательства…
Я мог бы еще долго продолжать перечень наших несчастий, но это ничего не даст. Кольцо безысходности вокруг многих и многих сжимается все больше…
…У богатых… даже свое солнце
У богатых свой язык, свои законы, своя честь и своя совесть, своя вода и свой хлеб, свои школы и университеты для своих детей, даже свое солнце на экзотических островах, отнятых у Бога и вывезенных из рая. В футбол играть они отправляются на Северный полюс, для прогулок в космос могут нанимать извозчиками российских космонавтов. Нашему брату даже и взглянуть на их жизнь нельзя: ослепнем. Должно же куда-то было деваться то, что сделало нищей богатейшую страну, – вот оно и показывает себя в самых уродливых и вызывающих формах! Богатые и умирают «героически», в разборках друг с другом, бедные – скрючившись, застывают от голода и холода.
Эти два мира почти не имеют точек соприкосновения и едва ли будут иметь их в будущем. Помните, несколько лет назад американский еврей, бывший советский подданный, писатель Эдуард Тополь обратился с письмом к российским евреям Березовскому и Гусинскому? Несколько смущенный стремительностью и необъятностью обогащения своих соплеменников, он предложил им, во избежание будущих бед, поделиться частью присвоенного с Россией. О реакции Гусинского я не знаю, а Березовский однажды с живостью отозвался, что делиться он, конечно, не собирает-ся, а если бы и поделился, все равно бы пропили и разворовали. Ответ достойный праведника, чье фантастическое богатство по капле добывалось тяжкими и только личными трудами. Робкая попытка Путина уговорить «поделиться» олигархов, и теперь выжимающих из недр России ее кровь и соки, также ни к чему не привела.
Этого и следовало ожидать, но удивляться надо не тому, что нувориши отказываются делиться, а – почему их нужно уговаривать? Если приватизация была беззаконной и походила на грабеж (а в этом никто не сомневается), таковой и надо ее объявить во всеуслышание и вернуть народу по закону причитающееся ему или заставить расплатиться по полной цене. Заикания по этому поводу были, но и они умолкли. Сила, значит, ломит солому.
Жестокость, к которой мы привыкаем
Пенсии, которые постоянно громогласно повышаются, – это только на хлеб. На хлеб, впроголодь, вероятно, хватило бы… Если бы не болеть. До каких высот взлетели цены на лекарства, говорить не надо. Болеть нельзя. Если бы не повышалась постоянно плата за электричество, газ, воду. Если безвылазно сидеть дома и не связываться с транспортом, даже городским, не говоря уж о поездах, самолетах. Если не покупать ни одежду, ни обувь. Не хоронить близких. Все обычные и привычные связи и потребности стоят сейчас денег и денег. Неспособность заплатить обходится дорого. В Ангарске… доведенные до отчаяния люди, неплательщики за воду, пытаются забаррикадироваться в квартирах и не открывать двери работникам ЖКХ, но те дают указания пробивать снаружи кирпичную кладку и обрезать трубы. В Хабаровске огромные, едва шевелящиеся от отчаяния очереди инвалидов за полагающимися им бесплатными лекарствами.
Лекарства вроде и полагаются, а аптеки, должные их выдавать, убавлены втрое. В Кирове… на Камчатке… сил нет перечислять! А я ведь телевизор почти не смотрю и даже в новостные программы заглядываю редко – значит, это малая-премалая часть из того, что показывают. А показывают – малая-премалая часть из того, что происходит.
Верно, это жестокость. Жестокость, к которой мы привыкаем. Жестокость, происходящая от нежелания или неспособности местной и федеральной власти простереть свою милосердную длань в сторону беззащитных. Учителя, врачи, слава Богу, способны постоять за себя, а пенсионеры, инвалиды забастовку не объявят. И голодовку тоже – им и без того достаточно красноречиво заявляют, что они зажились. «Вы чье, старичье?..» А ничье. Бесхозное. Прежде слово «нелюди» было обозначением нравственного уродства, теперь его все настойчивей отсылают к старикам, оставившим свои годы и силы на труды в отринутой стране.
В этом и корень жестокости: вы – не наши, вы – побежденные, зажившиеся… Капитализм сам по себе – безжалостное общественное
устроение. Реваншистский капитализм, утверждающийся в России, уродлив еще и потому, что он находится в состоянии войны не только с коммунистическими, но и с историческими традициями…
Трудовая мораль разрушена
– Здоровая трудовая мораль у нас давно уже разрушена, 90-е годы погребли под собой много чего из общество- и государствосодержащих понятий нравственности и здоровых взаимоотношений. Возвращать их непросто, да и никто, похоже, этим
не занимается. «Хватит работать – пора зарабатывать» – подобные лозунги уже годы и годы кружат головы молодых людей. На этой стезе они и норовят устроить свое благополучие.
И почему власть на публичное разведение таких «грызунов» взирает равнодушно, понять нельзя. Почему не контролирует рекламу, особенно в метро, где каждый день она лезет в глаза миллионам и миллионам, половину из которых заставляют согласиться, что так теперь и должно быть, как предлагает реклама. Не говоря уж об улице. Прошлым летом по всей Москве красовалась «аккуратная», однако же откровенная «художественная» реклама однополой любви.
И ничего – деньги сокрушают всё, всякую мораль и всякую преграду.
А во что превращается общество, руководствуясь подобными призывами, мы уже и теперь наблюдаем воочию…
Вглядимся в слово «успешность»
Давайте… вглядимся в это слово – «успешность». Ведь не случайно же оно взлетело сейчас. Поспешать, успех, успешность, даже приспешник – все это однокоренные слова, слова одного лексического гнезда.
…Мне в слове «успешность» слышится, скорее, бесстыдство людей среднего порядка. Оно больше приложимо к хватким чиновникам, ворам в законе, ловкачам разного рода, остающимся в тени, и целой армии бизнесменов, только еще поднимающихся на орбиту. Для поднебесного положения олигархов понятие «успешность» – дело копеечное, их фигуры достигли такого размаха, что и Россия мала, им требуется весь мир.
Общество наше больное, и нет никаких признаков, что оно озабочено своим здоровьем. Россия изменила себе и продолжает изменять все больше. Всегда она была самодостаточной, даже в трагическом XX веке, когда формы государственности и жизни претерпели огромные изменения. Отказались от веры – и все-таки выиграли жестокую войну; перевернули деревню, изменили в ней уклад жизни – и все-таки сохранили и преобразовали ее; испытывали и гонения, и бедность, но не Родину свою винили в том и не отказывались от нее.
То, что произошло в конце 80-х и в 90-х годах при Ельцине, Чубайсе и Гайдаре, – гораздо большая беда, чем Мамаево побоище. Богатырскую страну разграбили в считанные годы.
Хлебные поля забросили и деревню, можно сказать, уничтожили. Промышленность заглохла, за обладание выгодными предприятиями шла кровавая война. Народные и природные богатства в спешном порядке поделили между собой те, кто вознесся затем на высоту олигархов. Нравственность и совесть отменили, одно упоминание этих понятий вызывало издевательства. Отменили, в сущности, и Россию, хотя именем ее и продолжали пользоваться. Но много ли радости в родном имени, если наполнение его чужое? Чужие нравы и песни, чужое образование и чужие кумиры, русский язык переполнен мусором и грубостями, великая русская литература существует в положении пенсионерки и тихо уходит в тень. Перечислять все эти перемены (а они везде и всюду), право же, сердца не хватит.
Вот такие изменения и произошли, вот такая переоценка ценностей.
Россия отнимается
…Отнимаются и права, и заслуги, и недра, и будущее. И от этого становится жутковато. Отнимаются национальность, традиции, культурные и нравственные ценности. Россия отнимается. И это нисколько не преувеличение. Образ страны, образ Родины создается из видимого и невидимого, материального и духовного, из глубин истории и высот святости. Не зря же мы пели: «Жила бы страна родная, и нету других забот». Жила бы она, а уж мы в ней и подле нее как-нибудь. Но жила бы во всем своем многообразии, песнях и легендах, во всей своей красоте, простоте и вымученности. Да и вымученность ее вся была в том, чтобы сохранить себя, не отдать ни душу, ни тело, на которые постоянно находились охотники, ни древнего своего обычая, ни благочестивой скромности, ни многочисленных детей своих, взявших от нее все, чем она была… Посмотрите, похожи ли мы теперь на себя? Нет, преображение удручающее. Обезличивание, обезображивание человека в нравственных и культурных чертах идет на всех парах. Как итальянцы отличаются от древних римлян, как греки отличаются от византийцев (но там для этого потребовались века и века), так мы в сверхскоростном порядке, за одну человеческую жизнь, отличаемся от себя же, какими были двадцать–тридцать лет назад. Такая поспешность, подобное выскакивание из собственной шкуры к добру привести не могут.
