К 155-летию А. Куприна
Крепкая основательность и весомая плотность фразы Куприна, точно идущие от телесной его, с богатырской традицией связанной силы… Точно мускульное напряжение фразы дает зримость картин и узнаваемость образов. Но мощь множится на сострадание, ибо голая, как стыд, мощь будет нарушением русских правил.
…Вот срез публичного дома из хрестоматийной «Ямы»: и какой теплотой овеяны падшие! Будь его писательская власть, поднял бы их, даже вознес – за вектор страдания, что привел сюда, в черный цвет смрадной ямы.
Галерея лиц, каталог типажей: Куприн вообще, казалось, каталогизировал все типы русского общества.
…Вот поп, корпусом могутный, как лодка, – поп, которому надо анафемствовать графа Толстого, а он, зная, чем грозит непослушание, возглашает Льву многая лета, ибо что же еще можно пожелать Льву мысли и литературы.
…Слезы в глазах Желткова – и слезы юных читателей прошлых поколений над «Белым пуделем». Пуды жизненной соли съевший Куприн, чтобы так познать общество, его корни, его дух, исколесил Россию, бескрайность ее впустив в собственные кровь и душу, чтобы создать поэму, эпос о ней.
Ибо суммарно свод прозы Александра Куприна – это именно своеобразный эпос своего времени, помимо кристаллов художественности, имеющий еще и историческое, этнографическое, метафизическое значение…
Он передает фактуру мира – от обивки дивана до внешности персонажей – с такою ясностью и выпуклостью, что сомнений ни в чем не может возникнуть. Фантазия не нужна – достаточно яви.
Ее достаточно для исследования и описания, и яма, подстерегающая черной сутью, одна из тем, мимо которой писатель, анализирующий механизмы социума, и человек с горячей совестью не может пройти.
Всё житейски банально, никто не задумывается, многие пользуются. Свалка общественного греха. Тяжелое бремя порочности. Галерея женщин, распятых чужой похотью, введенной в заданные нормы.
Острые грани характеров. Плавное отсутствие личностей.
Уровень художественности, с какою подается материал, таков, что в описываемую реальность можно войти.
Разумеется, борьба с проституцией есть вариант сизифова труда. Разумеется, талант, сострадание, боль за других не могли позволить писателю и человеку Куприну пройти мимо Ямы. В результате чего явился литературный шедевр, пронизанный – через стилистику, через образный строй – призывом жить по-иному. Но призывы сии редко действуют на людей.
Космос Куприна густо напитан жизнью, и, вбирая в себя ее образы и гармонию, не менее мощно, чем устроены ее вибрации, вибрировал вечностью – точно жизнью тех поколений, что будут вновь и вновь открывать его книги, словно окна, предлагающие славные виды.
…Всё равно славные, ибо какова бы ни была жизнь, ее объемы и величие искупают все беды, всё с лихвою.
«Юнкера» повествуют о жизни Александрова: юнкера Московского Александровского училища. Роман автобиографичен; роман об офицерстве, являющийся своеобразным итогом военной темы в творчестве Александра Куприна – широко и детально разработанной, проявленной множеством колоритных подробностей и подлинностью судеб.
Проза Куприна точно светится честью и достоинством: ее невозможно представить низкой, стелящейся по земле: даже когда речь о проститутках, о жизни Ямы – мера сострадания высока, равно высок уровень неприятия пошлости и похоти людской, проедавшие все социумы, во все века…
В противоположность «Поединку» тема «Юнкеров» звучит духом непобедимости и бессмертия (как знать, может быть, единственный вариант последнего есть книги, переживающие автора надолго?..).
Быт Александровского училища воссоздан с такой детальностью, что мир страниц будто открывает лестницы в былое: сходи, узнаешь всё сам, собственной судьбой.
Товарищи, преподаватели и офицеры-воспитатели, первые литературные опыты-эксперименты Александрова-Куприна, и любовь, отдающая безумием, – тоже первая: всё собрано густо, а язык, сочный и смачный, с которым соприкоснувшись – не забыть.
Но «Юнкера» еще и вдохновенное повествование о старой удельной Москве; Москве «сорока сороков», Екатерининского института благородных девиц, Иверской часовни Божьей Матери; контуры Арбата, Патриарших прудов проступают – такие другие сегодня, почти неузнаваемые; и дымка летучих, легких, ажурных воспоминаний колышется легко и нежно, и хочется вновь и вновь обратиться к великолепным страницам русского классика…
Сила самореализации – самая важная для человека; векторы её различны: в творчестве, в рутинной работе, в детях…
…Возможно в чем-то, что покажется ничтожным для других – в коллекционировании, например.
Но сила реализации в любви может быть гибельной – и ужас ли это или высшее счастье, знают только те, кому выпало подобное…
В середине августа на побережье Черного моря приходит непогода, и большая часть обитателей курортов переселяется в город, оставляя свои дачи: княгиня Вера Шеина остается на своей, поскольку в городском доме бушует ремонт. Чудные дни ранней осени! В день именин ожидаются гости, муж, уехавший по делам, должен привести их.
Анна помогает по хозяйству, всё мирно, ладно. Золотой браслет с пятью крупными гранатами, и скромный чиновник Георгий Желтков, совершивший подношение, увидевший Веру на цирковом представлении, издалека, влюбившийся… как не бывает.
Или бывает? – но в нашу современность подобного высокого трепета не встроить: всё у нас слишком прагматично, серо, скучно.
Пять камней-гранатов пылают: их лучи выбиваются из реальности, разбрасывая огни метафизического свойства.
Гранатовый браслет будет возвращен, и, твердя крепкие слова молитвы, Желтков благодарит силу сил – за силу дарованного чувства.
Немножко ирреально – и вполне из жизни. Вера плачет под великую музыку, уже после того, как несчастный-счастливый чиновник застрелился; маленький человек, живший немыслимым светом ее существования.
Такова была его самореализация: узнать величие чувства и, оставшись в нем, самовольно прекратить жить.
Искаженная, может быть, самореализация – но какою высотой чистоты звучит она в бездне повести Куприна!
Конфликт, завязанный туго; онтологический узел отношений крут: интеллигентно-романтическое мировосприятие всегда будет противостоять затхлости мещанского: в ком бы ни проявлялось оно: в торговце, военном…
К сожаленью, любая высота – в области личностного устроения человека – сталкивается со слишком плотно данной материальностью мира, в которой многим чрезвычайно уютно.
Конфликт «Поединка» Куприна из этой области: интеллигентный юноша и захолустный полк с его провинциальными, свинцово-дегтярными нравами…
В «Поединке» нет духа непобедимости и благородства, который овевал обычно военную тему, трактованную Куприным; тут всё снижено – и до «Юнкеров» еще дело не дошло.
Муштра и пошлость; всё смелое и буйное в повести связано именно с интеллигентным образом мира; провинциальность худшего рода: замшелая, косная, кривая…
Пыльный дикий городок Проскуров. Вечно завязанный узел конфликта: таких и в наши дни сколько угодно.
Вневременное значение повести, тем не менее, плотно привязанной к определенному временному отрезку…
Магическая красота Соломона, мудрость, поднимающая выше зримых слоёв небес; любвеобильность… Жизнь – как медовые соты; жизнь, как сплошная тотальная радость, избыточный виноградник…
Кстати, именно в винограднике Соломон видит Суламифь: рыжеволосую красавицу, работающую, напевающую… Соломон, знающий язык зверей и птиц, способный зачаровывать джиннов, понимает, что не понимает многого: так пышно раскрывается новая старая бездна любви.
Ослепление, сверкающее языками огня: и не надо ясности зрения – нужна одна волшебная песнь любви.
…Сердце Астис, наливающееся невыносимой, бременящей злобой; начальник стражи Элиав, давно влюбленный в нее, готовый выполнить самое черное приказание…
Суламифь, вся поющая туго натянутой струной любви, чувствует свою смерть – и она приходит… То есть мы, смертные, какими бы яркими ни были, не можем выиграть: это прерогатива богов, распоряжающихся нашими судьбами.
Но они даруют нам иллюзию победы – иногда, и ненадолго; а о чем, уединившись в судилище, думает Соломон, едва ли возможно узнать…
Александр БАЛТИН
На фото: Иллюстрация к повести «Поединок». Из открытых источников
