На прошлой неделе в №69 была опубликована целая страница о встрече ярославских горожан в День памяти. Все стали артистами. «Души открыла песня». Воцарившаяся атмосфера говорила: людям хочется дышать озоном советской песни. А вот подтверждение – в поступившем позже эстетическом суждении.
Соль советских песен – чистота, жертвенность, высочайшее качество исполнения…
Верность вектора: когда звучит девчачий хор, доносящий весть: «Все люди на большой планете должны всегда дружить!» – вряд ли хоть кто-то из нормальных людей – нормальных, не подвергнутых операции расчеловечивания! – не согласится с этим!
Хор звучит.
Песня сейчас – когда люди не то что дружить не хотят, взрывают все хорошее динамитом ненависти! – звучит… мало что прекрасно, сверх-провидчески…
Комсомольская линия советских песен следовала небесной формуле эстетики-метафизики…
Ведь ныне вряд ли кто отрицать будет, что комсомол – со всеми издержками, с формальностью и карьеризмом – нес в себе силу организации молодых людей на принципах высоты.
…Человека сложно удерживать на высоте: он вечно падает в недра доминанты, гениально сформулированной блестящим Алексеем Ухтомским.
Однако, если нет ничего, за что ты готов умереть – стоит ли метать зерна жизни?
Спасибо, товарищ, за хлеб и за соль!
Одинокость людей в мире, соединенных высочайшей идеей, готовых жертвовать собой: сумма, выраженная через песню, завораживает, вибрируя в сердце правильностью восприятия жизни.
О мере качества песен: и музыкального текста, и словесной силы, наслаивающейся на музыку (или наоборот) говорить не приходится…
Советская песня – феномен, требующий трактата осмысления.
На сцене – Сережа Парамонов: мальчик счастья и человек трагедии.
Сережа – своеобразным сгустком дара – собрал в песнях, исполненных им, солнечность советского детства (правда! правда! вспомните бессчетные кружки! высочайшего качества и совершенно бесплатные!)…
Здесь – с одной стороны – крокодил Гена, выпущенный в мир виртуозно-добрым волшебником Э. Успенским, – рассказывающий: через блистательно-несчастного Сережу историю своей жизни; здесь – например – тончайшие оттенки детской психологии – так добро и нежно вложенные в песню «Апельсины и конфеты», здесь – мощь самопожертвованья: «Я снова поднимаюсь по тревоге…»
…Пулям тесно.
Мы не сдадимся.
Мы – за правду…
А за нее: обжигает все, режет, разрежет сердце, я умру, но капли, что вытекут из него, станут зернами будущего…
…и бесстрашно отряд поскакал на врага!
Парамонов не пел этой песни – не важно, хотя важно все, и все, разумеется, в мире амбивалентно: Гегель предупреждал в своих гениальных максимах, объясняющих мир, как все будет сложно-противоположно…
Не важно – И: важна судьба самого Сережи, закончившаяся так скорбно; но – ультраважна феноменальная чистота, заложенная мощнейшим зарядом, до сих пор облучающим сверхпрагматичный и эгоистичный мир…
Ленты советских песен: их великолепные гирлянды, их – разнополярность…
Великая любовная нежность Майи Кристалинской: «Я гляжу ей вслед, ничего в ней нет…»
Тонкая аура любви…
Сопоставить с нынешним изратом-отвратом разнузданной попсы, где… и ЛЮБОВЬ! подвергается осмеянию! где она – только физиологический акт, и ничего более.
Черное – ничего больше, судорога совокупления, без космоса ощущений…
…тех, что так тонко, скажем, передавали Тургенев и Чехов (какими бы сами они ни были в жизни), тонко, сложно, серебряной сканью плели, завораживая… тех, кто готов еще заворожиться: в частности, слушая советские песни.
Какая любовь, сограждане? Существует только физиология: факт нынешней гнилостной бездны.
И вот – нежность простого, небогатого, но такого чарующего голоса Майи: голоса, влекомого силой любви…
И… таинственная Аида Ведищева – исполнит нам (вам – нынешним) чудовищно-торжественно-прекрасную песню про оленя, который проскакал по городу, разрезал его красотой: пусть – разрезал: такие ранки лечить не нужно, нужно прислушиваться к их пульсациям…
…легендарная птица Рух пролетела: могущественная птица легенды: но на крыльях несет не слонов, хотя, согласно – опять-таки легенде – могла четырех нести: но – меру любви, превышающую любые обыденные объемы…
Марк Бернес!
Добрая легенда советской песни! Мало живший Бернес, так тонко взрывавшийся в любом исполнении, так мудро влиявший на жизни людские…
Мне кажется порою, что солдаты…
Стихотворение не жило б, и перевод бы зачах, хотя Я. Козловский был виртуозным мастером, – если б не феномен исполнения…
Молодых бы – подсаженных на гаджеты, не любящих читать, просто не понимающих, зачем дублировать реальность словом! – подсадить бы на одну эту песню: в исполнение Марка…
На нежность ее: трагедию, призывающую к стоицизму; на ощущения, отрицающие саму смерть!
Жертвенность – снова: возникает незыблемо: солдаты… с кровавых не пришедшие полей, им было за что…
Не за гаджеты же с играми умирать, не за фальшивую же лескотню соблазнов!
Советские песни, взятые суммой, феноменальны…
Разойдется феноменом красоты и доброты Белоруссии: симфония песен Мулявина (Мы ж были едины…), которого хоронили, как папу римского Кароля Войтылу – Иоанна Павла Второго, во многом оправдывающего одним собой порочный папский престол: с тоской – логичной – и молитвой – естественной: вереницей благодарности – за то, насколько он насытил пространство, искаженное миллионами денег, их обладателями, скудной и скверной прагматикой, адской эстетикой эгоизма – шли и шли благодарные люди, падали человеческие капли в океан бессмертия!..
Осмысление феномена советских песен – требует трактатов метафизики; Конфуций – один из самых сложно-прекрасных персонажей мистерии истории – утверждал, что величие страны зависит от величия песен, которые слушают в стране…
Сопоставьте – чем мы были облучены в советское время и чем теперь: и все (ну почти все, ясно чтобы было – даже Дирак с Гейзенбергом, объединившись, не смогли бы организовать речениями виртуозных формул, выводя совершенные, эстетически оформленные) – станет ясно…
Александр БАЛТИН
