К людям труда я обращаю свое слово
При перестройке нужна дружность, при перестрое – вражда.
Сию истину знает любой мужик, хоть раз в жизни перестраивавший подворье: и ярославский, и ставропольский, и московский – всякий. Стало быть, если мужик-обновитель, скликая деревню на толоку, заранее, с учетом способностей и настроений, расставит силы так, чтобы толока не работала, а спорила и ссорилась, значит, на уме у него иной расчет. Например, такой: развалить, разломать, перекорежить и, показав миру, что дедовой постройки изба прогнила и так жить дальше нельзя, убедить всех-всех-всех, что ему, мужику, необходимо дать место в общем доме. Тогда становится ясно: обновитель вознамерился жить при новых порядках, пожертвовав ради этого дедовой избой. Деревня поняла тайный расчет, но – поздно: толока рассорена, изба развалена, а обновителя в общий дом берут не жильцом, а лакеем. Делать нечего, собирай вещички и переезжай лакействовать. Ему-то что, с глаз долой – из сердца вон, а рассоренной деревне каково? Враждует до сих пор, и никто не скажет, когда сойдет на нее мир.
Ну, какая разница: изба или страна, толока или народ? Принцип один: для обновления нужна дружность, для разрушения – вражда.
– А вот и нет! – сказали новоявленные пророки. – Ваша мужицкая философия есть порождение лентяев и лежебок. На ней замесили и заложили коммунию. И что получили? Сладко ли живется в царстве всеобщего равенства? А поглядите за «бугор»! Полюбуйтесь на мир, в котором основа – свободная личность предпринимателя! Убедились? Вот то-то. Так что отречемся от философии толоки и, овладев новым мышлением, перейдем в мир общечеловеческих ценностей.
Убедительно? О да, особенно если за критерий сравнения взять наличие на душу населения колбасы и колготок – самый доходчивый способ опорочить высочайшую духовность толоки. С этого исходного пункта и начиналась стратегия вражды (по-цивилизованному – конкуренции), которая с курьерской скоростью достигла своего апогея – гражданской войны. Ни одного полустанка, ни единого верстового столба не проскочили на этом пути, везде постояли, потолклись, опрокинули, втоптали в грязь – ничего не оставили от пройденного, даже памяти! Распаленной ненавистью, словно бульдозером, расчистили путь в цивилизованное будущее. Надо ли перечислять все пункты сей стратегии, если они у всех еще на виду? Разве что вспомнить самые главные, опорные, для освежения памяти. Хотя бы такие…
Кому непонятно, что всякая власть держится на слове, то есть идеологии. Идеи объединяют крепче танков и дубинок. С этой опоры и начали, кинули клич: деидеологизируем все и вся! Государство и общество, заводы и колхозы, армию и милицию, стариков и младенцев, семью и женсовет, любовь и братство – все-все под бульдозерный нож нового – пещерного! – мышления! Отныне не на слове стоять, а на колбасе и колготках! Мычите и хватайте, хватайте и мычите, отныне вы не человеки, а потребители. Ну а потребитель, известное дело, перво-наперво распяливает рот: кому досталось больше, чем мне? Ему – указующим перстом: да вон гляди – привилегии! Стравили людей на привилегиях, натравили на «паразитов»: на партию, на управляющий центр, на защищающую армию, на охраняющие органы – пошла пожаром по стране вражда! А лжепророки, ухмыляясь, ведерочко водички в пожар: консенсус, консенсус… Какой там, к бесу, консенсус при вакханалии распаленной озлобленности!
Кому неизвестно, что сила народов в единстве. Дружба народов – вторая несущая опора страны. Развалить! Объединить реваншистов в «народные фронты» (заметьте: именно фронты!), выдав реваншизм за национальное самосознание! Еще один пожар: народ пошел на народ, племя на племя, город на город, сельсовет на сельсовет. А лжепророки опять: круглый стол, круглый стол… Народы дерутся, паны потирают пухлые рученьки: процесс пошел! Альтернативы нет!
Кому неясно, что для устойчивости надо минимум три опоры? Где третья? А вот: союз Серпа и Молота. Добрались-таки и до третьей.
Начали пройдохи-рисовальщики: с иезуитским наслаждением на картинках раздирают, ломают, кромсают эмблему союза трудовых классов. Как же, у них заказ «теоретиков»: классовая борьба – выдумка, реальность – мир и лобызание дворцов и хижин.
О третьей опоре и поговорим. Идеология развалена, дружба народов разрушена, осталась последняя – союз рабочего класса и крестьянства, которую методически штурмуют разрушители, но которая пока еще держится. И, надо верить, удержится! Хотя вражды успели посеять немало.
А как отрадно начиналось, вспомните: приоритеты селу! подожмемся и бросим все силы на село! обеспечим эквивалентный обмен! и так далее, и так далее. А на деле? Послал Бог крестьянину обильнейший урожай, а лжепророки – с призывами: город не поедет на уборку! у каждого свое дело: мужику – жать и на стол подавать, городу – жрать и гноить! Задавил мужика урожай, не справился, под снег упустил – лжепророки и это лыко в строку: деревня взяла столицу в блокаду, нанесем ответный удар – закрыть для деревни городские магазины! Дальше – больше: ах, вам закупочные цены подняли – не хотите ли наши попробовать: плужный лемех – сто рублей, комбайн – полтора миллиона! Не под силу? Распустить колхозы, совхозы! Все на хутора! Безумие? Да нет – стратегия вражды в действии. Зашаталась под такими таранами третья коренная опора, потирают белы рученьки лжепророки: пошла, пошла, родимая, хватай, ребята, земелюшку, вырывай из рук мужика, ишь ты, вечный владетель нашелся, покажем тебе кузькину мать – мы решаем!
Всех рассорили, мужика на мужика натравили, горожанина на селянина. Президентовы исправники приказы пишут: на 25 верст вокруг городов отнять землю у мужика, создать огородные зоны, не горюй, рабочий класс, на своей картошке проживешь, а барахлишка из-за «бугра» подкинут под залог земли и заводов! И под занавес, перед тем как мужику в поле ехать, команда: распродавать землю в собственность, ждать некогда – класс собственников надо создавать по-аракчеевски. Под такие вот песни затрещал союз рабочего и крестьянина.
Но! А куда податься бедному и голодному? Где найти приют ставшему изгоем защитнику Отечества? К кому прислониться беженцу из суверенных государств? Кто подаст кусок безработному и сирому?
Спаситель один, единственный на всех и для всех – деревня. Она стоит на земле, родящей хлеб. И она знает свою извечную долю – быть спасительницей народа. Раздвигая обвал вражды, разгоняя отравляющий туман словесного дерьма, медленно пробивается к свету росток осознания деревней своей исторической роли спасительницы. Кто поможет ростку окрепнуть и взрасти в могучее дерево? Никто, кроме самих рабочих и крестьян. К ним я и обращаю свое слово.
Люди, вы видите, наступило время, когда все продается и предается: честь и Отечество, вера и убеждения, совесть и правда… Неподкупен лишь Труд. Дело непраздных рук твоих. А труда в одиночку на свете нет. В одиночку только Бог трудился, творение же его – человек – обречено на артельность в добывании пищи, стало быть, артель есть родоначальница дружбы, союза трудовых классов, основа их веры и нравственности. Вас разобщают, натравливают друг на друга – зачем? От вражды что, хлеба прибавляется, одежды, жилищ? Ничего не прибавляется, кроме хозяев на вашу шею. Долго они примеривались, силенки копили, момента ждали, как бы вскочить на хребтину народную да чтоб без промашки, чтоб окончательно и навсегда. Кто они такие?
Давайте вспомним благословенные застойные времена, они еще не выветрились из памяти. Разве не возрадовались мы все поголовно, когда разрешили нам… воровать? Потихонечку, помаленечку (не более чем на полсотню) поволокли мы домой кто что мог. Ну, правда, прозвали нас за то «несунами», по аналогии с грызунами, с жуками-короедами. Обидно, конечно, было: когда от многого берут немножко, это, мол, не кража, а дележка. И ведь не поняли, что с нами сделали, куда вовлекли. Нас сделали соучастниками всеобщего воровства, одной ниточкой связали с паханами государственного масштаба: брежневыми, медуновыми, щелоковыми и прочими, и прочими, несть им числа! Мы – на пять рублей, они – на тысячи и миллионы. Да десятилетиями, да по всей стране, да на всех этажах лестницы!.. Образовались целые кланы ворья – криминальная буржуазия. Но капиталы-то грязные, темные. Держи в тайниках да схоронках. А глаза горят, руки чешутся, сердце от нетерпения заходится: когда же, когда же на свет выпустят, ведь так и подохнуть можно, не насладившись могуществом. Злобен подпольный капитал, неутоленность удесятеряет его озлобление. Вот он и выработал стратегию вражды, дождавшись момента: перессорить людей и народы, затеять такую драку, чтобы под шум и гам прикарманить созданное народным трудом, да чтоб непременно с работником: завод с рабочим, землю с мужиком.
И опять та же механика соучастия: нам – сторублевый пай, теневику – завод, нам полугектарный огородик, мафиози – латифундию. Все становимся собственниками: и уклейка, и акула. Это и называется на «перестроечном» языке ликвидацией отторжения работника от собственности и от власти, то бишь народовластием. Ах, сколько слов сказано, сколько трибунно-митинговых и газетно-телевизионных песен спето в честь богини народовластия – Демос-кратос (Demos-kratos)! Так это ж для отвода глаз: на стреме песни поют, в амбаре добро выгребают. Поддались вы, трудовые люди, сладкоголосым сиренам, поверили коварным данайцам. Да и то сказать, а как было не поверить, если проклятое «несунство» уже в кровь вошло: хоть кроха, но моя. Кроха по крохе – и возжаждали гору! Эту жажду в вас и разожгли высокие хапуги. Ну, кинетесь вы теперь вырывать свои крохи от общего пирога, а что станете с ними делать? Токарю – станок, слесарю – тиски, мужику – десятину в 20 верстах от дома – начинайте, собственники, дело! Сумеете? Нет. Значит, продадите. Что и требовалось доказать. Опять отторжение от собственности, подержали жар-птицу за хвост да улетела желанная. А от власти и отторгать не надо, до нее вас и не допустили. Вспомните-ка предвыборные программы ваших высоких избранников: кто из них клялся довести вас до нищеты, развалить страну, продавать землю и заводы, разоружить армию, разогнать Советы, ликвидировать право на труд?.. Вот они, дары-то данайские: сели в кресла и ободрали народ как липку. Клялись быть слугами народными, стали лакеями буржуйскими.
Ну так что же, люди, подчиняясь стратегии вражды, будем распалять себя до одури или все же за ум возьмемся? Весна на дворе, сеять надо. Весенний день год кормит. А каков он, нынешний весенний день? Крестьянин в тревоге: машин нет, горючего нет, минералки нет… Это твоих рук дело, рабочий. Не отлил подшипник – откладывай ложку, хлебать нечего. Эту-то истину, думаю, понять можно. Деревня, конечно, поднатужится, пустой землю не оставит, не впервой ей выходить из безнадеги, изобретет чего ни то – себе на кусок вырастит и с тобой еще поделится. Да-да, обобранная, униженная, брошенная на произвол судьбы деревня свою роль спасительницы исполнит, но ты-то, гордый горожанин, отказавший ей в плужном лемехе, в солярке и минералке, с какой совестью потянешь руку за ее куском? Упаси тебя Бог тянуть руку за куском к брату так, как тянешь ты ее за подачкой к зарубежнику – жалко и униженно. Чтобы этого не случилось, проснись же сегодня – завтра будет поздно! – и поспеши на помощь, свою трудовую руку протяни братниной трудовой руке. Да не за клок земли хватайся, тебе его и обработать нечем, и засеять нечем, и смолоть негде, и испечь не на чем. Объединись с крестьянином. Составьте рабоче-крестьянскую артель. Не вымаливайте соизволений у чиновников, действуйте сами – договаривайтесь и приступайте к делу. Не к дележке – к совместной работе. Буржуям нужна дележка, вам – объединение. Отрезанная у деревни огородная сотка горожанина – это клин, межа, черная кошка, это вражда как следствие передела. Совместный труд на той же сотке – это другой мир: дружность, взаимопомощь, товарищество, душевность, это то самое, с чего начинается духовность личности – общий хлеб.
Но стратегам вражды не терпится: подавай им фермера конкурента, и все тут! На деревне в таких случаях мужики говорят: приспичило тебе детей иметь, они родятся, а какие люди из них выйдут, то одному Богу известно. Фермера указом-приказом родить тоже можно, но какого? Процитирую рассуждения В. Пастухова, автора газеты «Мегаполис-экспресс» (№12, 1992 г.), вот уж поистине, что у барина на уме, то у слуги на языке:
«Но сегодня, перед началом шестой перестроечной посевной, стало очевидным, что землю крестьяне брать не хотят, а жечь предпочитают не конторы колхозов, а дома новоявленных фермеров. «Рыночный» рационализм власти натолкнулся в селе на пассивное, но чрезвычайно мощное сопротивление. Становится ясным, что без «интервенции» города в деревню новый тип экономических отношений там не установится. По сути последняя инициатива Руцкого использовать расформируемые воинские части для размещения в аграрных районах и превращать «воинов» в «землепашцев» есть лишь официальное признание того очевидного факта, что сама по себе, без вмешательства со стороны города, деревня к фермерству не пойдет».
Слышите, рабочие и крестьяне, куда вас зовут, на что толкают? Стратеги вражды советуют городу стать «интервентом» и разогнать деревню по хуторам. Не кормит проклятая лентяйка, перестала безропотно и даром булку с маслом подавать господину Пастухову, сама, видите ли, лопает от пуза, а его впроголодь держит, так вот он на тебя, несчастная, интервентов натравит, выжмет соки, не будешь взбрыкивать, окаянная!
Так как же быть, товарищ рабочий: пойдешь интервентом в деревню, чтобы строить там «новый тип производственных (капиталистических) отношений»?.. Твои предшественники уже ходили, газетные подшивки их опыт сохранили – загляни, если собираешься насильничать. Но я бы советовал в другие подшивки заглянуть – военных лет. Там найдешь иной опыт: как приютила и спасла деревня беженцев, как разбирала и усыновляла сирот, как под страхом смерти от фашиста собирала по крохам партизанский продовольственный обоз и слала через фронт Ленинграду… В тех подшивках обыденным языком, крохотными заметками нарисован величественный образ деревни-спасительницы! Возьми его в свое сердце! У стратегов вражды нет памяти, изгнали они ее из своих душ. Память хранит трудовой народ, и если ты, рабочий человек, – сын народа, ты никогда не станешь насильничать над деревней – общей нашей матерью!
Однако спорить с реальностью не стану: «интервенты» уже двинулись. Немало горожан едет получить землю. Я пригляделся к ним и скажу: в подавляющем большинстве это не земледельцы. Это потомки незабвенного Бендера: мелкие комбинаторы, коммерсанты, а по-деревенски – рвачи. И как же далека их рваческая психология от трудовой земледельческой! Совершенно разные миры, и, совмещенные указом, они производят опустошение, ибо один стоит на труде праведном, другой – на палатах каменных. Теперь вот нынешний главный аграрий, генерал Руцкой, обещает офицеров и прапоров двинуть в деревню – еще один «проект века»! Хоть бы примерил боевой генерал собственную психологию «вольного неба» к психологии «очей, упертых в землю», авось подумает о профнепригодности.
Вот так обстоит дело, дорогой товарищ рабочий, с «интервентами», которых посылает в деревню власть. Приближается твоя очередь. У тебя два пути в деревню: либо бойцом в составе продотряда, либо артельщиком – другом. Но перед выбором хочу напомнить: за сорок послевоенных лет процент городского населения вырос с 20 до 70 процентов. Этот рост и олицетворяешь ты, ушедший из деревни, в которой остались твои родичи, твои соседи, твои земляки. Кем ты перед ними предстанешь: интервентом или родней?
Не нами сказано: посеявший ветер пожнет бурю. Ныне добавим: распалившие вражду получат гнев. Люди труда, не пускайте в свои души вражду!
