Руслан Днепровский, 31-летний военный врач из Забайкальского края, трижды участвовал в военных действиях в Сирии. Осенью 2021 года его мать получила похоронку – сын погиб во время боя. Ирина Днепровская согласилась встретиться прямо у здания управления МВД по Чите – сюда полицейские привезли 60-летнюю пенсионерку для дачи показаний.
Когда Ирина Владимировна, уже показав документы и подтвердив личность, начала отвечать на вопросы журналиста, сотрудники полиции попытались увести ее в помещение. – Но я же не сделала ничего противозаконного? Отпустите меня, – повторяла Днепровская. – Вы должны пройти с нами. Или вы хотите, чтобы мы сделали это силой? – отвечал сотрудник полиции.
Полицейские оставили пенсионерку в покое, только когда узнали, что она разговаривает с журналистом и их попытку задержания снимают. Тогда сотрудники полиции заявили, что «больше не смеют задерживать» Ирину Владимировну и попросили ее покинуть тротуар перед зданием МВД.
– Не уходите сейчас, а то они опять меня задержат, – первым делом просила Ирина. – Я не понимаю, что я сделала не так? Я ведь просто просила у государства то, что полагается мне по праву. Знаете, что мне сказали в полиции? Если я не уйду, то меня могут отправить на медицинское освидетельствование. Как хорошо, что вы вовремя приехали, а то не знаю, чем могло бы это все закончиться. Теперь мне нужно обратно, к правительству. Мне нечего бояться и некуда идти.
Достав у здания регионального правительства плакат и складной стул из пакета, Ирина Владимировна рассказала, что последние несколько лет, выйдя на пенсию, жила в Бурятии, где, благодаря знакомым и сыну, смогла приобрести небольшой неблагоустроенный дом. Ей 60 лет. Всю жизнь работала в военной части в Забайкалье на гражданской должности. Пожив в Бурятии, планировала было вернуться в Забайкалье, где ее сын Руслан жил вместе с супругой и ребенком. Но не успела, он погиб во время боевых действий в Сирии.
– Почему он, военный врач, погиб в бою – я не знаю, могу ссылаться лишь на слова его командиров, – рассказывает Ирина Владимировна. – Говорят, что застрелил снайпер. Но кто может знать правду? У меня даже нет заключения о его смерти, ничего не дали. Просто позвонили (я тогда уже предчувствовала, что Руслана больше нет). Сообщили, сказали, чтобы приезжала на похороны.
После гибели сына Ирина решила перебраться в Читу, поближе к могиле Руслана. К тому же дом ее окончательно обветшал. От материальной помощи, положенной родным погибшего, она отказалась, взамен попросив комнату в местном Доме ветеранов.
– У меня есть удостоверение, по которому я значусь как мать погибшего во время боевых действий. Но мне говорят, что я не имею права на проживание в этом социальном учреждении. Но почему? Неужели я многого прошу? Я не хочу, чтобы мне давали какие-то миллионы, я не имею на них права. Сына мне не вернут. Но я хочу хотя бы последние годы прожить в учреждении, где мне смогут предоставить помощь.
Пенсионерка признается, что «положенные миллионы» в ее случае не исправили бы положение, потому что их хватит лишь на необустроенный дом на окраине Читы, в котором она не сможет жить одна.
– Сын всегда был моим помощником, – Ирина Владимировна показывает фотографию Руслана на экране планшета. – Он ко мне в Бурятию зимой приезжал часто, воды натаскает, дров наколет. Я сильно болею, с почками и печенью проблемы, врачи говорят: с таким «букетом» мне осталось чуть больше года. С моими болячками жить в неблагоустроенном доме очень сложно, а после смерти сына так стало совсем невозможно. Я думала, конечно, о том, что можно взять материальную помощь от государства. Но посчитайте сами: ее будут делить на меня, жену и ребенка сына. На эти средства я не смогу даже комнату в общежитии приобрести. Такой же разбитый дом, как и в Бурятии.
С невесткой и внуком Ирина Владимировна не общается: по ряду причин отношения не сложились. Других близких родственников нет. Раньше она уже обращалась в Министерство социальной защиты региона, тогда ей позволили жить в Доме ветеранов – пока она не соберет нужные документы. Продолжалось это недолго – до тех пор, пока предыдущий министр соцзащиты не подал в отставку. После его ухода И.В. Днепровскую попросили покинуть учреждение.
– Я попросила, чтобы мне дали возможность остаться, я готова была даже заплатить за проживание. Но мне сказали, что я не могу жить там. Я ссылалась и на министра Казаченко, что он мне разрешил проживание, на что мне ответили, что решение бывшего министра не имеет больше силы. Какую-то альтернативу мне даже не предложили. Я говорила, что мне негде жить. Мне отвечали, что это не их проблемы, – говорит пенсионерка.
Ирина была вынуждена уехать домой в Бурятию. Несколько месяцев проживала в квартире у знакомых, но в конце августа решила отстоять свои права и выйти на одиночный пикет к зданию забайкальского правительства. После первого пикета к Ирине Владимировне из здания краевого правительства вышла незнакомая девушка, она предложила написать заявление в Министерство социальной защиты, отметив, что на его рассмотрение уйдет 30 рабочих дней.
– Как только я сказала ей, что у меня нет столько времени ждать, что жилье мне нужно сегодня, иначе я поеду на вокзал ночевать, сюда приехали сотрудники полиции, попросили проехать вместе с ними. Я не знаю, может, что-то я и нарушила, мне они говорили, что одиночные пикеты в нашем государстве запрещены. Я не стала спорить, поехала с ними. Скажите, а меня могут положить в психушку? На что может пойти государство, чтобы отделаться от меня?
Минсоцзащиты края предлагало Днепровской место в социальном приюте на улице Труда. Сама Ирина призналась, что опасается оставаться в приюте даже на день, так как условия там «нечеловеческие» и она боится, что ее в итоге оставят там навсегда вместо Дома ветеранов. Разница в условиях в приюте и Доме ветеранов действительно большая. Волонтеры, организующие благотворительные акции в местных соцучреждениях, говорят, что в приюте на улице Труда «жесть».
– Подопечные живут по 4 человека на маленькую комнату, лежачие вперемешку с ходячими. Скрипучие кровати, как на зонах, запах мочи (извините за подробности). Когда на Масленицу я им протягивала пакетики с блинчиками, они чуть ли не с этими пакетами все съедали. А когда их ведут на какой-нибудь благотворительный концерт, то чуть ли не силком сгоняют – они, бедные, сидят, скрючившись, никакого удовольствия не получают, видно, – рассказывает читинская волонтер Ксения Гудкова. – А Дом ветеранов – дело совсем другое: к ним спокойно можно прийти в гости, у каждого отдельная благоустроенная комната и общие зоны отдыха, придомовая территория обустроенная, приятный запах, медработники всегда за ними следят.
– Я воспитывала Руслана настоящим мужчиной, – вспоминает Ирина. – Когда он был маленький, проживали в Могзоне, где находится воинская часть. Я работала там по гражданской специальности, часто сына брала с собой. Он уже тогда говорил: вырасту, стану военным.
Срочную службу Руслан Днепровский проходил во Владивостоке, но, вернувшись домой, решил остаться на контрактной. Ирина рассказывает: когда сына решили отправить в Сирию, он поехал на войну не раздумывая.
Ирина Днепровская выходила с пикетом к зданию правительства Забайкальского края в течение недели. Все это время ей приходилось ночевать на вокзале или у знакомых. В конце недели ее проблемой заинтересовалась прокуратура края, но сама Ирина не верит в то, что вопрос решится в ее пользу.
– Мы все знаем, что вмешательство прокуратуры чаще всего происходит для отвода глаз. Я уверена, что ничего не изменится. Но меня это не остановит: я продолжу требовать то, что причитается мне. Я не верю теперь ни властям, ни журналистам, ни прокуратуре. Если меня не услышат, то сдохну у дверей правительства, – говорит пенсионерка.
Ирина ДНЕСТРОВСКАЯ «Чита.Реалии»
