Фильм брата и сестры из Якутии номинирован на «Оскар»
Американская киноакадемия объявила список номинантов на премию «Оскар», вручение которой пройдет 12 марта в Лос-Анджелесе. В этом году состоится 95-я церемония. В номинацию «Короткометражный документальный фильм» вошла картина «Выход» якутских режиссеров Евгении и Максима Арбугаевых об ученом-одиночке, работающем на побережье Чукотки.
Фильм, который теперь претендует на главную международную кинопремию, стал кинематографическим дебютом для фотографа Евгении Арбугаевой, которая сотрудничает с National Geographic, и уже получала престижные премии в области фотографии. Ее брат Максим – ранее профессиональный хоккеист, выпускник факультета документалистики ВГИКа – в свою очередь, был отмечен наградой «За лучшую операторскую работу» на фестивале независимого кино. Весь фильм «Выход» снят и смонтирован на деньги авторов.
В начале лета 2018 года брат и сестра Арбугаевы работали у Энурмино – небольшого чукотского села за Полярным кругом, на побережье Чукотского моря. Евгения снимала кадры для своего фотопроекта о Северном морском пути, брат помогал ей и параллельно работал над своим документальным фильмом об охотниках на китов и моржей.
Однажды они высадились у мыса Сердце-Камень, в 12 километрах от Энурмино. На песчаном берегу стоял одинокий деревянный домик. Местные охотники на китов и моржей рассказали, что сюда уже больше десяти лет на несколько месяцев приезжает молодой ученый Максим Чакилев, который ведет наблюдение за крупнейшим на Земле лежбищем моржей – около ста тысяч животных мигрируют из-за глобального таяния льдов и выбираются на сушу, чтобы отдохнуть.
Попасть на Сердце-Камень можно только с пересадками: сначала из Анадыря (центр Чукотки) до села Лаврентия на самолете, оттуда – на вертолете, который летает всего раз в месяц, а затем – на моторной лодке. Возле вертолета и произошла первая встреча документалистов и 30-летнего морского биолога Максима Чакилева. Однако в тот раз им не удалось толком поговорить: он прилетел, а они как раз улетали. На следующий год брат и сестра вернулись в то же место, чтобы закончить работу над своим проектом. Они уже знали, что задержатся здесь на пару недель, чтобы поближе познакомиться с ученым.
А еще через год, в середине августа 2020-го, Максим и Евгения отправились на съемки фильма про жизнь Чакилева: заранее обо всем договорились, собрали технику, купили билеты из Москвы в Анадырь. Они прожили на мысе Сердце-Камень около трех месяцев, до ноября, когда дневная температура опускается ниже нуля.
Однажды ночью во время экспедиции Максим проснулся из-за странных звуков снаружи. Они были похожи на глухое рычание. Открыв входную дверь, он не поверил своим глазам – перед ним на расстоянии вытянутой руки лежали тысячи тихоокеанских моржей.
– Я думал, что это какой-то сон, минуту не мог осознать, что это реальность. Был шокирован и рад. Я понимал, насколько удивителен наш мир, что есть такие феномены. Смешались много разных чувств воедино, поэтому лучше один раз увидеть в фильме, чем семь раз услышать, – так вспоминает о своих впечатлениях в тот момент Максим Арбугаев.
На побережье мыса Сердце-Камень, где находится домик Максима Чакилева, расположено одно из крупнейших в мире лежбищ моржей: в 2009 году ученые насчитали там около 97 тысяч особей. На берегу моржи отдыхают после периода кормежки, на сушу они выходят уставшие и ослабленные.
Жизнь на суше непривычна для моржей: как правило, они располагаются на льдинах, а в начале ноября уплывают в Берингово море на зимовку. В последние двадцать лет в Арктике наблюдается потепление, из-за которого уменьшается площадь льда. В 2022 году, по данным исследователей Copernicus, концентрацию льда ниже среднего за 30 лет наблюдений заметили в Баренцевом, Карском и Чукотском морях.
«Ледовый фон в Чукотском море сокращается, – говорил в 2020-м Чакилев. – Многолетний лед сменился на однолетний. Ледовая кромка подходит к берегу позже, а летом вообще уходит в море – далеко на север. Главный враг моржа сейчас – это климат».
Личные наблюдения режиссера Максима Арбугаева, который родился на берегу Северного Ледовитого океана, в якутском поселке Тикси, и много путешествовал по регионам российского Севера, подтверждают эту тревожную тенденцию:
– Северный полюс, огромная территория льда, стремительно тает. Можно посмотреть карты ледового покрытия 1970-х годов и сравнить с нашим временем – большое количество льда уже не существует. Мне кажется, еще при нашей жизни может случиться, что Северного полюса не станет. Температура Северного Ледовитого океана повышается, это напрямую отражается на животных и морских млекопитающих. Влияние человека на климат есть, мы живем в эпоху потребления, прогресс очень сильно скакнул, воздействие на экологию очень влияет.
– Как вы поняли, что Максим Чакилев должен стать героем вашего фильма?
– Что у меня, что у Жени творческий фокус направлен в сторону Арктики, мы родом из небольшого поселка Тикси, за Полярным кругом, у моря Лаптевых. Мы всегда в поиске интересных историй, у нас есть личная связь с Арктикой, это наша стихия. Когда мы увидели лежбище, нашего героя, то поняли, что это кино, что-то новое и для зрителя, и для нас самих.
Для меня тема формируется из того, о чем я переживаю в данный момент. Допустим, в 2018 году я снимал про футбол слепых – мне это было просто важно, волновало: возможности людей, их внутренняя мотивация. С «Генезисом 2.0» я хотел рассказать про то, как люди на Крайнем Севере живут, как они работают, что есть взаимоотношение человека, природы и духов Арктики. Еще важно, что это моя родина. И с фильмом «Выход» мы просто снимали на Чукотке, чувствовали, что есть проблемы, изменения. Порой бывает, что не ты находишь историю, а история находит тебя.
– Вы прожили с Максимом три месяца в избушке на краю Земли, на берегу Северного Ледовитого океана. Каково это?
– Мы с детства привыкли к таким условиям: отец брал нас в экспедиции с малых лет. Было сложно, для меня и Жени это была самая длительная экспедиция в нашей карьере. Мы жили бок о бок, сдружились, разговаривали на разные темы, была теплая атмосфера.
– Как Максим привыкал к камере и вашему постоянному присутствию?
– Мне кажется, для любого режиссера документального кино очень важно иметь правильный психологический подход к человеку. Своего героя нужно любить, и это всегда чувствуется, когда смотришь кино. У нас большое искреннее уважение к нашему герою, к тому, что он делает – он фанат своего дела, искренне отдается этому.
Мы хотели рассказать про это и изменение климата. Мы достаточно давно путешествуем по разным регионам Арктики, чувствуем и наблюдаем, что есть эти тревожные изменения.
– Самый страшный, на мой взгляд, эпизод фильма, когда Максим ходит по побережью в окружении тел погибших моржей, делает о них заметки. Что вы чувствовали в этот момент?
– Этот момент самый драматичный, близкий к трагедии. Мы снимали эти эпизоды ближе к концу, они были одними из самых сложных за время съемок (моржам привычнее отдыхать на льдинах, они чувствуют себя неуверенно на камнях и скалах, с трудом передвигаются на берегу и часто давят друг друга в результате паники. – Прим. СР). К этому моменту мы уже долго находились на лежбище, часто видели, как умирают моржи, их паники и давки – атмосфера была достаточно тяжелая, депрессивная.
Когда замечаешь, как маленький моржонок лежит под грудью матери, которая умерла примерно пять дней назад, все равно человек как-то сопоставляет любое живое существо, проводит параллель [с собой] – осознание этого страшно.
– Когда вы поняли, что фильм готов?
–После трех месяцев съемок мы дали материалам остыть около полугода. Мы делали фильм спокойно, старались не торопиться под какой-либо фестиваль. Понимание, наверное, пришло, когда мы стали зрителю показывать фильм на разных фестивалях. Для нас был важен первый фидбэк от зрителей. Как я почувствовал, многие зрители задались вопросом изменения климата.
– Реально ли получить от государства деньги на документальный фильм на экологическую тему? Пройдет ли это в Министерстве культуры?
– Это сложный вопрос. Я однажды в 2018 году получил грант на фильм «Бой» про паралимпийскую сборную России по футболу, больше у меня не было опыта.
Вообще, насколько я наблюдаю, документальные фильмы авторов, которым дали деньги в Министерстве культуры, редко бывают где-то доступны. Чаще всего эти проекты в итоге просто не снимаются, либо снимаются и уходят куда-то в стол. Лишь единицы показывают на платформах или на фестивалях. Кроме того, это еще зависит от того, какую тему ты подаешь, что тебя волнует. Я думаю, вряд ли грант получит проект, который, так сказать, не в рамках политического настроения.
– Ваш герой, ученый Максим, видел фильм?
– Фильм ему очень понравился, он радуется нашим достижениям на фестивалях, поддерживает. Мы с ним очень хорошо общаемся. Мы показали то, как он работает, как он сам переживает за то, что происходит на лежбище. Я думаю, зритель почувствовал это в фильме. Максим полностью отдается своей работе. Мне кажется, ему было приятно, что мы ее показали.
– Как приняли ваш фильм на фестивалях? То, что он прошел в программу короткого метра Берлинале и дошел до «Оскара», – это неожиданно?
– Это была очень приятная новость. Последние несколько месяцев у нас был достаточно большой раунд хороших фестивалей, где мы получали Гран-при – среди них AFI (Американский институт киноискусства) и IDA (Международная ассоциация документалистов), важные для киноиндустрии Америки фестивали, они были большим хорошим бонусом для прохождения в шорт-лист. Мы верили в это, то есть новость нас не ошарашила.
– От кого вы узнали, что попали в шорт-лист?
– Это было официальное объявление, оно вышло на сайте. Мы знали, что оно будет в определенное время.
– Как вам работалось с сестрой?
– Мы с Женей давно работаем, мы очень близки и всегда друг друга поддерживаем. Женя, можно сказать, привела меня в мир визуального искусства, я считаю ее своим мастером. Сейчас мы две крепкие творческие единицы, уважаем друг друга, дополняем и в таком тандеме работаем. Нам понравилось работать вместе, будем дальше продолжать.
– Почему на русском фильм называется «Выход», а не «лежбище», если переводить дословно с английского?
–Мы долго думали, как назвать фильм на русском. Решили выбрать «Выход», потому что если бы назвали «Лежбище», то заранее уже бы все рассказали.
– Вы родились в маленьком поселке Тикси. Каким было ваше детство?
– Я и Женя родились в Тикси, но в 1992 году наша семья уехала оттуда в Якутск, мне был год. Там я в шесть лет пошел на хоккей с шайбой, и он меня очень зацепил. Я мечтал стать Павлом Буре.
Наша команда показывала хороший результат на чемпионатах Дальнего Востока, семь раз подряд занимали первые места. И потом нашу «пятерку» из Якутии пригласили играть за хабаровский «Амур». Мне было тогда 10 лет, и мы с моим напарником по команде поехали в Хабаровск. В 10 лет я уехал и не возвращался в Якутск, приезжал только на лето. Потом я играл в Высшей лиге в Москве, Оренбурге.
Спорт, команда формировали меня, дали большой жизненный опыт. Я считаю, что документальное кино – тоже командное творчество. Прошлая жизнь спортсмена и хоккеиста для меня многое значат, и из спорта я приношу в свою работу в документальном и игровом кино самодисциплину, а также физическую и психологическую подготовку. Спорт сильно закаляет и дает понимание, как себя вести в критических ситуациях, как направлять команду и как существовать внутри нее.
Я думаю, что любовь к Северу, к Арктике у меня просто на подсознательном уровне. Наверное, большую роль играет то, что я там родился. Я очень люблю людей, которые живут в таких отдаленных местах. Метеорологи, ученые, малые народы Севера – и мне всегда было интересно познавать их. За шестнадцать лет, с момента, когда у меня появилась камера, я понял, что лучший способ познания мира – это документальное кино.
– А как родители отнеслись к вашему решению уйти из спорта и поступать во ВГИК?
– Они всегда давали мне свободу выбора. Не было такого, что за меня решали, что мне делать. Я за это сильно благодарен, потому что всегда чувствовал тыл, знал, что есть огромная поддержка. Думаю, это ощущение на всю жизнь. Оно мне очень помогало: я не боялся принимать решения, не боялся рисковать и выбирать то, что меня привлекало.
Переход из мира спорта в мир творчества был сложным, но интересным. Не было страха, что я что-то потеряю, и там не пробиться. Все зависит от человека, от того, какие он ставит цели, задачи. Еще нужно учитывать возраст, время – все должно, как пазл, сложиться. Большую роль играет семья, личные отношения, друзья, среда – все вместе.
Мой первый опыт в документальном кино был еще до ВГИКа. Мне понравилась сама суть: ты путешествуешь и рассказываешь историю людей, создаешь некий документ. Я заранее определился, что хочу заниматься документальным кино, для меня это тогда и по сей день было важно.
ВГИК на тот момент был единственным вузом, который специализируется на кино, имеет богатую историю. Дорога сама привела меня туда. Я ни капли не жалею о выборе – это было одним из лучших времен для меня.
Когда человек поступает во ВГИК, для мастера и комиссии важно увидеть, что у тебя есть какой-то внутренний запал, желание, стремление к выбранной стезе. И думаю, что меня мои мастера взяли, потому что увидели во мне это.
Когда мы начали снимать, я, конечно, не думал о фестивалях или какой-то славе. Я настроил себя на то, что нужно сделать классную историю: я давно думал о продолжении съемок охотников на бивни мамонта, это была идея моего дипломного фильма. Я понял, что это большая возможность рассказать историю моих земляков из Булунского района, это моя родина – кто, если не я, сможет сделать это? Я отправился туда вдвоем с напарником Володей Егоровым на два месяца. Отсняли, привезли историю, начали монтировать, и поняли, что в этом есть что-то интересное.
– Можно ли зарабатывать, снимая только документальное кино?
– Когда ты только начинаешь им заниматься, то, наверное, не стоит ставить деньги на первый план. Очень важно правильно выбрать творческий путь и идти по нему, рассказывать те истории, которые тебе важны и близки. Потом со временем, если человек талантлив и будет полностью отдаваться своему делу, я думаю, постепенно начнут приходить какие-то деньги.
– В последние несколько лет кино, снятое в Якутии, пробивается в российский коммерческий кинопрокат, получает крупные кинопремии. Как вы думаете, почему у критиков и зрителей появился интерес к якутскому кинематографу?
– Мне кажется, для многих зрителей это что-то новое. Люди рассказывают историю из своей деревни, своего района. Якутия – достаточно отдаленный от центральной России регион – шесть тысяч километров от Москвы. Свой менталитет, своя культура, язык, другой уклад жизни. И, на мой взгляд, люди там очень тесно связаны с природой, исконной культурой. Люди рассказывают про себя сами, и это ценно. Если история честная, настоящая, искренняя, это всегда чувствуется, даже если снято было не очень профессионально. Мне кажется, зрители и кинокритики почувствовали эту настоящую свободу, самобытность. За счет этого и образовалась волна якутского кинематографа.
National Geographic