ТО, ЧТО ПРОИЗОШЛО в начале января 1959 года в Западном полушарии, посреди Карибского моря, и что серьезно накренило политическую ось планеты, для нас в России осталось тогда почти незамеченным. Не помню, чтобы это меня и моих коллег потрясло. И повсюду в нашей стране бегство кубинского диктатора Батисты и приход в Гавану повстанцев воспринималось как ординарное событие. Нас волновали другие страсти: советская ракета ушла в сторону Луны. В Кремле собрался XXI съезд КПСС… Началась хрущевская семилетка… О происшедшем на далеком острове «Советская Россия», например, опубликовала несколько коротких заметок под стандартным заголовком «События на Кубе», из которых только выяснилось, что проамериканская диктатура рухнула и что неведомое «Революционное движение 26 июля» провозгласило свободу. Повстанцев возглавляет молодой юрист Фидель Кастро… Да и на самом XXI съезде в том же январе, где собрались почти все коммунистические лидеры мира, не было бурной реакции на это событие, можно сказать, вообще никакой. Кубинские представители даже не упоминались в перечне гостей. И не последовало никаких приветствий революционерам-победителям, ни заявлений солидарности…
Кто такой Фидель Кастро Рус? Почему он во главе революции? Какая это революция?.. Мы, вчерашние выпускники МГУ, знали имена знаменитых латиноамериканских лидеров: уругваец Родней Арисменди, чилиец Луис Корвалан, кубинец Блас Рока… Но Фидель Кастро, молодой юрист?! Однако уже через пару лет портреты пламенного бородача наклеивались на стены наших редакционных кабинетов так же часто, как изображения великого Хемингуэя.
Уже 20 месяцев спустя, после прихода повстанцев в Гавану, Фидель Кастро встречался с Хрущевым, и не где-нибудь, а в цитадели империализма – в Нью-Йорке. Еще через полтора года с небольшим Кубинская Свобода держала жестокий экзамен на Плая-Хирон. Затем осенью 1962-го грянул Карибский кризис, и здесь уже Куба опиралась на могучее плечо Советского Союза. На четвертом году Кубинской Свободы Фидель Кастро приехал в СССР. Это уже был революционный вождь с всемирной известностью. Его встречали как Гагарина (с которым он уже побратался), как великого героя. И тогда же провозгласили Героем Советского Союза – настолько близкой, родной стала Куба.
Кастро пробыл у нас необычайно долго, за шесть недель облетел всю страну: от Баренцева моря до Кавказа, от Украины до Сибири и Средней Азии, от Невы до Волги. Всем существом своим ему хотелось осязать, впитывать реальный советский социализм. В телевизионных репортажах отовсюду мы видели его в гуще советских людей с ненасытными разговорами, внимательными глазами.
Случилось так, что в тот день, когда Фидель должен был приехать к журналистам и рабочим комбината «Правда», я в качестве дежурного редактора выпускал в типографии очередной номер «Комсомольской правды».
Помнится, был изнурительный жаркий июньский день с душным до полуночи вечером. И почти до полуночи не было Фиделя. Мы уже отчаялись. Он появился в цехе именно около полуночи, когда бригада «Комсомолки» сдавала последнюю, заглавную, полосу. К нам на выпуск его привел главный редактор «Правды» Павел Алексеевич Сатюков и указал на дежурного редактора. Энергичное рукопожатие. Мы буквально пожирали глазами этого удивительного пришельца из Революционного космоса. Ярко запечатлелась высокая атлетическая фигура в походном армейском мундире. Огромные, высоко зашнурованные ботинки, будто шагать в них и шагать еще по отрогам Сьерра-Маэстры. Знаменитая черная борода и над ней нежное, тонкое лицо с живым изучающим взглядом.
Фидель задал мне несколько коротких точных вопросов о молодежной газете, взглянул на наш ветхозаветный талер с тарахтящим прессом для «тискания» полос, увидел в моих руках первополосную голубую матрицу, какие отправляются в стереотипный цех, и вопросительно кивнул. Я попросил его оставить автограф на матрице для музея «Комсомолки». Он достал фломастер и расписался. Со мной был еще чей-то выразительный рисунок головы Фиделя в профиль в берете. И на нем был запечатлен автограф.
П.А. Сатюков дал понять: встреча завершается. Я, конечно, не посмел задавать какие-либо вопросы. Не время, не место, да и вообще они прозвучали бы нелепо. А вопросы, как мне казалось, были о главном. Что такое Кубинская революция – социалистическая, как Октябрь, или какая? Где были коммунисты в дни «Монкады» и Сьерра-Маэстры? Какие отношения с Бласом Рокой? Что значит для Фиделя Ленин, марксизм вообще?.. Ну и так далее. В ту пору после МГУ и XX съезда партии я всерьез переучивался, многажды перечитывал Ленина, открывшиеся документы Октября и социалистического строительства, выстраивая для себя логику революционных процессов и общественного развития. И Куба, казалось, не укладывается в эту логику. Конечно, ночью в цехе, при людском скоплении, не могло получиться разговора об этом, даже если бы Фидель не торопился… Но потом – годы и годы – я постоянно «разговаривал» с Фиделем, изучая его откровенные и пламенные выступления, атакующие дискуссии, мудрые собеседования. И я нашел ответы для себя. Логика великих общественных процессов не только не пострадала, а, наоборот, укрепилась.
ИЗ НАШЕЙ политической школы мы усвоили: чтобы стать революционером, надо овладеть революционным учением, системой представлений об общественном развитии, основами марксизма-ленинизма. По учебникам оно, может, и так, а действительность, в частности кубинская действительность середины прошлого века, отнюдь не укладывается в постулаты составителей учебников. Гаванский студент, а затем молодой адвокат Фидель Кастро пришел в революцию вовсе не коммунистическим лидером. Да, он поддерживал отношения с представителями молодежной организации коммунистов и даже с некоторыми руководителями Компартии, но в партии не состоял. Более того, разрабатывал собственную стратегическую линию революции на Кубе. «Может показаться парадоксальным, – рассуждал он два десятилетия спустя после университета, – что революционерами называют людей, которые не являются марксистами-ленинцами. Но никакого парадокса в этом нет. Мы называем революционером человека, который не согласен с существующими устоями общества, в котором он живет, с несправедливостью, царящей повсюду, который имеет инстинкт и призвание борца, инстинкт и призвание революционера».
(А мы еще довольно снисходительно, если не осуждающе, поглядываем порой на подвиги российских бунтарей, готовых к самопожертвованию.)
Само «Движение 26 июля», возникшее и развивавшееся вне рамок Компартии, было ярким свидетельством особости кубинского революционного процесса. Компартия, по убеждению Кастро, не могла тогда ставить перед собой цели захвата власти, хотя власть на Кубе можно было взять именно революционным путем. Коммунисты этого сделать не могли, потому что все общество было густо протравлено американским антикоммунизмом. Так же обстояло дело и в самих США. Прессом глубокой лжи и клеветнической пропаганды американская машина заштамповала головы миллионов людей и создала труднопреодолимую антикоммунистическую атмосферу.
Фидель вспоминал первые годы революции:
«Иногда, из любопытства, мы спрашивали у разных людей, в том числе и у рабочих:
– Согласны ли вы с законом об аграрной реформе? Согласны ли вы с законом о квартплате? Согласны ли вы с национализацией банков?
Мы задавали вопросы последовательно о каждом из этих законов:
– Согласны ли вы с тем, что банки, где находятся народные деньги, вместо того чтобы принадлежать частным лицам, должны быть в руках государства, чтобы эти средства можно было использовать для развития экономики, в интересах страны, а не тратить по желанию частных лиц, которые владеют банками?
Нам отвечали: «Да».
– Согласны ли, что эти рудники должны принадлежать кубинскому народу, а не иностранным компаниям, не каким-то типам, которые живут в Нью-Йорке?
– Да.
Таким образом поддержку встречали каждый из революционных законов и все они вместе. Тогда мы задавали вопрос:
– Согласны ли вы с социализмом?
– О нет, нет, нет! Никоим образом!
Невероятно, насколько была предубежденность…»
(Этот поучительный эпизод и вывод Фиделя вновь и вновь убеждает, что российский коммунизм и коммунистическая идея вообще истребляются ныне «под ноль» всей мощью соединенных сил буржуазной пропаганды обоих полушарий. Холодная война сместилась сугубо на идеологический фронт. Коммунисты не могут, не имеют исторического права всего лишь прозябать на этой войне. Противостояние антикоммунизму всеми силами и средствами, наверное, самая главная задача левых сил. Если удастся империи зла похоронить революционные идеи – реанимация произойдет нескоро.
Жизнь Фиделя Кастро со студенческих лет до сегодняшнего дня – образец стоического, победного противостояния самым могущественным и жестоким силам мирового зла. Его подвиг войдет в мировую историю, но это и живой пример, а может быть, и укор для многих из нас.)
Я был глубоко потрясен, когда впервые прочитал речь Фиделя на судебном процессе по делу участников нападения на казарму Монкада.
27-летний молодой человек в суровых застенках, лишенный элементарных удобств, литературных и научных источников («принес в сердце и сознании»), создает выдающийся документ – свой социалистический манифест. В нем изложены воззрения молодого революционера, определены действия революционной власти, когда она возглавит страну, сформулированы программные задачи «Движения». И он открыто бросает это в лицо стражникам и судьям, отобранным диктатором. А затем, уже осужденный, добивается от сподвижников, чтобы «Речь» в самые короткие сроки максимальным тиражом распространилась в обществе, ибо она «содержит программные и идеологические установки, без которых невозможно думать ни о каком по-настоящему большом предприятии». Понимая опасность, советует товарищам: «Действуйте столь же тщательно и осмотрительно, будто речь идет об оружии». Это действительно было социалистическое оружие.
Конечно, то, что Фидель принес на суд «в сердце и сознании», постигалось знанием. Еще в университете он изучал «Манифест коммунистической партии», труды Маркса, Энгельса, Ленина. Признаться честно, говорил Фидель, многое из того, что совершалось в ходе революции, отнюдь не было изобретено нами… В конце университетского курса он уже находился под большим влиянием марксовой теории. «Не скажу, что был уже марксистом-ленинцем, вовсе нет… Возможно, у меня было еще 2 миллиона буржуазных предубеждений и еще кое-какие идейки». Но, считает Фидель, если бы не было предубеждений, он, видимо, не смог бы сделать своего вклада в революцию. Затем он твердо определит: «Незнание марксизма-ленинизма – большой минус для любого революционера… Можно с уверенностью утверждать, что есть только одна революционная наука и такой революционной наукой является марксизм-ленинизм… Все остальное – чепуха, пустяки, эрзацы».
Также Кастро пришел к выводу, что социалистическому развитию страны, революционному народу нужна единая партия революции с единой, подлинно научной идеологией. Не может быть двух, трех, четырех революционных движений. «Это абсурд, домыслы контрреволюции, – считал он. – В конечном счете, есть только революция и контрреволюция».
(Мы в России все это, как говорится, проходили – и понесли немалый урон от коммунистической разрозненности. И теперь видим: антинародная власть уже ловко пользуется рычагами раздробления, создавая всяческих клонов в стане левых сил.)
Кубинская революция выпестовала единую, боевую, сплоченную Коммунистическую партию Кубы во главе с Фиделем Кастро. Весь наработанный предшественниками опыт и нравственные ценности молодой партией были взяты на вооружение, пионерам комдвижения открыто широкое поприще, их чествовали с великим достоинством. Выступая на торжествах по случаю 50-летия первой марксистско-ленинской партии, Фидель Кастро особо отметил старых бойцов и выделил имя товарища Блас Роки. Он 26 лет руководил партией, был учителем целых поколений революционеров. О нем с восхищением говорили товарищи и с ненавистью – враги. Фидель относит его к числу самых благородных, самых человечных и самых бескорыстных людей, которых он когда-либо знал. «Я всегда с волнением вспоминаю тот день, – некоторое время спустя, после революции, признавался лидер Кубы, – когда после завершения процесса объединения революционных сил Блас Рока передал в мои руки славное знамя первой Коммунистической партии Кубы».
НЕСКОЛЬКО раз в публичных выступлениях Фидель вспоминал эпизод на суде по делу о штурме казармы Монкада. Обвинители предъявили в качестве тяжкой улики книгу Ленина, изъятую при обыске, и развернули атакующий допрос. Пренебрегая осторожностью, Фидель в сердцах воскликнул: «Да, мы читаем Ленина. А тот, кто не читает Ленина, – невежда».
Классический пример революционного рыцарства – так безоглядно защищают имя авторитетнейшего учителя. Имя Ленина Фидель поминает с таким же уважением и ученической благодарностью, как и имя Хосе Марти. Прослеживая «отношения» Фиделя Кастро с Владимиром Ильичом, я с радостью отмечал: хорошо, что он не обучался в наших академиях разнообразных наук, а обращается к живому ленинизму по необходимости, по душевной потребности. Для того чтобы определить революционные перспективы, разобраться в сложных вопросах государственного строительства, найти точные критерии в оценках классовых проявлений, опереться на безусловный авторитет в политическом и нравственном воспитании коммунистов… Так сам Ленин испытывал необходимость «посоветоваться с Марксом». Вы не найдете в трудах и речах лидера Кубы поминания имени «всуе», Ленин всегда работает вместе с Кастро на кубинскую революцию.
Фиделю не требуются «цитаты для иллюстрации», он извлекает из ленинского наследия методологию революции, способы воздействия на общественные процессы, уроки диалектики. Он прямо-таки восхищается способностью пролетарского вождя анатомировать многомерные явления, выстраивать цели и направления борьбы партии, находить «главное звено» для себя как предводителя. Фидель с сочувствием и пониманием воспринимал все гнетущие жестокости и противоречивые обстоятельства начала минувшего европейского века, в которых пришлось действовать Ленину. Но из преодоления их как раз и множилась сила творческого ленинизма, возрастал арсенал идей, востребованных поныне. Как-то Фидель предложил своим слушателям: представьте, что Ленин родился бы не в свое время, а где-нибудь в XVIII веке. Он не сумел бы развить теории, которые он развил, как вождь российского пролетариата, как проводник идей марксизма…
«В чем состоит великая заслуга Ленина? Великая заслуга Ленина состоит в том, что, восприняв учение Маркса, он защитил его от всех ревизионистов, очистил от всяких извращений, от всяких ревизий и толкований, которые пытались внести в учение Маркса… Чрезвычайная заслуга Ленина в том, что он верно истолковал учение Маркса, применил его на практике и развил его применительно к новым условиям, условиям, созданным революционной партией, находящейся у власти, развил учение в целом и, вне всякого сомнения, показал себя теоретиком исключительного масштаба».
На судьбе ленинизма Кастро хочет показать, что революционные истины не достаются как манна небесная. Они возникают из социальных противоречий, проходят адское чистилище и тогда только становятся непреложным законом жизни.
В день ленинского столетия лидер Кубинской революции сделал блестящий по стилю, искренний по сопереживанию, глубокий по осмыслению доклад. По нему можно было составить представление, как выстраивается ленинизм Кастро. Ни грана доктринерства, ни тени догматизма, никаких схем и икон. Но живая душа ленинского учения, наиболее полный свод идей, определяющий строительство справедливого общества и подлинно народного государства – это глубоко воспринято. И уложено в партитуру кубинской действительности. У Кубы своя песня в общечеловеческом хоре. Вот это понимание своеобразия фактических особенностей в каждой стране и выделял Фидель в ленинском учении. Не для того, чтобы прикрываться пресловутой «спецификой», а для того, чтобы сам процесс имплантации социалистических идей протекал при благоприятных показаниях жизненного пульса страны, социального давления, качественного состава крови… Фидель будто берет стволовые клетки великого учения и на их базе взращивает молодое тело кубинского социализма. Это творчество проходит в невероятно сложных условиях. Но проходит! Теперь из его уст мы слышим вдохновляющие откровения революции, именно он по-ленински дерзко скальпирует глобалистский империализм, именно он – учитель поднимающихся ныне народов. Фидель Кастро, безусловно, самый выдающийся марксист-ленинец современности.
Кастро искренне восхищался оптимизмом Ленина. Но, надеюсь, не будет некорректным сказать, что большего оптимиста, чем сам Фидель, невозможно назвать среди революционных политиков, и не только нашего времени. К этой его определяющей черте надо добавить еще две: Верность и Бесстрашие.
Сейчас, когда у больничного ложа команданте империалистические бесы и их прихвостни устраивают виртуальные пляски, нельзя не вспомнить фрагмента из диалога Фиделя Кастро с известным ооновским деятелем Федерико Майером Сарагосой, опубликованного в нашей газете. Гость кубинского лидера затрагивает деликатную тему…
– Никто не бессмертен: ни главы государств, ни обычные люди. Не считаете ли вы, что было бы мудро подготовить себе преемника, хотя бы только для того, чтобы уберечь кубинский народ от травмы хаотического перехода?
Фидель Кастро: «Я очень хорошо знаю, что человек смертен, и моя жизнь строилась на том, чтобы никогда не тревожиться об этом. Когда мятежный характер побудил меня заняться рискованным делом борца-революционера, к чему меня никто не принуждал, я также знал: весьма маловероятно, чтобы я долго оставался в живых. Я не был главой государства, а был очень обычным человеком. Я не унаследовал никакой должности, я не король, поэтому мне нет нужды готовить себе преемника, и, во всяком случае, это не было бы никогда с тем, чтобы избежать травмы хаотического перехода. Не будет травмы, и не будет необходим какой-либо переход».
Переход от одной общественной системы к другой совершается уже более 40 лет. Речь идет не о замене одного человека другим.
Теперь, когда настоящая Революция укрепилась и посеянные идеи и сознательность начали давать плоды, ни один человек, каким бы важным ни был его личный вклад, не является незаменимым. На Кубе не существует культа личности. Нигде не увидишь официальных фотографий, нет улиц, скверов или школ, носящих имя живых руководителей. Обязанности в большой степени разделены, работа распределена между многими. Многочисленные молодые и уже опытные люди вместе с менее многочисленной группой революционеров-ветеранов, с которыми они себя глубоко отождествляют, – вот те, кто приводит в действие страну. И не надо забывать: существует партия, пользующаяся большим престижем и моральным авторитетом. О чем же беспокоиться?
В этом очерке я не могу удержаться и еще от одного свидетельства личного характера. Сорок лет спустя после памятной встречи в наборном цехе я получил еще один драгоценный автограф. Имя Фиделя Кастро стояло на документе, присланном мне из Гаваны. Это было постановление Государственного Совета Кубы о награждении главного редактора «Советской России» орденом «Солидарность». В качестве «признания твердой и солидарной позиции по отношению к нашей стране…», «поддержки нашего народа и его Революции». О постановлении 3445 сказано, что оно совершено 17 июля 2002 года, «Года Героев – узников империи». Орден вручил мне посол Карлос Пальмарола.
Конечно, между встречей в июне 1963-го и июлем 2002-го нет никакой персональной связи. Но есть, видимо, какой-то свой порядок в революционном космосе, есть ощутимая историческая породненность миллионов людей на планете, посвящающих себя служению ленинскому идеалу.
И тогда Фидель решил…
Меньше чем через год после победы революции в провинции Камагуэй была предпринята попытка поднять восстание. Во главе мятежа стоял Уберт Матос, командующий вооруженными силами этой провинции. Интересно, что этот человек участвовал в партизанской войне на стороне повстанцев, и отряд под его руководством даже отличился в боях в районе Камагуэя – он одним из первых вступил на территорию провинции. Однако уже в это время произошло первое столкновение Матоса с Фиделем Кастро. Причиной послужило то, что после боя Матос оставлял своему отряду лучшее оружие вопреки приказу отдавать все захваченное оружие в Главный штаб.
И вот через несколько месяцев после установления новой власти Матос пытается реализовать свой план мятежа. Он посылает письмо Фиделю с просьбой об отставке. Уберт Матос заявлял в нем о своем несогласии с политикой руководителей революции в отношении коммунистов, о «коммунистическом проникновении» в правительство. Это письмо преподносилось Матосом как «личное», однако широко распространялось на территории провинции. Его копии были направлены офицерам гарнизона, местному руководству «Движения 26 июля», а также в различные общественные организации. Расчеты Матоса, казалось бы, оправдывались – руководители провинции, в свое время назначенные им как командующим вооруженными силами Камагуэя, готовы были подать в отставку. О своей отставке уже заявили некоторые офицеры Повстанческой армии (в общей сложности таких офицеров было 14).
Обо всем, что происходит в провинции, а также о том, что выступление мятежников назначено на следующее утро, Фиделю поздно ночью 20 октября по телефону сообщает Хорхе Энрике Мендоса, начальник отделения Национального института аграрной реформы в провинции Камагуэй. «Положение настолько осложнилось, что даже стали раздаваться отдельные голоса, требующие разъяснить причины отставки Матоса и определить идеологическую направленность революции, ее границы», – рассказывал Мендоса.
К утру 21 октября Фидель Кастро уже был на месте. Он собрал жителей Камагуэя, и тысячи людей во главе с Фиделем направились к казармам, где находились заговорщики. Свидетели этого события утверждают, что оно производило сильное впечатление: Фидель без охраны и без оружия идет к казармам, а за ним движется множество людей. Казармы были заперты, и Фидель со всей силы ударил по воротам ногой – этого оказалось достаточно, чтобы они распахнулись. Пораженные часовые замерли на пороге, не посмев воспрепятствовать хлынувшей в ворота толпе. Попытка контрреволюции провалилась. Мятежники были арестованы и вскоре предстали перед судом.
Валентин ЧИКИН
