За скромной табличкой «Сеп» скрываются три улицы и всего четыре сотни жителей – деревня расположена в 15 километрах от удмуртского райцентра Игры. По центральной улице Труда на велосипеде стремглав мчит женщина. Это Татьяна Ксенофонтовна Мосова – директор сепского Дома культуры, где расположены Музей исчезнувших деревень и студия звукозаписи. Татьяна Ксенофонтовна забыла дома пароль от сайта грантов, а теперь он срочно понадобился в офисе. Еще полтора года назад, чтобы поймать GSM-связь в сепском ДК, надо было поставить на подоконник стол или стул, взобраться на конструкцию и несколько минут размахивать телефоном. Дома для этих целей годился чердак, но иногда приходилось взбираться на гору. 4G и нормальная сотовая связь появились в Сепе только в январе 2020 года.
Дом Ксенофонтовны стоит в 300 метрах от Дома культуры. Рядом строится сын – как и многие, он решил переехать из райцентра в деревню, поближе к родителям.
Рабочий день Ксенофонтовны начинается задолго до рассвета: 25 литров молока в день, которые дает корова Юлька, сами себя не надоят. Юльку зовут «общественницей»: творог и масло, которые подают всем гостям Сепа к табаням (удмуртским лепешкам), делают на ее молоке. Швейцарские гости соглашаются, что путь к культурному диалогу лежит, в том числе, через желудок.
В деревенском Доме культуры суета. В Сеп приехали швейцарские музыканты – провести мастер-классы и поработать с жителями в сельской студии звукозаписи. Уже неделю Илья и Трикса записывают новые треки с сепским хором ветеранов, извлекают звуки из лаптей и все вместе читают истории для радиопьесы. Всякий, кто приезжает в Сеп, невольно сравнивает его с Широм из «Властелина Колец». Такие же зеленые холмы, уютные домики, дружные пиршества на всю деревню и добрые-добрые местные жители.
***
Ксенофонтовна руководит сепским Домом культуры 30 лет. Мы стоим с ней в выставочном зале ДК, где сейчас экспонируется интерактивная выставка «Сепские былички». Гостям показывают короткие ролики-сказки по мотивам удмуртских легенд: их сняли сами жители. ЖК-экраны дополняют картонные инсталляции с глиняными фигурками внутри.
В 90-е ветшающее здание клуба культработники ремонтировали своими силами. Заготавливали зимой бревна для балок на крышу. Чтобы его привезти, со слезами вымаливали конторский трактор, один на всю деревню. Но сейчас Дом культуры не узнать: в 2018 году Сеп выиграл грант – 10 миллионов рублей – на создание центра инноваций. Районная администрация на условиях софинансирования должна была найти минимум 3 миллиона рублей, а нашла в итоге вдвое больше. На эти деньги жители три года подряд сами реконструировали старое здание сельского ДК.
Теперь тут просторный и светлый актовый зал со сценой, малый зал для творческих мастерских, костюмерная, кухня, коворкинг. С отдельной гордостью Ксенофонтовна показывает несколько туалетов, один из которых для людей с инвалидностью. Вишенка на торте – собственная, оборудованная по последнему слову техники студия звукозаписи.
Концепцию реконструкции ДК разрабатывали самарские студенты, а курировала проект ижевская автономная некоммерческая организация KAMA Records. Ее директора, Александра Юминова, в республике и за ее пределами называют «патриархом ижевской электронной музыки» и «культуртрегером». Юминов не против таких регалий.
Название проекта – Sep Community, уверяет он, никак не диссонирует с удмуртским: даже чисто фонетически «комьюнити» созвучно местным диалектам. Сами активисты не против названия, но им ближе слово «сообщество».
С Юминовым жители Сепа познакомились задолго до реконструкции сельском Доме культуры, почти 15 лет назад. Тогда он приезжал с этнографической экспедицией вместе с лингвистами и фотографами.
***
«Живу хорошо. Скот перестала держать. Уже не могу. Наши Лужаны начинают исчезать. Улица стала такой унылой. Совсем уже не хочется жить. Деревню очень жалко. Приезжай летом, как начнет зреть малина. Смотрю в окно, а виден только лес. Людей совсем уже нет. Слезы бегут».
В центре экспозиции Музея исчезнувших деревень в Сепе – письмо Елизаветы Трониной, написанное в 1991 году соседу, переехавшему с семьей в город. Ее деревня исчезла, как продолжают исчезать тысячи других российских деревень. Но Сеп по-прежнему жив.
За проект взялись в основном культработники и активисты из Сепа, 10–12 человек. Многие интервью брались на удмуртском языке, и тогда уже подключалась вся деревня: интервьюеры звали деревенскую интеллигенцию, бывших школьных учителей и врачей.
На капремонт здания – гранты на это получить нельзя – деревня нашла почти 700 тысяч рублей: помогли местные власти и спонсоры. Жители так загорелись идеей, что их было не остановить.
«Музей исчезнувших деревень»: создан по инициативе местных жителей», – написано на стенде у входа в музей. Помещение небольшое – 96 квадратных метров с колоннами посредине. Первое впечатление: это точно какой-то европейский музей. Но оно обманчиво, потому что в него очень аккуратно и бережно упакован удмуртский колорит.
Проект для музея разрабатывали тоже самарские студенты. В центре музея италмас – желтый цветок, национальный символ удмуртской культуры. Это пространство в виде раскрывающегося бутона, в котором можно полистать те самые музейные альбомы или почитать библиотечные книжки. В центре цветка и хранится письмо жительницы исчезнувших Лужан.
Алевтина Мосова, которая сейчас в ДК ведет кукольный кружок и проводит мероприятия для детей, приехала в Сеп почти 40 лет назад по распределению – методистом в Дом культуры. С большим чемоданом и большим желанием жить и работать в Сепе: несколько лет она штудировала заметки про Сеп в районной прессе и знала, что там развитая художественная самодеятельность и сильный колхоз.
В райцентр за ней послали единственный транспорт, который выезжал зимой из Сепа в район, – молоковоз. «Зашла – никого нет, а [сельский] клуб открыт! Я так удивилась, помню. Какое-то всеобщее доверие. Посетители клуба играли в бильярд». Перед отъездом из района ее стращали: «Даже до лета не доживешь». Весной поняла почему: как-то Алевтина шла и увязла в болоте, ее тащили коромыслом. Деревню размывало так, что нельзя было перейти улицу, – деревянные тротуары, и «куры застревали». В райцентр тоже не выехать, дороги не было. Режим самоизоляции в отрезанной от мира деревне.
***
«Мы почему-то всегда первые все начинаем», – говорит Ксенофонтовна. Она первой в Сепе освоила фототехнику и не расстается с фотоаппаратом уже 15 лет, у нее скопился многотысячный архив жизни деревни.
Районный конкурс благоустройства территорий тоже когда-то начался с Сепа: 30 лет назад Ксенофонтовна, придя на пост директора ДК, начала высаживать цветы. Сельчане недоумевали: «Зачем клумбы? Все равно будут рвать». Но никто не рвал, сейчас Дом культуры и прилегающие территории утопают в цветах и зелени.
С тех пор, как Алевтина приехала в деревню, много воды утекло: даже сама речка Сеп пересохла. На удмуртском Алевтина давно говорит лучше, чем на русском, и не жалеет, что однажды приехала и осталась в Сепе. Но удмуртской речи стало заметно меньше: нынешние дети, когда слышат удмуртский, подкалывают бабушек: «Опять по-английски начали говорить? Переведи!»
***
Здание сепской администрации нисколько не выбивается из экстерьера деревни. Одноэтажная деревянная избушка и три окна с резными наличниками. Над крылечком пришпандорен российский триколор, а покатая входная дверь не выше полутора метров: чтобы войти, придется пригнуться.
«В Сепе очень гибкая и демократичная администрация, с этим жителям всегда везло, – говорит автор сепских проектов Юминов. – Вся уникальность сепской истории в этом: они не просто говорят людям «да» и хлопают по плечу, а бьются за них и вместе с ними».
Так было, когда сначала у библиотеки пришлось «экспроприировать» здание для музея, потом – когда пришлось срочно искать деньги на капремонт сельского ДК. И еще много-много раз.
Музей – как первый проект – вообще дался Сепу непросто. «Библиотекарем тогда была бабулечка, которая вцепилась в свое детище буквально когтями, – вспоминает Юминов. – Последней каплей для меня было, когда я приехал и увидел: новые музейные экспонаты подвинуты, на подоконничке поставлена рассада… А там же новые окна вставлены, новое отопление, тепло, хорошо, это же идеальная история для выращивания рассады!» Сейчас район открывает единый музейно-туристический центр, и Музей исчезнувших деревень станет его филиалом. Пока экскурсии приносят деревне небольшие, но ощутимые 10-20 тысяч рублей в месяц. Они, как и другие источники скромного дохода от сельского туризма, остаются в Сепе. Мы сидим с активистами за круглым столом коворкинга в Доме культуры. Главных вопросов два: почему они остаются в Сепе и что помогает деревне выживать? Ответ на первый вопрос тесно связан со вторым.
В 2010 году отставной оперуполномоченный игринского ОВД и житель деревни Пежвай Василий Лекомцев вышел на пенсию и решил восстанавливать совхоз, который развалили в 90-е. Так появилась предприятие «Родина». Сейчас в совхозе трудятся 77 человек. В хозяйстве – 400 дойных коров и 380 крупнорогатых (телята, быки и недойные коровы), 18 тракторов, 1 грузовик, 3 зерноуборочных и 2 кормоуборочных комбайна.
Выручка растет, а вот чистая прибыль падает – за 2020 год упала почти вдвое, с 9 до 5 миллионов рублей. Помимо должности директора и совладельца совхоза, он еще депутат сельсовета. В селе его любят и уважают. Без Лекомцева, уверены местные, не было бы никакого Сепа: «Кто бы еще с нами так нянчился, с каждым работником?»
В летнее время зарплаты в колхозе бывают выше районных: доярки получают от 30 тысяч рублей, механизаторы – больше 50.
Но кроме совхоза – в Сепе многие называют его «фермой» – работать больше негде. В школе девять классов – по одному на каждый год обучения, один детский сад. Многие из-за этого уезжают. Многие живут в Сепе и работают в районе или вахтами. А многие – как сын Ксенофонтовны и дети других жителей – переезжают в Сеп. Поэтому в итоге деревня выходит «в ноль».
Удивительно, но несмотря на бескрайние поля и просторы, купить участок в Сепе – проблема. «Земли много, а участков нет», – разводят руками жители. Аукционы и межевания стоят денег, не все готовы платить. Многие «держат» участки, но не продают: «Думают, крымские цены будут и они поднимутся», – говорят активисты ДК. Стандартные 15 соток в Сепе стоят до 100 тысяч рублей (у многих старожилов, правда, огромные участки – по 50 соток).
Руководитель ветеранского хора Алексей Лекомцев вернулся в Сеп из другой деревни несколько лет назад. Он считает, что купил 40 соток с деревянным срубом 60-х годов очень выгодно – за 180 тысяч. Участок с двухэтажным кирпичным домом стоит в районе миллиона. Газа в деревне пока нет, подключить обещают, но когда – непонятно. Заготовка дров не пугает, сепские зимы – тоже.
***
Кажется, что в Сепе нет случайных людей. Даже те, кто уезжал и повидал столицы, говорят, что не могли дождаться: скорей бы домой.
Те, кто остался, говорят примерно одно и то же: «В городе и солнца не увидишь. Одни дома перед тобой». «Я патриот. Где родился, там пригодился». «Это место, которое притягивает и тормозит тебя». «Я свой Сеп ни на что не променяю!»
Помимо растущего «функционала» деревни, Сеп – еще и просто вдохновляющая территория для художников, поэтов и музыкантов. Место, где хочется творить.
«Леша [руководитель хора] почему, думаете, приехал? – спрашивает Ксенофонтовна. – Он в нас верит. Представляете, взял и приехал?»
Алексею чуть за 30. После долгой паузы он говорит, что приехал в Сеп раз и навсегда: «Кто такой поэт, если нет композитора, кто такой композитор, если нет исполнителя, кто такой исполнитель, если нет слушателя? Тут все есть. Это ли не счастье?»
