1
Чичиков главный персонаж «Мертвых душ» или все-таки Россия?
Буйная и таинственная, долго запрягающая и несущаяся тройкой, не сделавшаяся за две века понятнее даже самой себе?
Шармёр Чичиков, какой сегодня не воспринимается подлецом – о! еще бы! В мире товарно-денежных отношений, где вынуждены жить все, его афера тянет скорее на подвиг, сколько бы Гоголь не разоблачал оную…
Персонажи уничтоженных частей – того, что осталось от них – играют яркостью не в меньшей степени, чем хрестоматийные Плюшкин и Ноздрев: чего стоит один Петух с его бесконечной едой; но вот Муразов – миллионер благородного образа мыслей и аскетичного образа жизни – не наполнен кровью реальности: ибо не бывает таких Муразовов в действительности, невозможны они, несовместимы денежный избыток и душевная стройность.
Гоголь-тайна, Гоголь-сказочник – и страшные сказки нависают над нами, то очаровывая, то предупреждая: помните, что случилось с персонажем «Портрета»? Бойтесь денег, художники…
Хотя… как без них-то?
Вьются смыслы, волокна сострадания перевивают вечного Акакия Акакиевича, и грозит он с того света, появляется призраком: не обижайте малых сих! Не трогайте маленьких!
Да всё равно – и обижают, и трогают, и всегда будет так.
Литература никого ничему не учит – особенно в нынешнем мире, когда и сама-то она смотрится архаикой.
Сверкает гоголевский язык: роскошный, несколько неправильный, с самоцветами драгоценных слов, с немыслимыми сочетаниями; хлесткий, кипящий, точно из бездн своих производящий новых и новых персонажей…
Грустно смотрит столь многому учивший нас Гоголь: и через образный строй своих книг, и через «Выбранные места…», каковые, в сущности, и являются третьей – райской – частью «Мертвых душ»; и через пример истовой и истинной веры своей – недоступной нам, непостижимой в дебрях тайны своей…
Многому учил – да разве нас научишь?
…и вертятся современные Чичиковы, выгадывая и выкраивая, и брешут Хлестаковы, не остановить, и новые господа обижают новых Башмачкиных.
Ибо, как было сказано – «Скучно на этом свете, господа».
2
Чичиков соответствует времени нынешнему – как, вероятно, будет соответствовать почти всем временам: пока человек не изменится физически, не станет другим физиологически, пока он будет оставаться природным буржуа, мещанином, рантье…
Подлинно ли души умирают в недрах тел: ибо именно это, как известно, и имелось в виду?
Но это «иметь в виду» связано с порывами самого Гоголя – высокими, и устремлениями тонкими, куда там лучи Рентгена! Связано с убежденностью, что жить надобно темой духовного роста, постоянного совершенствования себя, тогда как жизнь хозяйством, как у Собакевича (крепкий, кстати, сильный хозяин) есть вариант внутренней низины, из которой не подняться уже…
Но типажи и образы «Мертвых душ» совсем не мертвые, коли вглядеться в окружающий нас человеческий пейзаж: большинство живет так, и, вероятно, будет еще жить неисчислимые гирлянды веков: свой дом, своя семья, достаток…
Что для человека важнее?
Но Гоголь не хотел оным жить, он рвался в космическую запредельность духа, для него выражавшуюся церковным деланием, он жаждал ухода в иные реальности, и – мечтал об усовершенствовании человека.
Россия жрет, спит, играет в карты…
Мчится на бричке – как вариант: но это движение по пути обогащения, а вовсе не полет в сокровенные пределы духа.
Всё конкретно, смачно, сочно, как гоголевские описания – еды ли, внешности людской, усадебного быта.
Мечтательность – порок, когда даже попытки реализовать мечты не производится: на сцену выходит Манилов, рассуждая о майском дне с именинами сердца.
Скукоженный Плюшкин противоречит тематике обычного русского размаха; но разнообразие людских типажей слишком велико, встречается и такое…
Россия, сильно изменившись внешне, остается очень похожей на гоголевскую Русь: и в учреждениях вечно встречаются кувшинные рыла, и аферисты выигрывают в большей степени, нежели люди, занятые устроением собственной души (впрочем, победы последних лежат в плоскости, не подлежащей объективным исследованиям).
Остается зайти во дворик и поглядеть на скорбный памятник Гоголю, так точно передающий поздние настроения самого грустного классика…
3
Страшный «Портрет», горящий и горчащий неистовостью предупреждения; «Невский проспект», растворяющий перспективой ступивших на него…
Главная ли «Шинель»?
Такого сгустка сострадания не ведала русская литература – а знала ли мировая?
Как жаль, что дойдя до вершин, пройдя многими изломистыми и извилистыми тропами, она забыла про феномен оный…
Сострадание… даже снег, кажется, проявляет его по отношению к Акакию Акакиевичу.
Даже снег.
…и идут вереницы таких – слабых, малых, не согретых жизнью: идут среди нас, будто не изменилось ничего…
И сияет феноменальный язык Гоголя, будто собранный из самоцветных камней, вместивший в себя столь многое, что захлебнешься, пробуя перечислить.
Художественность и боль, выразительность и сострадание: умножение, дающее результат, прободающий время.
Умножение высот, отрицающих низины.
4
«Утро делового человека», как круглая светящаяся призма, показывает лучи-реплики драматургического шедевра… который почему-то не возник.
Крутые, сильно сделанные механизмы гоголевской драматургии работают мощно, несмотря на мох времени…
Задор и мистика «Игроков», превращающие и колоду карт в персонаж.
…Говорит мне зять, Андрей Иваныч Пяткин…
И уже не важно, что говорит, ибо представляешь его: круглого, бритого, ленивого…
Собираются персонажи «Женитьбы» – из душистого теста жизни слепленные, великолепно выпеченные; собираются, наполняются начинкой бытия: чтобы навсегда отразиться в нашем.
Вспыхивает фитюлька Хлестаков, да горит криво, смрадно чадя – враньем, тщеславием, неумением концентрироваться на чем-то одном, бесконечным пустозвонством…
Другие собираются: а сколько их вокруг, в жизни: у этого нечто от городничего, у того – от Ляпкина-Тяпкина, у третьего – от того и другого.
А у самого-то?
Всех пробрал Гоголь, всё включил в чудную свою драматургию…
5
Так ли плох Чичиков?
Чичик, щеголь, всегда прекрасно одет, способный поддержать любую беседу, шармёр…
Он вполне потянул бы на героя сегодняшнего дня: но день этот, длящийся годы, давно перевернул понятие о солнце и тьме.
Задуманный подлецом, он и является таковым: с размахом проезжающий в бричке, несущейся, как Русь.
Больно быстро понеслась, замедлить бы…
Недра России – сонные, сытые, с Петрушками и Селифанами, с Коробочками, становящимися государственными людьми.
Не знаю такого помещика, нет такого помещика…
Мощно ест ничему не удивляющийся Собакевич; облако проплывает, и упрятанный в него на века Манилов, повторяется из века в век.
Как все они – вечным кружащие хороводом… как Ноздрёв: сколько таких вокруг!
Плюшкин редок: в России так не ссыхаются, но… ведь не пережил смерти жены, ведь после нее стал таким скукоженным, и… что уж теперь.
…небо Италии, выкипающее в синеве золота, так непохоже на небо России, простертое над бездной земли с бесконечными дорогами и мчащейся вновь и вновь бричкой, в которой сидит подлец, бывший бы сейчас героем…
6
Отчаянно едящая Россия: о! тут Петух забирает верх, держит первенство: тут самый смак процесса, тут жизнь, подчиненная еде полностью: но… с каким восторгом!
Плотно, веско, скучно, основательно употребляющий пищу Собакевич, более порхая – в этом плане – Манилов: и того попробует, и этого отведает…
Чичиков, садящийся за стол в любое время, и часто-часто чувствующий уже аппетит.
…странное сопоставление: Гоголь, стремящийся идти по пути духовному, Гоголь, чуть ли не умирающий от того, что духовник запретил ему монашескую стезю, – и такое пищевое изобилие…
Но ведь оно – портрет реальности.
…не замечали – еда отвлекает от мыслей?
Пышная и избыточная вдвойне.
Физиологи утверждают, что самое приятное для человека – есть.
Кто оспорит сие?
Физиология не слушает проповедей…
Гоголь изображал, как было: и смачность и сила изображения были чрезвычайно велики: врезались в память – не забыть.
Да и не стоит забывать.
7
Еда, заменяющая жизнь, еда, становящаяся фетишем, еда, дарующая эйфорию.
Ломящиеся столы Петра Петровича Петуха, соответствующие аппетиту Чичикова; осетры, поросята, раки, расстегаи, и прочее, и прочее.
Еда у Гоголя играет сакральную роль: каковую действительно играла у некоторых бар России.
У некоторых: представить Плюшкина пирующим невозможно.
Но непременная черта Чичикова – это аппетит, ибо в любой час и после всякой закуски он готов обедать.
…так чудно ест и Афанасий Иванович: то грибки, то скородумки, и всё перед обедом.
Почему так?
А потому, что через избыточную привязку к еде идет избыточная же привязка к материальной жизни – значит, и душа становится омертвелой, пустой, выхолощенной.
Такая страшная избыточность – хоть и данная с чудесным художественным размахом, смаком, вкусом…
8
Гугль-Гоголь, Гоголь-Гугль…
Из небесного далёка глядя на мир с доброй, грустной, но и лукавой усмешкой, Гоголь, зная, как функционирует сеть (особенно соблазнов) сознает, насколько поделился своею фамилией с будущим, в котором никто не может обходиться без Гугла…
…Иван Иванович никогда не помирится с Иваном Никифоровичем: и ситуация эта настолько типическая, насколько мир, изменившись внешне, мало изменился внутренне.
Чичиков не будет ныне восприниматься подлецом: нормальное желание разбогатеть – что же поделать, что честно не реализовать оное?
Мы ж в России…
Приятнее взирать на нее из римского далека: возможно, под тамошним солнцем реже встречаются Хлестаковы и те же Чичиковы, хотя… они всеобщее: анти-достояние.
Всеобщее: врут везде, аферы крутят, не стремясь к чистоте душевной, не слишком видя разницы между живой душой и мертвой.
Мёртвая – усохшая, скукоженная, как Плюшкин, не реагирующая на чужую боль – только если на свою обиду.
Мертвая – до того еще, как умерло тело.
Много феноменов психики зафиксировал Гоголь, роскошною гроздью персонажей одарив грядущее человечество; и персонажи эти – в большинстве своем – не менее реальны, чем ваши соседи.
…вон дворовый Ноздрёв снова, захватив куражу в дозе допинга, брешет, размахивая руками…
…вон сладко прожектирует современный Манилов, давно потерявший грань разницы между явью и вымыслом.
И несется, всё несется, не останавливаясь, не открывая цели своей – птица-тройка: о которой столько всего можно узнать из Гугла…
9
Аксентий Поприщин, предвосхищая колебания нейрофизиологов, нейроученых, самих Экклса и Пенфильда, заявлял, накачанный ощущениями Гоголя: …люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове. Совсем нет. Он приносится ветром, со стороны Каспийского моря…
…вглядитесь в свой мозг: поверите в правоту сумасшедшего, страдальца, брата Акакия Акакиевича…
Главное преступление государства: создание такой системы, в которой возможен Башмачкин…
Гоголь, предваряющий Гугл; Гугл, выдающий массу информации о Гоголе; гоголин, которым пересыпана жизнь.
Чиновничество одевается иначе, однако сущность под одеждой и под телесной оболочкой остаётся такой же; Иван Антоныч – Кувшинное рыло тому примером…
Как же без взятки?
Взятка – денежная кровь чиновничества…
Разгонишь тройку – взлетит; только Чичиков, представитель населения, как Собакевич, Ноздрёв…
А народ?
А народ воплощается в этой птице: когда-нибудь проявится, может быть, способный к полету…
Чем Собакевич-то плох?
Крепкий хозяин.
Не думает о высшем?
Вот Мурзаев думает, но в него не веришь: слишком контрастно – при милллионах-то о душе думать…
Космос Гоголя необъятнее информации, заложенной в Гугле.
Жуть, томившая его, толкала на церковный путь; но монашество для него отрезал духовник.
Ад ли «Мертвые души»?
Рая было не написать, поскольку не вообразить на земле, в просторах юдоли.
Комический высший свет провинциальной затхлости, где дама утверждает, что у нее глаза карие, поскольку она всегда гадает на себя, как на трефовую даму, опровергая логику.
…сейчас размахнется Тарас, и…
Жаль не выяснить, в каком веке он живет, в целом ряде мог.
Гоголь мог всё – чего и Гугл не представит.
Гоголь мог так проанализировать человека, что он яснее становился…
Хотя до конца его никогда не выяснить, как не понять работу мозга…
Александр БАЛТИН
