Над обрывом бесхлебья

С Василием Александровичем Стародубцевым мы заранее условились, что разговор наш ограничится рамками первого этапа второго съезда Аграрного союза России. Однако пошел он, что называется, и вширь, и вглубь. Тем не менее прежде всего я, естественно, спросил: почему был прерван съезд и принято решение продолжить его где-то в августе?

– Уже первый день нашей работы подтвердил очевидное: российское крестьянство в массе своей не принимает нынешнего курса на развал сельскохозяйственного производства, на разорение деревни, на разрушение традиционного уклада. Отечественный аграрный сектор за два года так называемых реформ сократил более чем на треть производство продукции. Куда уж дальше-то? Докладчик и выступившие в прениях товарищи из регионов убедительно показали: недальновидными политиками страна поставлена на грань той черты, за которой начинается не только полный крах сельского хозяйства и – как следствие – его реальной угрозой становится не только страшный голод, но и распад самой российской государственности. Не может же держава развиваться без своего кормильца! Без него никакого возрождения России не получится, только вырождение…

– Тогда зачем же вообще было приостанавливать съезд? Излил он свою боль, дело за ответным шагом правительства…

– Главный вывод делегатов знаете какой? Каждый из них в отдельности и весь съезд в целом с особенной остротой осознали, своей кожей прочувствовали, что никто крестьянина нынче не защитит, если он не сумеет постоять сам за себя. Поэтому и было решено прежде всего сформировать новые рабочие органы Аграрного союза, воссоздать его эффективные структуры в центре и на местах. Этим органам съезд и поручил разработать пакет документов о проведении действительной реформы аграрного сектора с тем, чтобы он не ослаблялся, а усиливался, набирал мощь, необходимую для надежного, гарантированного обеспечения россиян продовольствием и продукцией из сельскохозяйственного сырья.

Этот пакет документов будет представлен президенту, Верховному Совету и правительству. И уж на выполнении своих взвешенных, обоснованных требований мы постараемся настоять.

Думаю, нелишне тут заметить вот что. Во всех цивилизованных странах мира есть крестьянские союзы, и они являются весьма авторитетными в обществе. Во всяком случае, ни один парламент мира, ни одно правительство не станут принимать каких-либо решений по аграрным вопросам без учета позиций и мнений своих крестьянских союзов. Надеемся, что и наш союз обретет такой же вес. Важно лишь добиться, чтобы крестьянство действовало единым фронтом, организованно, напористо.

– Извините, но насчет единства у меня, например, возникли некоторые сомнения. И поводом для них послужил, может быть, сугубо частный, но весьма примечательный факт. Вместе с первой информацией о съезде Аграрного союза в нашей газете была опубликована фотография из его кулуаров. Судя по ней, президент АККОР В.Ф. Башмачников что-то энергично доказывает сгрудившимся возле него людям… А на следующий день в редакции раздалось несколько звонков от делегатов съезда. Зачем же, спрашивали они, редакция газеты опубликовала фотографию «заговорщиков». Ведь на снимке запечатлели именно тот момент, когда президент АККОР инструктировал делегатов, как устроить демарш фермеров на съезде, и, если не сорвать его, то хотя бы скомпрометировать…

– Но вы же сами могли удостовериться: фермеры не пошли ни на какой демарш. По одной простой причине: они убедились, что съезд защищает и их насущные интересы, коренные, главные.

– Насколько мне известно, попытки сорвать съезд, лишить его представительства намечались и с другой стороны. Почему-то на следующий день после его открытия было намечено большое всероссийское совещание в Казани, на котором в обязательном порядке должны были присутствовать около ста пятидесяти делегатов в силу своего должностного положения.

– Лишнее подтверждение тому, что крестьяне из всех регионов страны послали на наш съезд умных людей. И этот лукавый ход съезд разгадал и не стал откладывать на потом избрание руководящих органов…

Надо полагать, что попытки расколоть Аграрный союз, превратить его в послушное орудие горе-реформаторов вряд ли прекратятся.

– Именующие себя демократическими и свободными, а в действительности являющиеся рупорами коррумпированного чиновничества и криминальной буржуазии, средства массовой информации поспешили причислить к стану консерваторов даже премьер-министра, якобы пошедшего на уступки съезду Аграрного союза.

– О каких уступках речь? Не буду здесь комментировать выступление В.С. Черномырдина, скажу лишь одно: если он не поймет всей пагубности ситуации, сложившейся в аграрном секторе, и не извлечет из съезда уроков, то его авторитет в крестьянской среде очень сильно покачнется… На съезде и так раздавалось немало призывов выразить недоверие правительству, потребовать его отставки. И если столь представительный форум предоставил руководству страны шанс, то было бы опрометчиво его не использовать.

– Помнится, некоторые делегаты настаивали на проведении акций протеста против проводимой аграрной политики, вплоть до всеобщей забастовки.

– Да, мы оставляем за собой право на самый решительный протест против диспаритета цен, подрыва отечественного сельскохозяйственного производства, губительной инвестиционной, налоговой и финансовой политики. Но сами же делегаты говорили о том, что забастовка вряд ли приемлема в сельском хозяйстве. Можно ли, скажем, прекратить хоть на день кормление животных, дойку коров, уборку хлеба? Но мириться с произволом, истреблением деревни, ее производственного потенциала мы не намерены. Как и с позорной практикой поддержки зарубежных сельскохозяйственных товаропроизводителей в ущерб отечественным.

– Однако пока, насколько я знаю, ваша позиция не находит понимания. Ведь уже после съезда состоялись совещания в правительстве по ценам на будущий урожай, и вы опять-таки не нашли общего языка.

– Да. И нынче хлеб предлагается покупать у отечественных товаропроизводителей в пределах сорока тысяч рублей за тонну, тогда как за импортируемую из-за границы тонну зерна выплачивается от 150 до 180 долларов. То есть планируются новые валютные инъекции зарубежному фермеру, чтобы он жирел и развивался, а не своему российскому.

– Но что же мешает в данном случае не продавать государству хлеб по столь разорительным как для хозяйств, так и для фермеров ценам?

– О разрушении монополизма в аграрном секторе пока идет лишь пустая болтовня. На деле же сверхмонополистом осталось то же Министерство хлебопродуктов. Его руководители прекрасно знают, что в большинстве хозяйств нет возможности складировать урожай и никуда они не денутся, повезут на элеватор хлебушек по любой цене. Вот и диктуют… А задачу союза мы видим в том, чтобы с этим беспределом покончить. Думаю, что тут мнения едины и у фермеров, и коллективных хозяйств.

– Кстати, многие выступавшие выражали озабоченность развитием фермерского движения…

– Видимо, не случайно. Но прежде чем вести о нем речь, считаю необходимым внести тут полную ясность. Напрасно кое-кто из ваших коллег-журналистов пытается изобразить Стародубцева противником индивидуальных крестьянских хозяйств. Душа не принимает лишь обезьянничания перед Западом в том, что касается слова «фермер». Это то же самое, что «шоп» в ржавом киоске на обочине дороги. Теперь о самом движении…

Вряд ли кто станет отрицать, что именно мы здесь, в Новомосковском агропромышленном объединении, организовали первые одиннадцать крестьянских хозяйств. Дали им деньги, технику, скот. Одних овец выделили больше трех тысяч голов. То есть условия создали подходящие. И что же? Через год оказалось все поголовье порушено, была пущена под нож последняя овца. Наши так называемые фермеры оставили за собой лишь что попроще и полегче.

А сейчас представим себе такую картину. У нас в колхозе на 100 гектаров сельхозугодий приходится 80 голов только крупного рогатого скота. Стало быть, для того, чтобы не допустить снижения производства, собственник, выделившийся из хозяйства и получивший в свое распоряжение 50 гектаров земли (средний «фермерский» надел по России составляет 46 гектаров), должен иметь и кормить 25–40 голов крупного рогатого скота, десятка два-три свиней и солидный шлейф мелкой живности. Только при этих условиях не произойдет уменьшения производства продуктов животноводства при выделении паев из хозяйств. Но, простите, какой же единоличный собственник со своей семьей справится с такой прорвой скотины? Ах не справится! Но ведь тогда резко сократится поставка продовольствия на народный стол…

– Очень доходчиво и убедительно на съезде выступил автор недавно еще столь знаменитых сибирских «китов» – коллективов интенсивного труда. Он, в частности, заявил, что к индивидуальному хозяйствованию склонны и способны не более 13–18 крестьян из каждой сотни и было бы преступлением навязывать фермерство, форсировать его развитие.

– Совершенно верно. Зачем же тянуть крестьянина в беспросветное рабство на исходе XX века? К тяжелой, каторжной работе без выходных и отпусков от зари до зари.

– Однако чаще в демократической печати рабами называют колхозников…

– Вот-вот! А руководителей хозяйств именуют не иначе как генералами ГУЛАГа, красными помещиками. И делается это по закордонному сценарию неспроста. Нужно же расчистить путь к нашей земле – главному национальному богатству – загребущим рукам отечественной и зарубежной буржуазии. Вот и клеймят, вешают ярлыки, дискредитируют.

Но скажите, похож ли на раба наш колхозник, работающий, к слову, по восемь часов в день, имеющий свой законный выходной, ежегодный отпуск? С работы приходит он в дом с паркетным полом, горячей водой, всеми иными благами городской цивилизации. И все это бесплатно!

Значение съезда Аграрного союза видится и в том, что он дал решительный отпор усиленно навязываемому и насквозь лживому стереотипу, что фермер-де, мелкий свободный собственник, накормит страну. Но ведь ничего подобного в мире нет. В той же хваленой Америке 7– 8 процентов крупных, сформированных на современной индустриальной базе и научной основе агропредприятий дают больше 90 процентов товарной сельскохозяйственной продукции.

– К проблеме фермерства плотную примыкают и вопросы о частной собственности на землю, о праве ее купли-продажи, звучавшие остро, заинтересованно.

– Здесь я придерживаюсь мнения нашего великого земляка Льва Николаевича Толстого о том, что торговать землей – большое свинство. И не хочу уподобляться американскому полицейскому, который советует женщине расслабиться, чтобы получить удовольствие, когда ее насилуют. Нельзя землю превращать в проститутку. Она должна всецело и бесплатно принадлежать крестьянину, и никому больше. Только тому, кто на ней трудится. В противном случае ею овладеют дельцы с тугой мошной, а крестьянин станет батраком.

– Но ведь бытует и иная точка зрения. Ее сторонники приводят довольно логичные доводы. Сейчас, мол, когда приватизируется всё и вся, властители не остановятся перед переделом земли, не выпустят из своих рук столь лакомый кусок. Все равно, дескать, дойдет очередь и до приватизации земли, никуда тут не денешься. Так не лучше ли постараться продать или даже просто передать ее побыстрее нынешним землепашцам? Чтобы они стали ее владельцами.

– Наивное рассуждение. Землей в таком случае опять же быстренько завладеют толстосумы. Слишком велик будет соблазн продать свой пай у многих, а у тех, кто желает и может работать с землей, нет реальной возможности ее купить.

И вообще, с частной собственностью на землю во всем мире поступают с крайней осторожностью. Уж, казалось бы, на что собственническая страна Соединенные Штаты Америки, а кому попало там землю во владение не передашь, даже прямому наследнику. Сошлюсь на характерный пример.

Помните, еще Хрущев ездил учиться к знаменитому американскому фермеру Гарсту? Так вот, когда Гарст умер, то землю завещал сыну. Человеку образованному, закончившему специальный сельскохозяйственный колледж, имевшему практический опыт ведения эффективного товарного хозяйства. Однако совет фермеров воспротивился передаче владения сыну Гарста, сочтя, что он не сумеет удержать его на том уровне, как содержал отец. В итоге землю эту получил племянник Гарста, а его сын – только деньги в порядке компенсации.

Вот вам и право частной собственности, право наследования и купли-продажи. Земля везде ценится очень высоко и транжирить ее, доверять кому ни попадя в цивилизованных странах давно уже не позволяют.

К сказанному можно добавить следующее. У нас в России в индивидуальное хозяйствование прежде всего ударились вовсе не крестьяне, а случайные люди со стороны. Среди них подлинных хозяев, способных приумножать силу земли, оказалось очень мало. Истинные же крестьяне не спешат разрушить традиционный российский общинный дух, коллективистские начала. И деколлективизация не идет потому, что люди прекрасно понимают: расчленение целого есть не что иное, как его смерть. А губить свой опыт, свое выстраданное прошлое и созданное их руками настоящее они не хотят.

– Мы с вами, Василий Александрович, пока говорим больше о задачах Аграрного союза в сфере производства, хозяйствования. Но ведь их не меньше к в организации самой жизни на селе, сельского уклада, быта, о чем с болью говорили делегаты.

– Три года реформаторского зуда многим, если еще не всем крестьянам открыли глаза. Во всяком случае, стало очевидным, каждому понятным то, что переход на единоличные рельсы наносит страшнейший удар по всей социальной сфере. Тотчас же разваливается десятилетиями налаживаемая система бытового обслуживания населения, в три-четыре раза сокращаются объемы строительства, становится некому поддерживать жизнь учреждений культуры, сети здравоохранения, общественного питания и торговли. Да и труд становится тяжелее. По признанию Виктора Степановича Черномырдина, на съезде за два года реформ наш крестьянин оказался вдвое меньше механизированным и энерговооруженным, чем прежде, до их начала. Признание очень красноречивое.

Другие материалы номера

Приложение к номеру