Ведущие и участники этих шоу – за исключением специально приглашенных «для битья» «врагов Родины» – с пеной у рта отстаивают политику нынешней власти и восхваляют президента. Перед нами идеологическая машина современного режима во всей своей красе. Смотреть на это тяжело, временами просто невыносимо.
Но вместе с тем эта идеологическая самопрезентация режима очень много сообщает о его сущности. Идеологи это делают сами того не желая – участники этих шоу раскрывают сокровенные механизмы, цели и побудительные мотивы власти. Нужно только внимательнее приглядываться к происходящему на экране.
В самом деле, в чем состоит главная особенность этих шоу? Они не направлены на поиск истины. Участникам там не дают спокойно, развернуто высказаться, выдвинуть свои аргументы, обосновать мнение. Люди не успевают ничего сказать, потому что их постоянно перебивают. Участники переходят на крик, ведущий их еще и подначивает. Царит невообразимый хаос, гвалт…
Особая тема – «штатные оппоненты режима», которые призваны представлять точку зрения официальной идеологии Украины или Запада. Их речь обрывают, над ними смеются, их даже время от времени поколачивают и вышвыривают из студии. Иными словами, вести с ними нормальный человеческий диалог никто не намерен.
Но, может, цель этих шоу убедить публику в правоте политики президента и руководства нашего государства? Нет, ее не надо ни в чем убеждать. Аудитория таких шоу – не просто лояльные граждане, а те, кто исповедует культ Путина. Для этих людей есть лишь две точки зрения: их собственная, совпадающая с административной, и неправильная. Причем последнюю высказывают какие-то отвратительные типы, вроде украинских политологов, с которыми и говорить-то не стоит.
В чем же состоит скрытый смысл этих пропагандистских телеспектаклей?
На мой взгляд, в наслаждении от демонстрации силы и власти. Центральная фигура каждого такого шоу – телеведущий (обычно один, но иногда это пара – мужчина и женщина). Он – не скромный модератор, каким ему полагается быть по сценарию, он – всевластный демиург. Именно за ним последнее слово. Именно его позиция, которую он даже не скрывает, а очень агрессивно продвигает, воспринимается зрителями как истина в последней инстанции. Эксперты имеют лишь совещательный голос, не более. Ведущий может милостиво пошутить с оппонентом, рассказать ему анекдот, а может обозвать его, нахамить, схватить за грудки, вышвырнуть из студии. У него абсолютная власть и нет никаких правил, которым он подчиняется. Публика любую его выходку встретит одобрительным воем и хлопаньем.
По сути, в каждом таком шоу перед нами разворачивается действо, рисующее всем приглядную модель властной политики. Есть лидер (иногда один, иногда в паре со слабым «сменщиком»), обладающий неограниченной властью. Есть обожающий его народ, который доверяет ему, соглашается со всеми его начинаниями, веря, что они ему во благо. Есть интеллигенция, которая ему поддакивает с умным видом. И есть внешние и внутренние «расчеловеченные» враги, которых он высмеивает и вышвыривает за двери. Массам в студии и вне ее предлагается радоваться, ликовать и наслаждаться его силой, уверенностью в себе, властностью.
Причем этот типаж «силовика» – во всех смыслах слова – пронзает российское общество сверху донизу. На самом верху находится политик, который вызывает восторг своего электората заявлениями вроде «в сортире замочим» и «пыль будут глотать». Его губернаторы и многие министры – столь же брутальные личности с прошлым в силовых структурах. На самом низу – какой-нибудь запутинец Федя в растянутом трико, любитель ток-шоу и фильмов про спецназ, сторонник своеобразно понятых семейных ценностей, в силу чего он как «альфа-самец» поколачивает жену (благо, бытовое насилие у нас декриминализовали).
Принцип гольной силы в последнее время лег в основу государственной политики. Советский Союз был по-настоящему сильной державой. Но в силе он видел инструмент для реализации идеологической программы – установления социализма, а затем и коммунизма во всем мире. Россия Ельцина вообще не вела силовую политику, во всяком случае, внешнюю. Она даже с некоторым мазохизмом сдавала Западу одну советскую позицию за другой. Политиков ельцинской генерации больше интересовали деньги и собственное благополучие. В основе путинской политики – середина, сила без идеи, сила ради силы и влияния. Собственно, в этом Запад и обвиняет современную Россию – в агрессивности и непредсказуемости. Хотя эти обвинения несут в себе большую дозу преувеличения, некоторое основание для них все же есть. Не то что при Ельцине, но даже и при раннем Путине трудно было представить себе, что президент в Послании к Федеральному собранию будет демонстрировать компьютерную презентацию с поражением нашими ракетами целей на территории США, и что на федеральном канале ведущий программы, которая считается рупором государственной политики, будет обещать превратить западные страны в радиоактивный пепел.
В отличие от наших излишне чувствительных либералов, я не утверждаю, что виной всему брутальность нынешнего политического руководителя. Официальная пропаганда отчасти права, указывая, что Запад сам своей политикой спровоцировал подобную реакцию. Еще 20 лет назад не было у западного блока более преданного и восторженного союзника, чем руководство постсоветской России. Они отдали всё, что только можно было отдать. Даже нынешний лидер, которого западные СМИ рисуют как прирожденного агрессора, отметился сначала сдачей наших военных объектов во Вьетнаме и на Кубе. А в ответ он получил расширение НАТО на восток и установление враждебного националистического режима в Киеве – не просто в непосредственной близости от наших границ, а фактически в историческом «сердце» Русской цивилизации.
Но культ силы среди политиков и значительной части электората современной России все же не вынужденная мера, введенная под влиянием неблагоприятных геополитических обстоятельств. Политик такого типа был востребован процессами внутри самого нашего общества. В конце концов, не генштаб НАТО заполонил экраны наших телевизоров бесконечными сериалами о бравых и лихих спецназовцах, разведчиках и офицерах секретных и специальных служб и, главное, не генштаб НАТО заставляет миллионы россиян прилипать к экранам телевизоров, поглощая эту пропагандистскую чушь. Если в 90-е годы героем популярных кинофильмов и телесериалов был бандит, показанный как настоящий мужчина, хозяин жизни, отвергающий «слюнявую мораль» и принимающий жизнь, какая она есть, и потому побеждающий, то теперь это офицер, служащий государству, Родине, одной левой убивающий десятками и сотнями врагов. Причем, в отличие от советских киногероев, у него нет твердых идеологических принципов, есть лишь некое абстрактное представление о Родине, аморфный «патриотизм», который может вместить в себя что угодно, и четкое чувство мужской, боевой дружбы и взаимовыручки.
Откуда же взялся этот культ безыдейной силы, который у нас твердо и справедливо ассоциируется с путинизмом – не только как политическим, но и как культурным феноменом?
2.
Перед нами очередной пример закономерности, которую великий Гегель именовал «хитрость исторического духа». Энгельс в свое время объяснил ее очень просто и изящно. История творится людьми. Люди эти к чему-либо стремятся, и векторы этих устремлений различны, порой даже противоположны. В сумме же они дают некое усредненное направление, и в итоге получается то, чего никто не хотел.
Суть политической ситуации в допутинской России, в пресловутые 90-е, сводилась к борьбе двух общественных сил. Первую воплощала собой власть – Ельцин, близкие к нему олигархи, команда младореформаторов, поддерживавшая их либеральная интеллигенция со всем набором проолигархических СМИ. Они не скрывали того, что их целью было окончательное разрушение советского социализма, плановой экономики, политической системы СССР и построение на руинах Советской России капиталистического, «демократического» (в переводе с их языка – буржуазно-демократического) государства, ведущего прозападную политику и стремящегося к вступлению в Евросоюз и в НАТО. Появление этой силы было по-своему закономерно. В СССР после войны произошли урбанизация и новая культурная революция более высокого уровня. Сформировались высококвалифицированная интеллигенция, впитавшая новейшие западные буржуазные идеи, обширное городское мещанство, пораженное потребительскими настроениями. В экономике в 60–80-е годы XX века возник теневой рынок и целая прослойка нелегальной советской необуржуазии. Все они не могли не заявить о себе в условиях системного кризиса, углубленного бездарной горбачевской перестройкой. И они заявили, в качестве вождей выбрав Ельцина и «демократов». И одержали победу, сумев при помощи полного контроля над СМИ внушить значительной части населения миф о скором и безбедном капитализме (потом последовало разочарование, но было поздно).
Противоположную общественную силу в 90-е представляли «Трудовая Россия», РКРП, КПРФ и близкие к ней организации, входившие в «Народно-патриотический союз». Они провозглашали своей целью возврат к социализму, к плановой экономике, к советскому политическому устройству и, наконец, к советской идеологии (правда, с некоторыми поправками, например, с учетом «русской идеи»), а также к самостоятельному, не зависящему от Запада геополитическому курсу. Их поддерживали народные массы, бюджетники, крестьяне, целые слои армии, все, кто пострадал от разрушения ключевых институтов Советской цивилизации, как в насмешку, именуемого «реформами», – то был костяк советского общества.
Левопатриотической коалиции совсем чуть-чуть не хватило сил, чтобы вытеснить олигархический режим. Но и режиму не хватило сил покончить со своими противниками. В итоге получилось нечто среднее между проектами непримиримых соперников. Это среднее и есть путинизм. От проекта реставрации социализма была взята единоличная власть вождя, идеологическая цензура и пропаганда в официальных СМИ, а также доминирование одной партии. Особенно важно подчеркнуть, что путинизм сохранил советские силовые структуры, лишь косметически их реформировав. Это, конечно, в значительной степени пародия на советскую политическую систему времен ее расцвета, но формы все-таки схожи (а кое-где есть определенное сходство и в содержании).
От ельцинского режима путинизм взял прежде всего экономическую составляющую: неизменность итогов приватизации, частную собственность на заводы, фабрики, месторождения, а также антисоветизм в идеологии и остатки оппозиционных СМИ и былой многопартийности.
Приход к власти силовиков в конце 90-х не был исторически предопределен. Путина выдвинула из своих рядов ельцинская олигархия. Если бы левопатриотической оппозиции удалось эту олигархию побороть, то перспективы путинизма удалось бы избежать. Но поскольку этого не произошло, то указанная структура компромисса в политической борьбе – капитализм в экономике, псевдосоветизм в политике – была предрешена. Путин и его команда были вынуждены хоть что-то взять из советского прошлого, дабы оторвать от КПРФ и НПСР существенную часть электората, настроенную ностальгически по отношению к Советскому Союзу (и это им удалось: вспомним, с какой быстротой в начале 2000-х ринулись отдельные лица и целые группы из стана левых патриотов к путинистам). Взять из советского проекта социалистическое, социально ориентированное государство силовики, конечно, не могли. Они получили власть от олигархов 90-х с условием, что итоги приватизации ни в коем случае не будут пересмотрены и капитализм в экономике будет сохранен. Они взяли идею авторитаризма, противостояния Западу, сильной внешней политики. Но поскольку парадигму социализма они отвергли, эта сила осталась без идейного обоснования, она стала силой ради силы… Так и сложился режим, в условиях которого мы живем…
3.
Вместе с тем человеку свойственно оправдывать свои поступки некими высокими моральными ценностями. Это правило распространяется и на государства. Поэтому и Российское государство эпохи Путина, и значительная часть общества, поддерживающая это государство, поступают так же. Однако это не настоящая вера в мораль и не настоящее моральное поведение. Это их имитация, причем грубоватая. А публичная имитация нравственного образа жизни называется ханжество.
Ханжество – одна из главных примет культуры сегодняшнего общества. Оно давно господствует у нас, и это тоже хорошо видно на примере нашего телевидения.
Наряду с политическими ток-шоу на российском ТВ огромное количество других ток-шоу, на которых ворошится «грязное белье» – иногда певцов, артистов театра и кино (причем не только ныне живущих, но и уже умерших), иногда людей попроще. Конечно, здесь нельзя не вспомнить «Пусть говорят» с Дмитрием Борисовым или «Привет, Андрей!» с Андреем Малаховым, но это только самые знаменитые, а в действительности их гораздо больше – «ДНК», «Мужское и женское», «Дом-2» и т.д. и т.п. Часто на эти передачи приглашают настоящих фриков и моральных уродов, которые прославились непристойным поведением, вызывающими высказываниями и действиями. Зал долго, со смаком обсуждает подробности их личной жизни, их, так сказать, моральный облик (хотя говорить о морали там не приходится). На этих ток-шоу часто мы можем услышать «запиканную» матерную брань, участники шоу ругаются и даже дерутся – вцепляются друг другу в волосы, бегают друг за другом по студии. Зал возмущенно охает, ведущий делает вид, что пытается их успокоить, телезрители приникают к экранам, рейтинги программ растут.
Участники этих программ упиваются своей «нравственностью», «правильностью» – безусловно, ложными, потому что явно безнравственно уже публичное ворошение всего этого «грязного белья». Но вместо того чтобы взглянуть на себя, они с удовольствием обличают тех, кого выбрали для битья, не пытаясь их не то что понять, а даже пожалеть. Главное здесь – возвысить себя за счет унижения других. Конечно, это поведение ханжи, нравственно падшего человека, изображающего из себя праведника, причем задаваемое как образец для миллионов телезрителей.
Но телевизионное ханжество имеет у нас и другое измерение. Это сочетание разнузданной, убивающей вульгарности, мещанства и пошлости «бытовых телешоу», политических ток-шоу с засильем псевдопатриотизма, с призывами к отстаиванию духовных скреп, традиционных ценностей. На первый взгляд два этих типа передач совершенно противоположны друг другу. Одни посвящены политике, другие аполитичны, одни посещают политологи, историки, экономисты, другие – артисты, модельеры, модели, журналисты желтой прессы. Однако если внимательнее к ним присмотреться, то можно увидеть, что со временем они всё больше и больше начинают походить друг на друга. «Аполитичный» Малахов, когда правительство обрушило на население пропаганду непопулярной пенсионной реформы, вдруг на время забыл о «плохих подростках» и супружеских изменах и тут же посвятил передачу тому, как «нравится» пожилым людям работать после пенсии. А на политических ток-шоу Первого канала один телеведущий бегал, пардон, с ведром экскрементов и матерился не хуже «героев» программ Малахова. А уж потасовкам с украинскими экспертами на пропагандистских программах могли бы позавидовать самые смотрибельные шоу об «изнанках личной жизни».
Но даже не это самое главное. Каждый раз выборы и соцопросы показывают, что потребители телепродукции Соловьева и Шеина – это те же самые социальные группы, что и потребители культурного субпродукта Малахова и Борисова. Причем именно они составляют электорат «Единой России» и нашего несменяемого нацлидера.
Конечно, и здесь, как в случае с диктаторским поведением ведущих, перед нами лишь отражение жизни всего общества, и прежде всего – политического руководства.
Из уст самого нацлидера мы с самого прихода его к власти постоянно слышим правильные слова о социальной справедливости, любви к Родине, необходимости поддерживать семейные ценности, развивать национальное производство, делать медицину и образование доступнее. Он не скрывает своей религиозности, на Пасху и Рождество телекамеры показывают его стоящим в храме, на Крещение он обязательно купается в проруби. Он с осуждением отзывается о порядках на современном Западе, о том, что там докатились до гей-парадов, пропаганды разного рода извращений.
Не отстают от него и его приближенные и берущие их за образец чиновники: они тоже говорят правильные слова, публично посещают церковь, «пиарят» свои занятия благотворительностью. В соответствующем ключе изменился и лексикон телеведущих, колумнистов правительственных газет…
Если вспомнить атмосферу 90-х, то очевидной становится разительная перемена, произошедшая с российскими власть имущими и работниками их агитпропа. В 90-е люди, занимающие самые важные государственные посты, называли Россию «этой страной», заявляли, что «патриотизм – это последнее прибежище негодяев», не скрывали, что истово ненавидят все советское и русское, отличное от западного. Недавно один чиновник космического ведомства назвал в соцсетях жителей хрущевок «скотобазой, гадящей в подъездах». Его сразу же уволили. В 90-е куда более высокопоставленный чиновник высказался в том духе, что «если сдохнет 30 миллионов «совков», то будет только лучше», и ничего, остался при чинах, регалиях и продолжил осуществлять экономические реформы.
И ведь это были не только слова. С тем же азартом, с каким бизнесмены 90-х бросились дербанить и разрушать советскую индустрию, наши журналисты, писатели и режиссеры, переквалифицировавшиеся из партийных пропагандистов в антисоветчиков, бросились втаптывать в грязь, высмеивать, выворачивать наизнанку все светлое, хорошее, доброе и целомудренное, что было у простых людей. Оплевыванию подверглось все – от православных святых и древнерусских князей до героев Великой Отечественной войны. Причем это доставляло явное удовольствие светочам либеральной интеллигенции, они делали это с огоньком, с задором, удовлетворенно похихикивая и даже, как порой казалось, похрюкивая. Они будто мстили за то, что годами и десятилетиями их заставляли повторять слова и лозунги, с которыми они были принципиально не согласны, которые они истово ненавидели; мстили, конечно, не партийным начальникам, которые их и принуждали к этому – те начальники в большинстве своем пересели с обкомовских стульев в кресла директоров банков и остались их начальниками, – а народу, который они привыкли презирать еще с давних времен.
В определенный момент народ элементарно устал от многопудья идеологической грязи, которая на него вываливалась из каждого телевизора, его стало воротить от рож этих бесчисленных прорицателей… Успех дилогии Балабанова «Брат» и «Брат-2» был первым знаком этого. «Профессия» героя фильма была вполне в духе 90-х – киллер (в это время экраны страны наводнили киноподелки про киллеров, бандитов и проституток). Но Данила Багров – не равнодушная «машина убийства», которой нужны деньги, он борец за справедливость и за добро, как он его понимает. Слоганом фильма стали слова Данилы, которые некогда произнес перед Ледовым побоищем святой русский князь Александр Невский: «Не в силе Бог, а в правде!» (тот самый Невский, которого либеральные интеллигенты проклинали за то, что он не отрекся от православия и не принял католицизм немецких рыцарей, что якобы сделало бы Россию настоящей европейской страной). Кстати, Леонид Парфенов правильно заметил, что в «Брате-2» предсказаны две главные пропагандистские тенденции позднего путинизма: борьба с бандеровцами (брат Данилы бросает эмигрантам-украинцам: «Вы, бандеровцы, за Севастополь ответите!») и критика Америки (Данила говорит испуганному антигерою-бизнесмену из США: «Кирдык скоро придет вашей Америке»).
Итак, народ устал от грязи, цинизма, пропагандистских переворачиваний всего с ног на голову. Ему захотелось признания простых человеческих, вечных ценностей, которые, что бы ни говорили современные антикоммунисты, провозглашал и поздний советский марксизм, за 70 лет развившийся от обличений Пушкина и Гоголя в крепостнических тенденциях до признания национальных и общечеловеческих идеалов (свидетельством чему была, например, апология классики культуры у глубочайшего советского философа М.А. Лифшица).
Конечно, в глазах либерала эта реакция народа представлялась как результат отсталости народных масс, неспособности их проникнуться духом новейшего «достижения» Запада – постмодернистского отрицания истины, добра и красоты и неолибералистского отвержения справедливости. Иной либерал, пожалуй, мог бы сказать: слишком далеко зашли Гайдар и Чубайс в «отсталой», «полуазиатской» стране; сверкающий ультрасовременный автомобиль западнических реформ завяз в гуще «слишком архаичного» народа и в этом смысле «путинское отступление» было неизбежно. Так бы сказал умный либерал, если бы в России два этих слова – «умный» и «либерал», не были антонимами. Но мне ближе максима «умного консерватора»: народ наш, хранитель высоких нравственных идеалов (безразлично к его актуальному поведению) лег своими телами и душами и не дал прорваться танку либерального беспредела…
Как бы то ни было, Путин (а точнее, работавшие на ельцинскую Семью имиджмейкеры, которые «сделали» образ преемника) уловил тенденцию эпохи, понял, что народ желает, чтоб правитель перестал бросаться либеральными софизмами, чтоб он заговорил на языке добра и справедливости и постарался это народу дать.
Но почему же я говорю о ханжеском морализме? Увы, за этими правильными и высокими словами наших чиновников не следуют соответствующие дела, и даже совсем наоборот: дела их указывают на нечто совершенно противоположное тому, о чем так пафосно говорилось. И иначе и быть не может, ведь высокопоставленные персоны, произносящие слова из «Морального кодекса строителя коммунизма», пришли не для того, чтоб этот кодекс воплотить в жизнь, а наоборот, чтобы под убаюкивающее морализирование добить и дорастащить все, что осталось от коммунистического прошлого…
Президент с сочувствием рассуждает о судьбе бедных пенсионеров, которые получают 8 с небольшим тысяч рублей, распекает бездушных чиновников, которые, буквалистски исполняя инструкции, лишили их семипроцентной надбавки, назначает эту надбавку – к всеобщему облегчению и восторгу. За кадром остается только тот факт, что надбавка эта составляет рублей 500–600, которые в судьбе нищего пенсионера ничего не исправят.
Высокопоставленный чиновник дипломатического ведомства страстно клянет «прогнившую Америку», противопоставляет ей Россию с ее «духовными скрепами». Поверить ему мешает то пикантное обстоятельство, что вся его семья давно уже живет в «прогнившей Америке», имеет американское гражданство, а его внуки уже и не владеют великим и могучим языком «духовных скреп».
Из того же разряда наш бывший детский омбудсмен, который, посещая в больнице детей, чудом спасшихся во время страшной трагедии на карельском озере, игриво интересуется: «Ну как поплавали?», или телеведущий-гей на федеральном канале, деланно возмущающийся засильем извращенцев на «безнравственном Западе»…
В общем-то, наши политики и обслуживающая их «творческая интеллигенция» не так сильно отличаются от участников разного рода «мусорных» телешоу. Те тоже говорят правильные слова, осуждают безнравственность – матерей, бросивших своих детей, подростков, пьющих алкоголь, но делают это с таким энтузиазмом, с таким удовольствием, что поневоле подумаешь: они не хотят ничего делать, чтобы исправить ситуацию. Им просто нравится воспринимать себя как этаких защитников морали и порядка, независимо от того, каковы их истинные образ действий и моральный облик…
Конечно, долго так продолжаться не может…
