Никаких чудес

О Горбачеве, который ныне пребывает в добром здравии и готовится отметить через месяц свое 80-летие. Да и сам Горбачев отозвался о круглой дате крайне сдержанно, заявив, что в целом тому, что сделал Ельцин, «сложно дать однозначную оценку», но «были моменты, когда он был на высоте». А можно было бы и откровенно сказать: «Ельцин – верный продолжатель моего дела!» И только полузабытый бывший ельцинский статс-секретарь Бурбулис сказал, что хорошо было бы воздвигнуть тройной памятник – Сахарову, Горбачеву и Ельцину. Но Бурбулис давно уже не высокое лицо, а всего лишь рядовой член Совета Федерации. Вот она, черная неблагодарность современников! 

А ведь Ельцин и Горбачев – близнецы-братья, как по своей «исторической» роли, так и по общему духу и личной мелкотравчатости. И еще неизвестно, кто из них «более ценен» – только не «матери истории», а кое-чему другому. Бывает исторический прогресс, и бывают исторические «регрессивные метаморфозы» в форме контрреволюций и реставраций. По-моему, для «регрессивной метаморфозы» более ценен Горбачев (точнее говоря, горбачевщина), а не Ельцин. 

В самом деле, в чем именно Ельцин «превзошел» Горбачева? 

Ельцин развалил Союз ССР вместе с другими «беловежскими заговорщиками». Однако горбачевский Союзный договор, подписание которого сорвал ГКЧП, по сути, мало чем отличался от договора об СНГ. Единственное различие – в горбачевском варианте сохранялся декоративный союзный центр с президентом во главе. Не за Союз, а именно за свою декоративную роль и боролся Горбачев еще три месяца после ГКЧП, а когда понял, что лично ему президентом не бывать, вмиг отказался и от Союза, и от верховного главнокомандования, и от ядерного чемоданчика. 

Ельцин запретил Коммунистическую партию. Да, это единственный его «оригинальный» шаг, хотя при ближайшем рассмотрении не столь уж оригинальный. После отмены при Горбачеве 6-й статьи Конституции и запрещать уже было почти нечего. Лишившись конституционного статуса «руководящей и направляющей силы», КПСС не смогла стать политической партией в обычном значении этого слова. И мешал этому именно Горбачев. Он КПСС не запрещал (или не успел?), но сделал другое – парализовал партию. Ельцину же опять-таки оставалось лишь закрепить этот факт.

Ельцин расстрелял законно избранный парламент. Да, Горбачев парламента не расстреливал. Он «просто», опираясь на Ельцина и танки Шапошникова, всякими демагогическими приемами принудил Съезд народных депутатов СССР «самораспуститься». Это, кстати, свидетельствует об уровне морально-волевых качеств союзных народных депутатов. Качества народных депутатов РСФСР оказались покрепче, вот и пришлось Ельцину выводить танки на прямую наводку. 

Ельцин сдал международные позиции России. Но начало тотальной сдачи, ухода из Восточной Германии было положено именно Горбачевым. 

Ельцин отпустил цены и обесценил тем самым сбережения. Но к моменту либерализации «твердые» цены уже превратились в чистую фикцию, за которую ничего нельзя было купить. Все товары перекочевали под прилавок и на черный рынок. А накачка потребительского рынка наличностью началась вовсе не при Ельцине, а при Горбачеве. Обесценивание сбережений росло по мере роста «рублевого навеса», который и был в одночасье обрушен Гайдаром. Можно было его не обрушать, а аккуратно демонтировать, но у Ельцина были другие цели. 

Ельцин ликвидировал общенародную собственность, распродав ее олигархам. Но приватизация началась именно при Горбачеве. И все скупившие общенародную собственность олигархи вышли из горбачевских «кооперативов», через которые отмывались капиталы теневой экономики, расцветшей опять-таки при Горбачеве. 

Таким образом, деятельность ельцинских «реформаторов» – сплошное эпигонство, никаких «новых замыслов». И даже с точки зрения нынешних оппозиционных либералов, у Ельцина тоже нет никаких особых «заслуг»: в области политической «демократии» все сделал до него Горбачев. А Ельцин в дальнейшем только портил, и окончательно испортил все тем, что назначил своим преемником Путина. Определеннее всего высказался на этот счет известный политтехнолог Глеб Павловский: «Версией о борьбе «царя Бориса с коммунистическим тоталитаризмом» – применительно к суперлиберальному горбачевскому СССР! – следует пренебречь. Тоталитаризм упразднил Михаил Горбачев, а не человек из Свердловска. Еще нелепей льстивые комиксы с Ельциным-Сантой, «подарившим нам всем свободу»: потолок личной неприкосновенности был достигнут в позднесоветском обществе конца 1980-х, и с тех пор, увы, только понижался». 

В общем, как ни крути, а выходит, что все сделала «горбачевская» команда – интеллектуалы «андроповского разлива». Без них ставропольский первый секретарь остался бы как без рук. И когда все они повалили после августа-91 на сторону Ельцина, он действительно остался без рук, без рычагов власти. 

Но практически все, что сделал Ельцин, является прямым продолжением мероприятий горбачевской «семилетки» 1985–1991 годов. Зачем же тогда понадобилось менять Горбачева на Ельцина? Бывший помощник Ельцина Сатаров объясняет эту смену тем, что, мол, для умеренной фазы буржуазной «революции» (на самом деле, конечно, контрреволюции!) в качестве лидера хорош был Горбачев, а Ельцин стал лидером радикальной фазы. 

Следует поблагодарить Сатарова за констатацию того, что горбачевщина и ельцинизм – это единый контрреволюционный процесс. Однако никаких «умеренной» и «радикальной» фаз в нем не было. Наоборот, горбачевщина нанесла социализму урон значительно больший, чем ельцинизм. Необходимость сменить фигуру «вождя» диктовалась иными факторами. Ельцин понадобился в известный момент в качестве «прокладки», которая психологически означала бы конец горбачевской бестолковщины и позволяла бы свалить вину за всю эту бестолковщину на «коммунистов вообще». Мол, Ельцину ничего не оставалось делать, как только расписаться в свидетельстве о смерти социализма, нотариально зафиксировать все то, что натворили коммунисты за 70 лет Советской власти. Они все развалили, а Ельцин страну спас. Это хитрая пропагандистская уловка: объявлять ужасающее положение, в котором вся наша страна оказалась к исходу 1991 года – пустая казна, тотальный дефицит, пустые прилавки, межнациональные конфликты и т.д., – закономерным итогом всего 70-летнего правления коммунистов. Хотя это итог не семидесяти, а семи лет «перестройки», которую проводили вовсе не коммунисты, а переродившаяся партийная верхушка вкупе с «прорабами». 

 

[img=-16456]

К 1987 году «прорабам» стало ясно, что Горбачеву нужно подыскивать замену. «Перестройка» на всех парах приближалась к тому рубежу, за которым неминуемо должна была обнажиться ее разрушительная, антисоветская и антикоммунистическая суть, и ей стал необходим «харизматический» лидер, за которым массы пошли бы в пропасть бездумно, повинуясь безотчетному стадному инстинкту. Сделаться таким лидером Горбачев явно не сумел. Его неудержимое словоблудие, натужный демократизм и амбициозная супруга, разумеется, очаровали родственную ему по духу «шестидесятническую» либеральную интеллигенцию, но массе простого народа все это очень скоро надоело и опротивело. За говорливость и антиалкогольную кампанию он получил в народе разящее наповал прозвище Безалкогольная Бормотуха. 

Поэтому про запас нужно было держать человека с той же, что и у Горбачева, программой, но совершенно иным имиджем несгибаемого борца за справедливость, защитника угнетенных, страдальца за народ. В то  же время требовалась личность именно горбачевского типа – с такими же, ничем не отоваренными мессианскими амбициями и ограниченным кругозором. Ельцин соответствовал этому требованию особенно удачно, будучи очень похожим на Горбачева с аппаратной точки зрения. Оба проделали гладкую карьеру и стали «хозяевами» своих родных областей, не выезжая за их пределы, нигде больше не работая. Что бы ни говорили о «дорогом Леониде Ильиче», но Брежнев выглядел в этом плане куда более предпочтительно. Прежде чем прийти к высшей власти, он успел поработать первым секретарем в двух крупнейших индустриальных областях Украины, в двух союзных республиках – Молдавии и Казахстане, дважды избирался секретарем ЦК КПСС, был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Не вычеркнуть из его биографии и Малую Землю, и личное участие в аресте Берии. Ничего подобного ни Горбачеву, ни Ельцину и не снилось. А потому, попав в Москву, оба попытались заменить политический опыт доморощенным масштабом, самоуверенностью и капризами фантазии. И очень обижались, когда жизнь оказывалась сложнее их представлений. Обижались, естественно, не на себя, а на окружающих. Но если Горбачев на первых порах был надежно защищен от последствий своих фантазий титулом генсека, то Ельцину такая попытка почти сразу же вышла боком. 

И вот именно в этот момент из Ельцина стали лепить «ниспровергателя», а на самом деле – преемника. О том, как это происходило, можно косвенно судить даже по изданной еще при Горбачеве брошюре Ельцина «Исповедь на заданную тему»: «Мне кажется, если бы у Горбачева не было Ельцина, ему пришлось бы его выдумать… В этом живом спектакле все роли распределены, как в хорошей пьесе. Лигачев – консерватор, отрицательный персонаж; Ельцин – забияка с левыми заскоками; и мудрый, всё понимающий главный герой, сам Горбачев». Это похоже на правду, но с одной существенной поправкой: никакого «Ельцина-забияки» на самом деле не было. Был обычный парткарьерист, неосторожно переинтриговавший и за это наказанный. А «забияку» действительно выдумали. И освоился он с этой новой для себя ролью далеко не сразу и не безболезненно. Свое состояние после экзекуции на пленумах ЦК и МГК в конце 1987 года Ельцин описывал в «Исповеди»: «Когда начинались страшные приступы головной боли, я готов был лезть на стенку, еле сдерживая себя, чтобы не закричать, это были адские муки». Здесь, думаю, он вполне искренен. Положение разжалованного партократа, от которого разбежались «друзья» и подхалимы, действительно невыносимо, муки его безмерны. Тогда, конечно, зародилась и личная ненависть к Горбачеву, так удачно попавшая в резонанс с растущей народной ненавистью. В этом резонансе – секрет «харизматического» воздействия Ельцина на массы в первые годы: «Он такой же, как мы, он так же, как мы, не любит Горбачева!» А как только Горбачев сошел с арены, очень скоро сдулась и вся ельцинская «харизма». 

Да, была глубокая взаимная «неприязнь» между Горбачевым и Ельциным. Но никакого серьезного водораздела между горбачевской и ельцинской «эпохами» не было и нет – он существует лишь в официозной пропаганде. Так что считать Ельцина «ниспровергателем» или «спасителем» неуместно. Он – просто пешка в «большой игре», а вовсе не «великий и ужасный» ферзь, каким изображен на только что открытом беломраморном обелиске в Екатеринбурге. Вот найденное в интернете художественное переосмысление идейно-политического содержания обелиска: Ельцин то ли заспиртован в бутылке, то ли выступает из нее. И действительно, его выпустили, как джинна из бутылки, – а именно того джинна, о котором пел Высоцкий. 

— До небес дворец хочу! Ведь ты на то и бес. 
— А мы к таким делам вовсе не приучены. Кроме мордобития – никаких чудес. 

Скажут, что нехорошо, мол, так жестоко отзываться о покойном. Но вспомним слова Ленина: «Фарисеи буржуазии любят изречение de mortuis aut bene, aut nihil («О мертвых либо хорошо, либо ничего»). Пролетариату нужна правда и о живых политических деятелях, и о мертвых, ибо те, кто действительно заслуживает имя политического деятеля, не умирают для политики, когда наступает их физическая смерть». Ельцин пока не умер для политики, и потому необходимо, чтобы народ знал правду о нем. Впрочем, он знает ее и без меня, а я просто так отметился по случаю круглой даты. 

 

 

Другие материалы номера