Тайга.инфо поговорила с майором Александром Малыгиным об отношении начальства к рядовым сотрудникам. Он объяснил, почему его коллеги не рискуют применять оружие даже в критической ситуации, прокомментировал отношении сотрудников к митингующим и усомнился в том, что центр «Э» нужен полиции. Отметим, что Малыгин сам вышел на контакт с редакцией…
— Я человек аполитичный. Ни к каким правозащитным организациям и оппозиционерам отношения не имею и не имел. Свою работу – розыск, раскрытие преступлений, сопровождение уголовных дел – я выполнял честно. Могу рассказать, что происходит в системе МВД. С переименованием в 2012 году милиции в полицию и особенно с приходом в Кузбасс генерал-лейтенанта Игоря Иванова работать стало не то что сложно, а… Вы не задумывались, почему в Кузбассе в последние годы такая нехватка полицейских?
Игорь Иванов – выходец из Челябинской области. В 2014-м он стал замглавы ГУ МВД по Челябинской области. В 2017-м президент РФ Владимир Путин назначил его начальником ГУ МВД по Кузбассу.
— Низкие зарплаты?
— Зарплаты нормальные. Не буду вдаваться в подробности, но уголовный розыск должен заниматься раскрытием преступлений, а мы занимаемся отписками, бумажками. При генерал-лейтенанте Иванове бюрократии стало в два раза больше. В Кировском районе Кемерова, где работал последние два года, я курировал линию оружия. Не было времени выявлять, раскрывать, потому что все время писал отчеты, сколько и чего изъято – за себя, за участковых, «за того парня». Потом должен был свести это каждый месяц в общий отчет, куда-то отправить. Полный бред! На каждое раскрытое преступление нужно написать справку на пяти листах – кто что сказал. Я понимаю, если эти справки запрашивают, когда преступление в установленный срок не раскрыто, но за первые сутки…
Вот поступает вечером заявление от потерпевшего. Нужно запрашивать записи камер видеонаблюдении. Но в организациях, которым принадлежат эти камеры, люди спят по ночам – есть у них такая привычка. И я должен писать об этом справку. Иногда такие справки нужны по двум-трем заявлениям. И вот я сижу и полночи печатаю.
Каждое подразделение полиции должно заниматься своими функциями. Почему мы, оперативники, занимаемся охраной общественного порядка в праздники? Нас одевают в форму и выгоняют на улицу, потому что нехватка кадров.
Генерал-лейтенант Иванов, может быть, и хороший человек, но руководитель – никакой. Когда он из Челябинска ушел, там, наверное, перекрестились и запустили воздушные шарики. В Кузбассе при Иванове начался массовый отток порядочных сотрудников – не только из уголовного розыска, а из всех подразделений МВД. Хотя уйти, уволиться из этой системы почти невозможно, как мой опыт показывает. Некоторые рапорты об увольнении по почте отправляют. В Кировском районе Кемерова штат участковых не доукомплектован примерно наполовину, оперативников – процентов на сорок. В отделении Центрального района, где я работал раньше, наверное, весь штат сменился за полгода. Зашел туда, и ни одного знакомого не встретил. Даже молодежь, которая устраивается на работу, смотрит на все это и пишет рапорты об увольнении.
В хорошие времена у нас было два-три суточных дежурства в месяц, а сейчас – пять-шесть. При этом задачи по раскрытию преступлений с нас никто не снимал. Хотя «палочная» система официально отменена, в Кузбассе она сохранилась.
— Действительно ли эта система так плоха для уголовного розыска? Вроде бы начальство требует от подчиненных результативной работы.
— При такой системе оперативники устанавливают лицо, совершившее преступление, и им сразу говорят: «Всё, бросайте, делайте что-нибудь другое». Минусы «палочной» системы – некачественное сопровождение дел, неполнота собранного материала. Такие дела очень часто разваливаются уже на стадии следствия.
— Когда вы решили написать рапорт об увольнении?
— Давно хотел, потому что мне все это надоело. Тянулось это с 2019 года. Выработал сначала досрочку, потом и полный стаж, необходимый для пенсии, – 20 лет. Приходил к своему непосредственному руководителю с рапортами, он мне их не подписывал. Я был на хорошем счету. За 20 лет работы у меня сотни раскрытых преступлений: кражи, грабежи, угоны, изнасилования, убийства. Педофилов ловил.
Начальник просил подождать, сходить в отпуск. В конце концов я послал рапорт по почте в мае 2021 года, и у меня его приняли. Последний рабочий день – 11 июня. За несколько дней до этого я оказался в больнице. У меня проблемы со спиной – прямо на работе скрючило буквой «З». Пришел в больницу, чтобы поставить обезболивающий укол, но меня госпитализировали. За несколько дней до увольнения я вышел на работу, чтобы уволится, хотя еще не выздоровел. В последний рабочий день, 11 июня, мне выдали на руки трудовую книжку и выписку из приказа об увольнении. И в этот день на работе мне снова стало плохо. Немела нога, я прихрамывал. Болела спина. Может, еще и перенервничал. Подскочило давление. Упал в обморок прямо в кабинете в присутствии двух сотрудников и посетителя. Мне вызвали скорую. Врачи поставили обезболивающий укол, капельницу. Вынесли практически на руках из отдела.
А в это время, оказывается, вышестоящее начальство решило вручить мне уведомление об отзыве рапорта. И они звонят моему непосредственному начальнику – начальнику отдела полиции: «Выгоняй скорую. Говори, что он симулянт. Задерживай его. Мы едем». [Тот отвечает]: «Я не могу. Человеку реально плохо, он только что из больницы выписался. Узнаю, в какую больницу его повезли, и вам сообщу – езжайте к нему». [Ему говорят]: «Нет. Звони ему. Говори, что он должен быть на рабочем месте».
Начальник позвонил. Я человек дисциплинированный. Отказался от госпитализации и вернулся на работу. Потом мне рассказывали, что кто-то бегал по больнице – меня искал, и что хотели составить акт о том, что я якобы прогулял, хотя по трудовому законодательству прогул – это четыре часа отсутствия на рабочем месте, а меня не было часа полтора, не говоря уж о причине отсутствия. В 17.30 рабочий день закончился, уведомление об отзыве мне никто не вручил. Я попрощался с коллегами и уехал домой. Вечером 11 июня я дома с друзьями праздновал увольнение и про телефон забыл. На следующее утро увидел, что 11 июня в 21.30 мне пришло смс от сотрудника отдела кадров о том, что мой рапорт отозван и я являюсь сотрудником полиции. Написал в ответ: «Вы о чем? Это не по закону». Они требовали, чтобы 15 июня я вышел на работу, но я считал и считаю себя уволенным на пенсию.
— И вы обратились в суд.
— В июне исковое заявление составил. Рассматривать его начали в июле, до сих пор идет судебное разбирательство. А с 1 октября меня уволили «по отрицательным мотивам» – «за прогулы». Понимаете суть бреда?
Я просил ответчиков назвать хотя бы один нормативно-правовой акт, на основании которого меня отозвали с пенсии. Не назвали ни одного.
Майор Александр Малыгин сначала потребовал признать незаконным отзыв решения о своем увольнении и выплатить ему положенные деньги. Затем ему пришло подавать иск о признании недействительной формулировки увольнения «по отрицательным мотивам», которое формально состоялось 1 октября.
— За что вы судитесь?
— При увольнении на пенсию мне не заплатили положенных по закону семи окладов. Я до сих пор не получаю пенсию – по сути, меня содержит жена. И мне нужно вернуть мое честное имя. Мне предлагали: «Напиши еще один рапорт, и мы тебя уволим на пенсию по отрицательным мотивам, только без семи окладов». Пенсию я так и так получать буду. Какой мне смысл писать новый рапорт? [Мне ответили]: «Ну, чтобы нас не наказали». Здорово придумали! По их логике, я себя должен оговорить, чтобы они были не виноваты.
Когда я подал в суд, они поняли, что могут проиграть, и инициировали служебную проверку по моим якобы прогулам. Есть порядок проведения таких проверок: мне должны вручить запрос на объяснение. Подключили службу собственной безопасности, искали меня с собаками, как жулика. Они меня у дома караулили. Однажды приехали, а меня дома не было, они начали ломиться в дом, напугали моих детей. Мне дочь позвонила: «Пап, к нам дядька какой-то ломится». Я вызвал полицию. Сигнал прошел – служба собственной безопасности уехала. Я написал сотруднику этой службы, чтобы они перестали так делать. Просил, чтобы от меня, теперь уже гражданского человека, отстали. Если решение суда будет не в мою пользу, я сам к ним приду – пусть увольняют на своих условиях.
— Вы говорили, что одна из причин вашего увольнения – коррупция в МВД.
— Как вы знаете, полицейским нельзя иметь свой бизнес. У одного из кемеровских сотрудников полиции бизнес был, и я ему на это указал. Это стало одной из причин моего увольнения. Этот сотрудник до сих пор работает.
— Также известно, что на вас жаловался один из задержанных.
— Это вообще отдельный материал, к иску не имеющий отношения. Весной прошлого года мы задержали человека, входившего в группу, подозреваемую в серии краж. Я его только задерживал, даже не работал по тому материалу. Есть видеозапись с камер наблюдения, что задержание прошло без нарушений и по всем правилам. И в отделе его пальцем никто не тронул, никакого морального и физического давления на него не оказывал. Единственный минус – в отделе дежурный не вписал его в книгу задержанных. Этот задержанный пожаловался, что на него якобы давили, но в возбуждении дела против нас было отказано. Состоялась служебная проверка, мои коллеги получили какие-то выговоры, а меня не получилось наказать.
— До приезда в Кузбасс вы почти десять лет работали в полиции Санкт-Петербурга. Есть ли разница?
— В Питере более человечное отношение к личному составу, а тут [в Кузбассе] какой-то оттенок военщины. В Кузбассе в полиции я впервые услышал чисто армейское слово «гарнизон» – у меня вообще шок был. В Кузбассе из-за любой мелочи назначается служебная проверка. Жалующихся много. Заявляют, что сотрудник полиции грубо разговаривал или не так посмотрел. Как было на самом деле, начальство не интересует. У нас по итогам служебной проверки сотрудник обязан быть наказан. Как – это уже другой вопрос. От устного замечания до строго выговора и «неполного служебного соответствия».
Около года назад мы раскрыли убийство по горячим следам. Думали, скажут: «Молодцы!» А генерал-лейтенант Иванов чуть ли не дебилами нас обозвал, которые не проводили профилактическую работу. Это была «бытовуха»: убийство ножом во время пьянки. То есть мы должны были как-то оказаться в комнате перед убийством и одному сказать: «Ты его не режь, не убивай», а второму: «А ты сиди аккуратно, за словами следи». Понимаете абсурдность обвинения? Профилактическая работа – это, конечно, хорошо, но мы не можем каждому в голову влезть.
Еще был показательный случай с продавцом боевой гранаты. Я сам не участвовал, но знаю, потому что курировал эту линию. Во время доследственной проверки продавец сказал, будто не знал, что граната боевая, и дело развалилось. Во всем обвинили оперативников, хотя они правильно действовали: сделали контрольную закупку, задержали, отправили гранату на экспертизу.
— Вы начинали службу в полиции с ОМОНа. Сейчас в массовом сознании омоновцы ассоциируются с разгоном митингов.
— Был в ОМОНе с 2002 по 2004 год, и не разгонял митинги никогда. На 300-летии Петербурга мы обеспечивали охрану порядка, но никого не разгоняли. Я был в боевом подразделении ОМОНа, ездил в командировки в Чечню. Не скажу, что прямо воевал-воевал, но попадал под обстрелы. За три месяца у нас в отряде «двухсотых», убитых, не было, а «трехсотых», раненых – семеро.
— В интернете полно видеозаписей, где полицейские в разных городах России хватают участников мирных протестов и чуть ли ни волоком по асфальту тащат к автозакам. Вы смотрите, следите за этим? Видели мемы про пластиковые стаканчики?
— Хотите услышать мое мнение? Не знаю, понравится ли вам оно. Я сам работал в этой структуре. Все равно митингующие по одну сторону, я – по другую. Омоновцев, работающих на митингах, не осуждаю и не оправдываю. Ситуации бывают разные. Много провокаторов с той стороны, которые иногда даже нападают. Их начинают задерживать – они орут, пену пускают. А в автобусе сразу успокаиваются. Работы на публику очень много. Вот эти стаканчики. Сегодня кинул стаканчик, а завтра – камень. Конечно, все должно быть по закону. В чем-то омоновцы бывают неправы. А вот когда в Питере чеченец подрался с омоновцами, реально бил их – это правильно?
— Это с пластиковыми стаканчиками не сопоставимо.
— Ну, как не сопоставимо? <…> Каждый полицейский действует в рамках закона больше, чем сотрудник любого другого ведомства. В УК есть статья 286.1 – невыполнение приказа сотрудником МВД, до трех лет лишения свободы. Под это можно подвести все. Машину разбили демонстранты, а ты отказался их разгонять. Все, ты нарушил приказ – будь любезен.
— О том, что сотрудников полиции, лайкнувших или сделавших репост про Алексея Навального, выгоняют с работы, знаете?
— Я не поддерживаю Навального. Не вижу у него программы. Отношусь к нему никак. Про случаи, о которых вы говорите, не слышал, но, если это так, это неправильно. Каждый человек, в том числе и сотрудник полиции, имеет право высказать свое мнение.
— По моим наблюдениям, полицейских в России боятся и аполитичные граждане.
— Полиции у нас не боится никто. Полиция сама всех боится. Боится что-нибудь нарушить. Была ситуация, когда меня увезли в больницу: пьяный потерпевший залил газом на лестничной площадке отдела полиции. Боялся, что я его «оформлю» за то, что он нетрезв, хотя я не собирался этого делать. Он парень крепкий. По-человечески: были бы мы на улице и оба гражданские – я бы ему лицо разбил, а при исполнении обязанностей сделать ничего не могу.
В США полицейский имеет право стрелять на поражение, если на него подняли предмет, похожий на пистолет. А мы с оружием ходим, но никогда его не применяем, потому что знаем, что потом сядем в тюрьму. В Кемерове был сотрудник полиции, применивший оружие, – Алексей. Он уже отсидел. Я эту историю знаю из первых рук. Он вместе с напарником приехал по поручению следователя в общагу в Центральном районе. Дело о краже телефона. Им открыл дверь мужчина. «Такой-то здесь проживает?». – «Да, но это не я». – «Предъявите, пожалуйста, документы, чтобы мы удостоверились».
С разрешения открывшего Алексей зашел в комнату, и этот мужчина прыгнул на него с ножом. Леха достал пистолет. Не знаю, сделал ли он предупредительный выстрел. Но была явная угроза его жизни. Закон о полиции разрешает в таких случаях применять оружие. Алексей ранил нападавшего, оказал ему первую помощь, вызвал скорую. В Следственном комитете Алексей показал куртку со следами от ножа. И что вы думаете? Итог для Алексея – два года лишения свободы.
— О том, что некоторые сотрудники полиции вымогают деньги у задержанных, вы тоже никогда не слышали?
— Про ППС, ГИБДД говорить не буду – не знаю. Но в Кузбассе рядовые сотрудники уголовного розыска и участковые, с которыми я знаком, деньги никогда ни у кого не вымогали, по карманам не лазили. Я даже скажу, что многие сотрудники уголовного розыска покупают еду и воду задержанным. Человеческое все равно остается. Ты работаешь с человеком, которому потом ехать в тюрьму. Пошел в магазин – купил еды и себе, и ему. Не деликатесов, конечно, но какой-нибудь «доширак» и пару сосисок.
Не знаю, что происходит на верхах. Слышал, что премиальный фонд распределяется очень странно – рядовым сотрудникам почти ничего не достается. Об этом мне рассказал коллега, который неожиданно выбился в начальники, но потом опять стал обычным опером – не захотел вникать в схемы, которые наверху.
— Когда мы предварительно созванивались, вы сказали, что в Кемерове вас приглашали работать в центр «Э».
— Не совсем так. Был момент, когда я с работы хотел уходить, и думал о том, чтобы перейти в центр «Э». Там есть знакомые. Но потом расхотел. Понял, что такая работа мне претит. Не могу преследовать человека за убеждения. Раскрытием каких конкретно преступлений занимается центр «Э»? Да никаких. Кто-то что-то сказал, кто-то неправильно выразился. Пусть этим ФСБ занимается. Насколько понимаю, ФСБ центр «Э» и курирует. Создание подструктур в других структурах – это ни к чему. По-моему, центр «Э» в системе МВД не нужен.
— А Росгвардия?
— В Росгвардии очень много подразделений, в том числе и боевых. Но, на мой, теперь уже гражданский, взгляд, правильнее было в СССР, когда были вооруженные силы и МВД. В МВД входили и ГУФСИН, и МЧС, и внутренние войска. Я думаю, разделение на структуры произошло для того, чтобы главе каждой структуры дать звание генерала, для расширения штата в погонах.
— Вы верите, что решение суда по иску к МВД будет в вашу пользу?
— Я надеюсь на нашу судебную систему, верю в нее. Судья у меня хорошая, понимающая. Настораживает только, что очень долго процесс тянется. На последнем заседании судья сказала: «Я уже не знаю, что с вами делать!». Этот судебный процесс, как я предполагаю, находится на контроле у генерал-лейтенанта Иванова. Мне рассказывали, что он кричал, что чуть ли ни без пенсии меня оставит.
На судью могут оказывать давление – не могу этого утверждать, но не исключаю. Я не склонил голову перед системой. По логике генерала Иванова, раз меня захотели отозвать, я должен вернуться на службу и нести любое наказание за проступки, которых не совершал. На суде я сказал: «У нас же крепостное право. Раз я попал в эту кабалу, по первому требованию должен вернуться и спросить: «Двор барину не надо подмести?» Мне на это ничего не ответили.
Беседовал
Андрей НОВАШОВ
