В России сгорел очередной «клуб» – в костромской катастрофе погибло тринадцать человек. Опять заведение с дурной репутацией, опять перекрытые выходы, опять умственно отсталый персонал… Виновником пожара в Костроме оказался молодой симпатичный парень Станислав Ионкин, о котором соседи и знакомые отзываются как об исключительно порядочном человеке, хорошем семьянине да к тому же ещё и непьющем. Рассказывают, будто в клубе началась драка, в разгар которой Ионкин достал пусковое устройство «Сигнал охотника» и выстрелил в потолок. Можно, конечно, гадать, зачем он это сделал и чем руководствовался. Но одна деталь его биографии наводит на невесёлые мысли и мрачные обобщения. Дело в том, что Станислав Ионкин весной 2022 г. заключил контракт с Министерством обороны РФ и уехал воевать на Украину. Получив ранение, он вернулся домой. И вот тут-то совершил роковой поступок.
Первое, что приходит в голову относительно странного поведения Ионкина –посттравматический синдром, присущий тем, кто прошёл войну или участвовал в военных операциях. То, что люди проживают и видят во время военных действий, не может не затронуть психику, не оставить на ней отпечатка. Естественная реакция человеческого организма на длительное напряжение – это усталость и апатия, но в то же время – ожесточение, раздражительность, нервные срывы, несдержанность, непредсказуемость.
Поэтому вернувшимся с войны нужна психологическая помощь. Была ли она оказана Ионкину и тысячам подобных ему? Мы не знаем этого наверняка. Посттравматическое стрессовое расстройство – это ещё один вопрос в длиннющем перечне вопросов относительно Специальной военной операции.
Пожар в Костроме случился в начале ноября. А незадолго до этого – в октябре – в Государственной Думе предложили предоставить участникам СВО право на медико-психологическую реабилитацию, а их родственникам – на получение психологической помощи. Расходы должно взять на себя государство, а помощь будут оказывать профессиональные психологи. Депутаты от ЛДПР подготовили законопроект «О внесении изменений в закон “О ветеранах”». В России есть законы, предусматривающие психологическую или психиатрическую помощь для граждан, переживших чрезвычайные ситуации. Но депутаты уверены, что в случае с военнослужащими, вернувшимися из «горячих точек», помощь должна быть систематической.
Психологическая помощь на войне – это не новая история. И во время Первой мировой войны, и в Великую Отечественную были военные госпитали, занимавшиеся не только ранениями, но и посттравматическими реакциями. Но сам термин «Посттравматическое стрессовое расстройство» появился только в 1980-е годы. Конечно, такие расстройства возникают у людей и в мирное время, как следствие тяжёлых переживаний, постоянного напряжения, утрат или потрясений. Проявляется это самыми разными симптомами. Возможны депрессия, ночные кошмары, психические атаки, приступы агрессии, постоянная и беспричинная тревожность. Человек уходит в себя, начинает пить, сторониться окружающих… Наверное, тем, кто никогда не сталкивался хоть с чем-то подобным, трудно понять, насколько тяжела и безрадостна становится жизнь таких людей. И не у всех получается преодолеть это самостоятельно. Тем более если симптомы не исчезают на протяжении долгого времени, то лучше обратиться за помощью к специалистам.
Русский военный врач, один из основоположников военной психологии Р.К. Дрейлинг, описывая посттравматическое расстройство русских солдат после войны с Японией, отмечал, что «острые впечатления или длительное пребывание в условиях интенсивной опасности так прочно деформируют психику у некоторых бойцов, что их психическая сопротивляемость не выдерживает, и они становятся не бойцами, а пациентами психиатрических лечебных заведений». По его подсчётам, таких пациентов было порядка трёх тысяч. Интересно, что с каждой новой войной в XX в. число психически и психологически пострадавших неуклонно росло. Если в период русско-японской войны на 1000 человек приходилось 2-3 случая психических расстройств, то во время Первой мировой было уже 6-10 случаев. Из всех участников той войны 38% получили расстройства психики. Но во время Второй мировой войны пострадавших стало на 300% больше по сравнению с Первой мировой. Кстати, критики большевиков как-то упускают из вида, что мировая война для этих людей плавно перетекла в гражданскую и в борьбу с интервенцией, а значит, из состояния войны они не выходили на протяжении десяти лет.
В советское время не было такого явления, как врач-реабилитолог. Однако помощь оказывалась, были свои наработки в этой области. Кроме того, по оценкам сегодняшних специалистов, государственная идеология в СССР оказывалась весьма эффективной реабилитирующей системой. Прежде всего потому, что и политика, и войны – всё это имело мощное идейное обоснование и, как принято говорить сегодня, обеспечивало серьёзную мотивацию. Человек очень хорошо знал, за что и почему он воюет и что защищает. «Помощь в национально-освободительной войне», «интернациональный долг» – это были не пустые слова. Отношение к войне вообще было несколько иным. Советская идеология опиралась на труды В.И. Ленина. И войну также трактовала по-ленински. А вождь мирового пролетариата неоднократно писал о классификации войн. Отвечая П. Киевскому, раскритиковавшему Резолюцию «О лозунге защиты отечества», Ленин очень подробно объяснял, как найти и определить сущность любой войны. Если война ведётся угнетённой, порабощённой стороной против чуженационального гнёта, тогда – конечно, можно говорить о защите отечества, о прогрессивной и справедливой войне. Но если война ведётся ради передела мира, дележа добычи, то ничего общего с отечественной такая война не может иметь. Чтобы определить сущность войны, стоит понять одну простую вещь: война – это продолжение политики. Если политика выражала «массовое движение против национального гнёта», то вытекающая из неё война может считаться национально-освободительной. Если политика выражала интересы финансового капитала, то война может быть только «империалистской».
Важно – из-за чего ведётся война, ради какой политической цели. Понятно, что оправдать можно всё, что угодно. Это отмечает и Ленин, говоря, что «лозунг защиты отечества есть сплошь да рядом обывательски-несознательное оправдание войны». В статье «Империализм, как высшая стадия капитализма» он пишет: «Капиталисты делят мир не по своей особой злобности», это необходимо ради извлечения прибыли. Делят они мир «по капиталу», «по силе», а сила меняется в зависимости от политического и экономического развития. Война – это одна из форм борьбы и сделок. И подменять вопрос о содержании борьбы и сделок вопросом о форме – «значит опускаться до роли софиста». Войны с участием западных капиталистических держав воспринимались в СССР как войны империалистские, войны за передел мира. Естественно, что советские военнослужащие воевали на стороне добра, против мирового империализма. Война в Афганистане – случай особый, дело шло к распаду Союза, и все эти настроения не обошли стороной армию. Да и вывод войск не мог добавить энтузиазма воинам-интернационалистам. Что же касается Великой Отечественной войны, несмотря на все возникавшие на «гражданке» противоречия и трудности, оттуда возвращались солдаты-победители, спасшие Родину и мир от «коричневой чумы», а народ встречал их цветами и объятиями.
Кроме того, отношение к военным в СССР вообще было исключительно уважительным – как к защитникам мира и Родины. Если вспомнить чеченские войны, ситуация в целом оказалась совершенно иной. Ведущий обозреватель «Российской газеты» Владимир Верин утверждал, что «из 198 журналистов, работавших в Чечне в конце декабря, только 20 выступали на стороне российских войск, остальные – писали с дудаевской стороны». И дело тут не в поддержке власти, а в отношении к армии. Кто-то называет это честностью и отвагой, приводя в пример гражданку США Политковскую, чьим именем названа улица или площадь едва ли не в каждой европейской столице. Но чем на самом деле занималась эта «отважная журналистка», чья девичья фамилия, по иронии судьбы, – Мазепа? Её репортажи из Чечни очень напоминают нынешние постановки о зверствах российской армии на Украине или недавние рассказы о жестоких избиениях «мирных протестующих» в Москве. Можно сказать, что Политковская выдумала новый жанр – клевета на армию с элементами гротеска и признаками сексуальной озабоченности. Её многочисленные «расследования» об изнасилованиях и пытках мирного населения Чечни российскими военными неоднократно проверялись. Но приводимые журналисткой «факты» оказывались либо преувеличенными в сотни раз, либо вообще никогда не происходили. Зато благодаря Политковской, чьи репортажи были в ту пору в новинку, подрыв доверия к военнослужащим в российском обществе состоялся. Конечно, развал армии происходил благодаря в первую очередь тогдашним властителям. Но и участия в этом деле журналистов нельзя отрицать.
Можно предположить, что при таком отношении общества посттравматический синдром у прошедших войну проявится с большей силой, чем у тех, кто ощущал поддержку тыла и воевал с сознанием своей правоты.
Несмотря на все сегодняшние вопросы и странности, отношение к армии в стране изменилось. К сожалению, само общество ненамного оздоровилось, тем более ушли хорошие традиции, поменялся уклад жизни – люди разобщены и во многом дезориентированы, запутаны, нет понятного представления о будущем, пресловутого «образа будущего». Время от времени бюрократия проявляет себя как безусловный враг человечества, пугая людей то неспособностью организовать мобилизацию, то нежеланием списывать банковские долги военнослужащим. В итоге уровень тревожности общества только растёт.
Но несмотря на то, что люди, пришедшие с войны, могут быть подвержены серьёзному психическому расстройству, есть ожидания, что с их помощью страна действительно начнёт меняться. Ведь посттравматическое стрессовое расстройство – это не единственно возможное последствие вооружённого противостояния. Как ни странно, с войны многие возвращаются изменившимися, с иными, чем прежде, требованиями к окружающим и к жизни. Возможно, это продиктовано самой атмосферой войны, когда подзабытые в наше время явления – коллективизм, так называемое чувство локтя, взаимовыручка – оказываются востребованными и даже необходимыми. Домой комбатанты возвращаются зачастую с ожиданиями тех же качеств от окружения. Считается, что вчерашние бойцы более требовательны в вопросах честности, более принципиальны и прямолинейны, взыскательны и резки. А фронтовая дружба и братство – всё это сохраняется в послевоенное время. Участие в войне как таковой сближает даже разные поколения. Образно говоря, война очищает и выпрямляет, изменённые войной люди тянутся друг к другу и лучше понимают друг друга.
Здесь главное, чтобы участники войны не превратились в «потерянное поколение», так и не сумевшее понять, за что они воевали, ради чего подвергали себя опасности и почему в расцвете лет оказались в каком-то немыслимом пекле.
Светлана ЗАМЛЕЛОВА