В телеграм-канале Марии Васильевны Шукшиной размещен короткий, но острый, как гвоздь, монолог, которым она пригвоздила клеветников и критиканов советской жизни. Этот ее монолог связан с советскими космическими победами, а в победах – и человеческий риск, и постижение знаний и мощь страны, и великая слава. С критиканами она объяснилась строго.
А нам подумалось, добавить бы к немногим ее словам и жизненные аргументы ее горячо любимого отца Василия Макаровича Шукшина, и сверхвесомую мудрость Михаила Александровича Шолохова, с которым Шукшин встретился в свое последнее лето…
Юрий Никулин был свидетелем этой встречи, когда звездный коллектив замечательных артистов снимались в фильме «Они сражались за Родину».
Юрий НИКУЛИН:
– Василий Макарович любил Шолохова. Нередко на репетициях он восклицал: – Ну надо же, как фразу-то написал, а? Так точно и хлестко! Даа…
Когда мы по приглашению Шолохова поехали к нему в станицу Вешенскую, я видел, как волновался Шукшин. Приехали поздно вечером, переночевали в гостинице. Утром зашли в книжный магазин и купили книги Шолохова, чтобы он подписал нам на память. Так с книгами и вошли в кабинет Михаила Александровича.
Встретил он нас радушно. Я первый раз видел его. Думал, Шолохов высокий, а он оказался небольшого роста. Крепкое рукопожатие, взгляд умных живых глаз. Говорил Михаил Александрович спокойно, неторопливо. Мы сразу попросили у него автографы.
– Нет-нет, что вы! – замахал он руками. – Таким хорошим людям и вот так, наспех, что-то написать… Ни за что! Я вот обдумаю, а потом каждому напишу хорошие слова. Книги не оставляйте. Сам пришлю.
Потом в большой комнате, сидя за длинным столом, мы пили кофе. Комната светлая, вся уставленная цветами. За столом шел оживленный разговор, в основном, конечно, о фильме: как снимать, как играть, какие будут пожелания. Михаил Александрович говорил, что писать и ставить фильмы о войне трудно.
Вспомнил он, как в начале тридцатых годов ездил в Берлин и там попал на премьеру картины по роману Ремарка «На Западном фронте без перемен». Картина шла в каком-то шикарном кинотеатре. На премьеру собралась вся знать Берлина. Мужчины в смокингах, дамы в бриллиантах. Начался фильм с того, что в грязном окопе спиной к зрителям лежал солдат, который поднимал ногу и издавал непристойный звук. Вначале это вызвало в зале шепот, недоумение, а когда солдат звук повторил, то все зааплодировали.
– Я к чему это рассказываю, – сказал Михаил Александрович. – Это вроде бы не для нашей картины, но правду солдатской жизни вы обязаны передать. Пусть все будет достоверно. Может быть, где-то я крепкое словцо прозвучит, это неплохо. Солдатскую жизнь не надо приукрашивать. Хорошо бы показать, как все было на самом деле. Ведь второй год войны был для нашей армии тяжелым.
Около трех часов мы провели за беседой. Шолохов рассказывал о том, как по предложению Сталина начал писать этот роман [«Они сражались за Родину»], как впервые его напечатали. Слушали мы Шолохова с интересом. Говорил он образно, убедительно.
– Интересный он дядька, – говорил позже мне Шукшин. – О, какой интересный. Ты не представляешь, что мне дала эта встреча с ним. Я всю жизнь по-новому переосмыслил. Много суеты у нас, много пустоты. А Шолохов – это серьезно. Это – на всю жизнь.
Ростовский журналист и писатель Георгий Губанов родился в Шолоховском районе и десятки лет своей жизни посвятил собиранию, исследованию биографии и творчества советского классика, великого своего земляка. Он выпустил целый ряд книг, которые помогают массовому читателю находить свой путь к глубоким шолоховским творениям, приобщаться к русской цивилизации. Георгий Васильевич подарил редакции весомый труд, где показал несчетно мгновения жизни и откровения вешенского мудреца. Мы воспользовались губановским подбором россыпи суждений классика и составили своеобразный монолог суждений Шолохова о родной земле, о великом народе, о писательском труде.
Михаил ШОЛОХОВ:
– Я родился на Дону, рос там, учился, формировался как человек и писатель и воспитывался как член Коммунистической партии. И, будучи патриотом своей великой, могущественной Родины, с гордостью говорю, что являюсь и патриотом своего родного Донского края… Святая обязанность – любить страну, которая вспоила и вскормила нас, как родная мать. Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько-соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжины балок, суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим гнездоватым следом конского копыта, курганы в мудром молчании, берегущие закрытую казачью славу. Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь. Места донские я за свою жизнь узнал. Да и как же не узнать отчий край, родной дом… Мой родной народ на своих исторических путях шел вперед не по торной дороге. Это были пути первооткрывателей, пионеров жизни. Я видел и вижу свою задачу как писателя в том, чтобы всем, что написал и напишу, отдать поклон этому народу-труженику, народу-строителю, народу-герою, который ни на кого не нападал, но всегда умел с достоинством отстоять свободу и честь, свое право строить свое будущее по собственному выбору. Я, житель станицы Вешенской на Верхнем Дону, в годы Гражданской войны боролся за победу Советской власти. Меня родила и воспитала Советская власть и партия большевиков. Я – сын советского народа. И заботу Советской власти обо мне я не могу назвать иначе, как ласковой материнской заботой о сыне. Казачество, давшее таких великих бунтарей против самодержавия, как Разин и Пугачев, в годы революции обманутое генералами, было вовлечено в братоубийственную войну с трудовым русским народом. Поняв свою ошибку, казачество отошло от белого движения… Мы нищую страну сделали богатой. Мы создали промышленность, мы создали крупное социалистическое сельское хозяйство. Мы с каждым днем все больше и больше увеличиваем нашу хозяйственную мощь. Во что превратилось донское казачество за годы Советской власти? Не только в станицах, но и в хуторах почти в каждом доме имеются дети – учащиеся в средних школах. Казаки-колхозники уже не думают о том, чтобы вырастить сыновей, умеющих только работать в поле. Они хотят видеть своих детей инженерами, командирами Красной Армии, агрономами, врачами, учителями. Растет новая смена, советская казачья интеллигенция. Обновляется Дон и выглядит уже по-новому…
Я принадлежу к тем писателям, которые, как и все советские люди, гордятся, что малая частица народа великого и благородного… Мы называем нашу Советскую родину матерью. Мы все члены одной огромной семьи. Как же мы можем не реагировать на поведение предателей, покусившихся на самое дорогое для нас? С горечью констатирует русская народная мудрость: «В семье не без урода». Но ведь уродство уродству рознь. Ничего нет более кощунственного и омерзительного, чем оболгать свою мать, гнусно оскорбить ее, поднять на нее руку…
Очень велика ответственность писателя перед народом, очень велика. Мы все вместе и каждый из нас отдельно должны быть совестью народа. Каждый из нас пишет для того, чтобы его слово дошло до возможно большего числа людей, которые захотят его услышать. И счастье приходит к нам тогда, когда мы выражаем не маленький мирок своего «я», а когда нам удаётся выразить то, что волнует миллионы.
Писать правду нелегко, но этим не ограничивается писательское предназначение – сложнее писать истину. Истину! …Больше всего нужно для писателя, ему самому нужно, – передать движение души человека. Я хотел рассказать об этом очаровании человека в Григории Мелехове… У писателя должна быть тема близкая, родная. Всю жизнь я живу в Вешенской, общаясь с колхозниками, сельскими строителями, интеллигенцией. Изучению жизни помогают депутатские обязанности. Мне известны самые насущные нужды людей. Я знаю тружеников земли и о них пишу… Конечно, талант имеет большое значение, но надо смотреть, куда направлен этот талант и кому он служит… Важно, чтобы талант служил народу, а не врагу… Писателям – и молодым и старым – нельзя ставить себя в привилегированное положение… Давайте поосторожней с ошибками! Другими словами, если не додумал до конца произведение, не выноси его читателю… Наше отношение к патологической литературе совершенно определенное. Правильно сказал Горький: когда тебя рвет, не выходи на улицу… Государство должно следить за творчеством больных писателей…
…Если каждый из нас пороется в памяти, то в прочитанном сможет найти примеры того, как пишут о рабочем быте и производстве, недостаточно зная этот быт и производство, недостаточно распознав все тонкости и детали. А без такого исключительно вдумчивого, глубоко познания материала нет настоящего произведения. Мне не нужно было собирать материал, потому что он был под рукой. Я не собирал, а сгреб его в кучу. Поживите в колхозе месяц, и люди пойдут к вам гужом… У нас немало бестемных писателей, которым не о чем писать… не знают, о чем писать, потому что ничего не знают… Передо мной вопрос о теме не стоит. Я нахожусь в других условиях и считаю, что мог бы дать взаймы три-четыре темы прямо с материалами. Отсюда я делаю вывод, не знаю, может быть, ошибочный, что писателю, который хочет работать и расти, необходимо каким-то образом прикрепиться к материалу, и более или менее крепко, а не в порядке творческой командировки на месяц. Сам хорошо знаю, что, например, второй том «Тихого Дона» слабее, чем третий, не говоря уж о четвертом. Знаю, что там я утонул в груде исторического материала. И хотя часто говорят в мое оправдание, что я был молод тогда, я сам в отношении себя бескомпромиссен и знаю, что за свои ошибки писатель отвечает сам… И мне всегда не по себе, когда нашим советским писателям что-то не удается… По моему мнению, писатель должен свой роман так долго шлифовать и кончать, пока он не получит совершенную форму. Я писал «Тихий Дон» 15 лет и не жалею об этом. Жалею, что не писал его 20 лет. О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто мы пишем по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и народу, которым мы служим своим искусством. Жить жизнью народа, страдать страданиями людей, радоваться их радостями, целиком войти в их заботы и нужды – вот тогда у писателя и будет настоящая, волнующая сердца читателей книга. Искусство обладает могучей силой воздействия на ум и сердце человека. Думаю, что художником имеет право называться тот, кто направляет эту силу на создание прекрасного в душах людей, на благо человечеству. Слово, добываемое писателем из недр могучего русского языка, каждый раз должно быть тем единственным словом, которое безошибочно находит путь к сердцу читателя. …Писатели частенько злоупотребляют вольными словечками… У нас зачастую писатели (и я грешен в этом) писали из расчета, что «из песни слова не выбросишь», и забывали, что книги наши читает не только взрослый читатель, который прочтет и отнесется с усмешкой к языковой вольности, но читает и молодежь, 13–14-летние подростки, которые черпают из книг обороты речи и вольные слова. А затем эти слова входят в обиход молодежи, проникают в семью и школу. Я считаю, что этот вопрос должен подвергнуться и уже подвергается пересмотру каждым писателем.
Величайшее богатство народа – его язык! Тысячелетиями накапливаются и вечно живут в слове несметные сокровища человеческой мысли и опыта. И, может быть, ни в одной из форм языкового творчества народа с такой силой и так многогранно не проявляется его ум, так кристаллически не отлагается его национальная история, общественный строй, быт, мировоззрение, как в пословицах. Меткий и образный русский язык особенно богат пословицами. Их тысячи, десятки тысяч! Как на крыльях, они перелетают из века в век, от одного поколения к другому, и не видна та безграничная даль, куда устремляет свой полет эта крылатая мудрость… Различны эпохи, породившие пословицы. Необозримо многообразие человеческих отношений, которые запечатлелись в чеканных народных изречениях и афоризмах. Из бездны времени дошли до нас в этих сгустках разума и знания жизни радость и страдания людские, смех и слезы, любовь и гнев, вера и безверие, правда и кривда, честность и обман, трудолюбие и лень, красота истин и уродство предрассудков… Беспрерывно промываются временем и шлифуются рассыпанные в пословицах золотые крупицы народной жизни, борьбы и традиций бесчисленных поколений.
Капитализм, приручая продажных писателей, развращает даже честных литераторов. Я, разумеется, не говорю о таких писателях, бойцах-антифашистах, которые связали свою судьбу с делом демократии и прогресса. Буржуазный писатель поставлен в такие условия, которые культивируют в нем черты индивидуализма, оттирая на задний план общественное значение литературного творчества… Нельзя представить советского писателя, оторванного от советской питательной среды. Нам кажутся очень наивными житейские идеалы некоторых дореволюционных писателей. Собственная вилла на берегу Черного моря, автомобиль. Все это, право же, ничего общего не имеет с нашими мечтами, нашими идеалами. …Взаимоотношения, издавна установившиеся между советскими писателями и читателями, совершенно иные, нежели в капиталистических странах. Народ, которому мы служим своим искусством, ежедневно говорит о нашей работе устами читателей. Нас критикуют, ругают, когда надо, поддерживают под локоть при творческих неудачах, хвалят, когда мы этого заслуживаем, и каждый из нас постоянно чувствует около себя эту направляющую исполинскую трудовую и ласковую руку народа-созидателя. И вот, когда народ говорит писателю, что он мало пишет или плохо пишет, – что может ответить писатель в свое оправдание? Лицо его становится довольно скучным, он невнятно лепечет, что будет работать лучше. И иногда исправляется, – правда, не всегда это бывает. Иной раз и хотел бы написать лучше, но не выходит, пороха не хватает, как говорится, был писатель, да весь вышел… Советские писатели, надо прямо сказать, не принадлежат к сентиментальной породе западноевропейских пацифистов… Если враг нападет на нашу страну, мы, советские писатели, по зову партии и правительства, отложим перо и возьмем в руки другое оружие, чтобы в залпе стрелкового корпуса… летел и наш свинец, тяжелый и горячий, как наша ненависть к фашизму!.. Разгромив врагов, мы еще напишем книги о том, как мы этих врагов били. Книги эти послужат нашему народу и останутся в назидание тем из захватчиков, кто случайно окажется недобитым…
Многие молодые течения в искусстве отвергают реализм, исходя из того, что он будто бы отслужил свое. Не боясь упреков в консерватизме, заявляю, что придерживаюсь противоположных взглядов, будучи убежденным приверженцем реалистического искусства… Я говорю о реализме, несущем в себе идею обновления жизни, переделки ее на благо человеку. Я говорю, разумеется, о таком реализме, который мы называем социалистическим. Его своеобразие в том, что он выражает мировоззрение, не приемлющее ни созерцательности, ни ухода от действительности, зовущее к борьбе за прогресс человечества, дающее возможности постигнуть цели, близкие миллионам людей, осветить им путь борьбы… Сейчас часто говорят о так называемом литературном авангарде, понимая под этим модные опыты преимущественно в области формы. На мой взгляд, подлинным авангардом являются те художники, которые в своих произведениях раскрывают новое содержание, определяющее черты жизни нашего века. У нас есть чем гордиться, есть что противопоставить крикливому, но бесплодному абстракционизму… Нам всем никогда не следует забывать, сколько внесено нашей литературой в духовную сокровищницу человечества, как велик и неоспорим ее авторитет во всем мире. Я не против экспериментов. Я за разумные эксперименты. Надо все время искать новое, которое не отрицает наследия прошлого, и осторожно относиться ко всем важным, интересным традициям. Поиски новых форм – это хорошо. Без постоянного поиска может замереть работа и вообще не будет нового. Я за новаторство. Но я против тех поисков, которые отрицают наследие прошлого.
Сейчас часто говорят о так называемом литературном авангарде, понимая при этом мощнейшие опыты преимущественно в области формы. На мой взгляд, подлинным авангардом являются те художники, которые в своих произведениях раскрывают новое содержание, определяющее черты жизни нашего века. И реализм в целом, и реалистический роман опираются на художественный опыт великих мастеров прошлого. Но в своем развитии приобрели существенно новые, глубоко современные черты. Я говорю о реализме, несущем в себе идею обновления жизни, переделки ее на благо человеку…
Я считаю, что решить все те проблемы, которые сейчас поставлены перед интеллигенцией всего мира, один человек (каким бы авторитетом он ни пользовался) не может. Тут необходимы коллективные усилия… Я имею в виду, например, борьбу с порнографической литературой, со всякими «комиксами», которые портят молодежь и прививают ей нелепые, вредные взгляды. В то же время должны быть осуждены люди, которые, профессионально владея пером, пишут сценарии гангстерских, человеконенавистнических фильмов, получивших такое широкое распространение во многих странах. Борьба против шовинизма, расизма, милитаризма – эти серьезные вопросы тоже должны занимать нас. Ведь творчество – это прежде всего дело морали, нравственности, гуманизма! Необходимо сломать эту отравленную черную стрелу, обезоружить стрелка… Литература, разумеется, – дело совести. Однако будущие поколения не простят нам, если мы не поднимем свой голос против убийства. Когда читатели увидят «С кем вы, мастера культуры?» – станет ясно, кто и во имя чего выступает. Это будет иметь огромное психологическое значение. Карты будут открыты. …Сейчас я пишу роман «Они сражались за Родину». В нем мне хочется показать наших людей, наш народ, источники его героизма… Я считаю, что мой долг, долг русского писателя, – это идти по горячим следам своего народа в его гигантской борьбе против иноземного владычества и создать произведения искусства такого же исторического значения, как и сама борьба. Конечно, против врага надо стрелять и статьями и очерками, но если уж нам, русским писателям, выйти на поле боя, то мы должны ударить тяжелой артиллерией нашего искусства. Я знаю, создание такого крупного произведения требует времени, и тяжелая артиллерия может прийти к огню, когда враг уже будет разбит, но я тороплюсь, работаю напряженно и много… Я долго был в разлуке с семьей. В июле 1942 года в станице Вешенской погибла от немецкой бомбы моя семидесятилетняя мать. Это была настоящая русская женщина, крепкая, стойкая, большой нравственной силы. Мне помнится, как во время Гражданской войны, когда мне было четырнадцать лет, в нашу станицу ворвались белые казаки. Они искали меня, как большевика. «Я не знаю, где сын», – твердила мать. Тогда казак, привстав на стременах, с силой ударил ее плетью по спине. Она застонала, но все повторяла, падая «Ничего не знаю, сыночек, ничего не знаю…» В судьбу каждого из нас война вошла всей тяжестью, какую несет собой попытка одной нации начисто уничтожить, поглотить другую. События фронта, события тотальной войны в жизни каждого из нас уже оставили свой нестираемый след… Мой дом, библиотека разрушены немецкими минами. Я потерял уже многих друзей – и по профессии, и моих земляков – на фронте. Мой сын тяжело заболел за это время, и я не имел возможности помочь семье. Но ведь, в конце концов, это личные беды, личное горе каждого из нас. Из этих тяжестей складывается всенародное, общее бедствие, которое терпят люди с приходом в их жизнь войны. Личное наше горе не может заслонить от нас мучений нашего народа, о которых ни один писатель, ни один художник не сумел еще рассказать миру… Предания древности рассказывали нам о кровопролитных нашествиях гуннов, монголов и других диких племен. Все это бледнеет перед тем, что творят немецкие фашисты в войне с нами. Я видел своими глазами дочиста сожженные станицы, хутора моих земляков – героев моих книг, видел сирот, видел людей, лишенных крова и счастья, страшно изуродованные трупы, тысячи искалеченных жизней…
В мировой истории не было войны столь кровопролитной и разрушительной, как война 1941—1945 годов… Никогда никакая армия в мире, кроме родной Красной Армии, не одерживала побед более блистательных ни одна армия, кроме нашей армии-победительницы не вставала перед изумленным взором человечества в таком сиянии славы, могущества и величия… Пройдут века, но человечество будет хранить благодарную память о героической Красной Армии.
Мой дорогой друг и соотечественник! Пусть не стынет наша ненависть к врагу, даже поверженному! И пусть с удесятеренной яростью кипит, клокочет она в наших сердцах к тем, кому нет названия на человеческом языке, кто все еще не насытился прибылями, нажитыми на крови миллионов, кто в сатанинском слепом безумии готовит исстрадавшемуся человечеству новую войну… Враги остаются врагами: иные просто клевещут, клевещут с присущей им наглостью, примитивно и грубо, другие вытаскивают из пыльных архивов изрядно траченные молью рассуждения о «загадочности славянской души», о «Русском фанатизме» и, стыдливо прикрывая свое убожество и низость этими обветшалыми одеждами, делают вид, что никак не поймут, откуда берется всесокрушающая сила у советского народа… В прошлую войну, в первые годы ее, немецкие фашисты, посмеиваясь и явно желая вложить в прозвище некий оскорбительный смысл, называли нашего солдата «русским Иваном». Они посмеивались до тех пор, пока под Сталинградом «русский Иван» совсем отучил их не только посмеиваться, но и улыбаться. Что ж, хорошее имя Иван! Иванов миллионы в многонациональной Советской стране. Это те Иваны, которые сейчас беззаветно трудятся на благо и процветание своей Родины, а в прошлую войну, как и на протяжении всей истории своей страны, с непревзойденным героизмом сражались с захватчиками. Это они грудью прижимались к дулам немецких пулеметов, спасая своих товарищей по оружию от губительного вражеского огня, это они шли на таран в воздухе, прикрывая от бандитских налетов родные города и села, это они тонули в соленой воде всех морей и океанов, омывающих нашу Родину, и в конце концов спасли человечество от фашистской чумы, распростершей над миром черные крылья. Не щадя ни крови, ни самой жизни, они делали свое святое и благородное дело как раз в то время, когда американские и английские капиталисты, наживались на войне, «делали доллары». Символический русский Иван – это вот что: человек, одетый в серую шинель, который, не задумываясь, отдавал последний кусок хлеба и фронтовые тридцать граммов сахару осиротевшему в грозные дни войны ребенку, человек, который своим телом самоотверженно прикрывал товарища, спасая его от неминучей гибели, человек, который, стиснув зубы, переносил и перенесет все лишения и невзгоды, идя на подвиг во имя Родины. Хорошее имя Иван!