Воспоминание о председателе колхоза Николае Сергеевиче Александрове, награжденном орденами Ленина и Октябрьской Революции, к 100-летию со дня его рождения
Родители Николая Александрова в 1935 году переехали по оргнабору из хотилицких мест (д. Ковердяево) на Дальний Восток, в бухту Тетюхе. Отец умер, мать одна растила пятерых детей. В 12 лет Николай стал работать учеником слесаря на фабрике. Затем, доучившись в школе, был призван в армию, попал в пехотное училище. Уже шла война…
25 ноября 1944 года, на латвийской земле, немецкая мина угодила в сарай, из которого взвод Александрова делал пристрелку вражеской позиции. Очнулся Николай в медсанбате. «Воды», – простонал немощно, но пить было нельзя, пока санитары не убедятся, что нет ранения в живот. Пять осколков врезались Александрову в тело. Один из них перерубил срединный нерв правой руки. Нерв сшили позже, в ивановском госпитале, где Александров прокантовался семь месяцев. Боль в голове от контузии осталась на всю жизнь.
Выйдя из госпиталя инвалидом третьей группы, отправился Николай в Москву, к тете погибшего фронтового друга Петра Горохова, талантливого художника Ленфильма, оттуда – в город Артем, к своей маме. Ненадолго устроился преподавать военное дело. Женился… Жить было трудно, не все поначалу ладилось. В госпитале пришлось иметь дело с наркотиками – они снимали боль, через день для аппетита давали раненым по 50 граммов спирта. Не так легко было отказаться от этого.
– Скверная, надо сказать, привычка, – вспоминал Николай Сергеевич. – Все зовут: «Зайди, Сергеич». Заходил…
К слову, после избрания председателем Александров, по его словам, «каленым железом» принялся выжигать пьянство, матерщину. К той поре сказал себе: «Всё, точка! Иначе не быть тебе председателем». А чтобы люди не обижались, ходил на деревенские свадьбы и прочие мероприятия с сувенирной рюмочкой. Легенда об этой рюмочке долго жила в народе. Председателем же «Труженика» (с центром в деревне Воскресенское), объединенного позднее с колхозом имени Ленина (с центром в селе Хотилицы), Александров стал так.
Когда семейство возвратилось на родину, начал он преподавать в школе – окончил к тому времени педагогическое училище, потом замполитом МТС назначили, спустя некоторое время избрали секретарем райкома партии по зоне МТС. Было в зоне 32 колхоза, после объединения – 20, забот хватало. Пешком исходил все проселки, в каждой деревне его знали в лицо. Больше, однако, душа лежала к конкретной хозяйственной работе. У руля в «Труженике» стоял дельный мужик, офицер запаса Харитон Иванович Иванов. Один недостаток – не поверил в возможности колхозов, открывшиеся после сентябрьского пленума ЦК 1953 года. Да и болезнь одолевала.
Запомнились Николаю Сергеевичу отчетное собрание в этом колхозе и главный вопрос, который колхозники поставили перед Ивановым: «Отдашь двадцать копеек на трудодень или нет?» Между тем весь их заработок за отчетный год составил всего 1300 рублей. Оплата труда председателя тоже была мизерная, но существовало специальное постановление о доплате. И вот колхозники отказали Иванову в доплате, как ни уговаривал их Александров, ссылаясь на «линию партии». Явившись в райком, доложил о решении колхозников и получил строгое внушение за то, что не смог «провести линию партии в жизнь». Пришлось новое собрание назначать. С горем пополам уговорил народ, а на сердце досада. Ночью включил фонарик, взялся на обоях карандашом рассчитывать, можно заплатить по двадцать копеек на трудодень или нет. Пришел к выводу, что можно!
– Я в те годы Хрущеву искренне доверял, – говорил Николай Сергеевич. – Особенно после сентябрьского 1953 года пленума ЦК КПСС. Смысл того пленума в чем был: продукция колхозов, совхозов стала иметь цену. Значит, можно хозяйство развивать, платить колхозникам за их труд. Это и подтолкнуло меня откликнуться на призыв о тридцатитысячниках. На собрании в «Труженике» 25 мая 1955 года прозвучал тот же вопрос, но уже обращенный ко мне: «Отдашь по двадцать копеек на трудодень за прошлый год?» Отвечаю уверенно: «Отдам!» Вижу, не больно-то поверили мне, но все-таки избрали меня председателем…
Здесь требуется отступление. Во-первых, деньги и цены в то время были иные: килограмм хлеба в магазине, например, стоил 1 рубль 35 копеек, килограмм картофеля – 45 копеек… Во-вторых, колхозники по итогам года получали натуроплату – в основном в виде зерна, что сильно поддерживало личное подворье. Во многих местах в натуроплату включали льняное масло, гречку, мед с колхозных пасек, яблоки из колхозных садов. Тем не менее уровень жизни крестьянства оставался низким. Посему даже двадцать копеек на трудодень, а уж тем более пятьдесят копеек, имели значение. Не случайно в ту пору в сельской местности стали появляться велосипеды, ламповые радиоприемники.
– Первое, к чему пришел: реальные деньги надо взять от молока, – продолжил Александров. – Для начала – коров доить ответственно, добросовестно. 25 мая всем колхозом продали 80 литров – всего восемь ведер! Ставлю задачу к началу июня выйти на 350. Доярки хохочут, за чудака меня принимают. Ну уж, думаю, не сдамся я. Встаю раньше всех и – на ферму. Смотрю, кто ленится, кто старается. Подоила доярка, подсаживаюсь под корову, дою левой рукой. Я стакан с собой носил для этого двухсотграммовый. Первого июня, не поверите, 400 литров продали государству. Люди ободрились, верить мне начинают, а я контроль продолжаю. На выгон, приду, сяду на камень, наблюдаю – ага, у первотелки вымя тяжелое, выходит, с утра не подоена. Разбираюсь по всей строгости: ведь первотелку недодаивать – не иметь с нее в будущем хорошей коровы. После объединения с соседним колхозом речь пошла уже не о сотнях литров ежедневного надоя, а о тоннах.
Льном плотно занялись. За предыдущий 1954 год колхоз взял ссуду на семена льна 4 тысячи рублей, а весь доход от него 700 рублей. Был бригадир Захар Богданович в Малахове, так он совсем отказывался лен сеять. Май на исходе, а он: «Нет земли». Я знаю, землю при желании можно подобрать. Убеждаю его. На своем стоит. Говорю трактористу Никанорову: «Прикрепляй плуг к трактору, будем улицу пахать в Малахове под лен». Только Никаноров взялся пахать, «палец» из трака выскочил внутрь, кабину гусеницей скинуло на землю. Никаноров чудом успел выскочить, жизнь себе тем самым спас. Захар Богданович – белее полотна. «Ну что? – говорю. – Дорогой Захар Богданович, будем лен сеять? Есть земля?»
Получили ото льна, помнится, 15 тысяч рублей чистого дохода, хотя и посеяли поздно, в начале июня. Премии людям дали, Захару Богдановичу – прежде всего. Лен вообще культура с «секретом». Не все его понимают. Первым делом поле надо выровнять, сеять на глубину не более 1,5–2 сантиметра. Губителен слишком ранний посев, это задерживает всходы, приводит к зарастанию поля сорняками. Первые три недели лен растет очень медленно. Взойдет на третий-четвертый день и как бы затаится. Поспешишь с подкормкой азотными удобрениями – сорняк полезет, заглушит посевы, лен «снится» (термин местного происхождения). Подкормка эффективна только в период начала быстрого роста, то есть к концу третьей недели после появления всходов. Я на своем огороде проверял, как и что. Сорта картошки испытывал разные – как они ведут себя на наших почвах.
Через три месяца рассчитались с колхозниками за 1954 год и начали ежемесячно авансировать по тогдашнему рублю на трудодень. Бухгалтер Федосеева Галина Емельяновна аванс не берет. Мол, сейчас дашь, потом отберешь. Уверена была: в колхозе не может быть денег. А колхоз тем временем пошел в гору. Льноволокна на круг стали получать по 6 с лишним центнеров с гектара, картошки – до 200 центнеров. Молока прибавили за три с половиной года по 1500 килограммов на корову, то есть подняли продуктивность вдвое. Помимо укрепления порядка и дисциплины, главным образом, сыграло роль и ежегодное улучшение стада. Завели племенных быков, открыли свой пункт искусственного осеменения. За люпин взялись, за кукурузу…
В начале 60-х года пригласили представителей района на зональное совещание по селу. Выступали Малинина, Кавун, Демин из Горьковской области, Лысенко, то есть штатные ораторы. Нас предупредили: записок не писать, с вопросами не обращаться. Ну, а мы с Логуновым, тоже председателем колхоза, сговорились – надо бы наши беды до Никиты Сергеевича довести – он на совещании присутствовал. И что планируют от достигнутого, и что указывают, сколько и чего сеять. Думали, поймет нас Никита Сергеевич, поддержит. Пишем: «Дорогой Никита Сергеевич, знаем Вас как верного ленинца. Просим принять нас в удобное для Вас время». Вечером влетает в номер Федор Тимофеевич Бойдин – он первым секретарем в Андреаполе был: «Что вы наделали, мужики! Приказано вас из партии исключить за своевольничание!»
Мы с Бойдиным – друзья, вижу, крепко ему досталось. До исключения не дошло, но в антикукурузники меня зачислили (хотя кукурузу мы растили хорошую, и в рамках разумного ее надо сеять). На областную трибуну стало не пробиться, хотя был я в то время депутатом областного Совета, кандидатом в члены обкома. Давление испытывал до тех пор, пока не разрешили выступить на одной из сессий. Там сказал всё, что хотели мы с Василием Петровичем Логуновым сказать Хрущеву. С поднятой головой возвратился на место, а Стариков, первый секретарь укрупненного райкома партии, укоряет: «Что же не посоветовался с членами бюро райкома перед тем, как выступать? Корытков, первый секретарь обкома, брови хмурил». Тут инструктор облисполкома меня находит: «Вас Николай Гаврилович приглашает». Хорошо, по-доброму мы с Корытковым побеседовали. И про кукурузу, и про овес, и про другое. Возвращаюсь, а Стариков: «Ну что, достукался?» Про себя думаю: «Не достукался, а, кажется, достучался».
Вскоре Корытков приехал в колхоз, во всех бригадах побывал, поговорил с людьми, убедившись, что никакой я не антикукурузник. Укорил, правда, почему рожь на корню не скармливаем коровам, было такое поветрие. Я говорю: «Николай Гаврилович, в наших скудных краях всегда считалось большим грехом топтаться по хлебу. Обида будет у людей. Не каждое решение «сверху» нам подходит». Строгий был мужик Корытков, но справедливый, с душой. Что ни говори, климат в области сильно зависит от руководства…
Помню, перед областной партийной конференцией, на которую меня избрали в 1979 году, звонок из обкома: надо, мол, выступить. В то время Леонов уже был первым. Приезжаю на конференцию, инструктор спрашивает: «На сколько минут у вас рассчитано?» – «Как всегда, на десять». – «Нет, надо на восемь». Делать нечего, сократил. Потом говорят: «Текст нужно посмотреть». – «Зачем?» – «Для пользы дела». Тогда в выступления рекомендовалось вставлять фразу про «выдающегося ленинца, гениального продолжателя, дорогого всем нам Леонида Ильича Брежнева». Одним словом, не дал я свое выступление смотреть, и слова мне не дали.
Но на толковых людей везло больше. Секретарь обкома по селу Карасев Михаил Алексеевич, бывало, приедет, дотошно во все вникнет, ободрит, поддержит. Савин из этой же когорты. Предлагаю ему по бригадам проехать, а он: «Давай-ка лучше пешочком». Так мы с ним почти весь колхоз и обходили. Председатель облисполкома Казанов Федор Васильевич приезжал не иначе как с ночевкой. По полям ходил в кирзачах, с народом беседовал. Это симулировало к самоотверженной работе…
Сильные по духу, по убеждениям тянутся к подобным же. В колхоз имени Ленина приезжал публицист, писатель, лауреат Ленинской и Государственной премий Иван Афанасьевич Васильев. В прошлом офицеры-фронтовики, учителя, они с Николаем Сергеевичем сразу нашли общий язык. Васильева особенно заинтересовало, что учащихся местной школы председатель приглашает на колхозные собрания, что без всяких указаний сверху на колхозном собрании было принято решение о присвоении звания Почетного колхозника.
Большая дружба связывала Николая Сергеевича с выдающимся художником, лауреатом Ленинской премии Николаем Михайловичем Ромадиным. Любитель путешествовать по стране, Ромадин проезжал по железной дороге через Житовский мост, откуда открывается гирлянда озер. Восхитившись, сошел на первом полустанке – им оказался разъезд 210, где в то время действовал лесоучасток Октябрьской железной дороги. Пришел к директору Федору Ивановичу Федорову: «Хочу у вас жить». Нашлась изба, выделенные Федоровым строители ее подремонтировали. От Хотилиц от полустанка недалеко, Николай Сергеевич, питавший тягу к живописи и сам писавший маслом, навещал художника, а тот бывал в Хотилицах. Сохранилось письмо Ромадина Александрову: «Мой дорогой Николай Сергеевич, в моих впечатлениях от блужданий по России Вы оставили глубокий след своими взглядами, духовными настроениями и бесконечной энергией, которая меня изумляет, и я приношу Вам глубокую благодарность за ту веру, которую Вы вдохнули в меня как председатель колхоза. Дай Бог Вам счастья… У меня доброе, благодарственное чувство от сознания того, что есть еще такие люди на земле. Н. Ромадин».
В моих журналистских блокнотах есть замечания и суждения Николая Сергеевича во время наших бесед:
«Нам, председателям, что мешало больше всего? Указания, сколько и когда сеять. До смешного – звонят, спрашивают, сколько ярок покрыто. Но главный бич – уравниловка, зачастую – и просто выводиловка. При коллективном труде важно строго придерживаться индивидуального учета труда, платить за индивидуальный вклад каждого. У нас же многие колхозы уподобились в принципах оплаты труда коммунам, что недолго существовали в 1918–1919 годах: «От каждого по его желанию, каждому по его нуждам».
«Выдвигается тезис – «не осталось кадров в колхозах». Его нельзя принимать на веру, он – в пользу равнодушных, бездеятельных. Например, в нашем колхозе десять лет назад было 154 трудоспособных колхозника, ныне – 160. С людьми надо работать, заботиться о них, давать им веру в лучшее будущее».
«Я – не консерватор. Фермерство, аренда тоже имеют право на жизнь. Еще Екатерина Вторая заметила: у земледелия два двигателя – собственность и свобода. Но вот какое дело – психология людей в целом у нас иная. Они привыкли к коллективному труду – от общины это идет, привыкли к государственному вниманию. На политзанятии спрашиваю: «Кому земля нужна бесплатно?» никто руки не поднял. В коллективизме заложена огромная созидательная сила. Так что фермерство фермерством, колхоз колхозом, пусть развивается и то, и другое».
«Дай никчемному руководителю крепкое хозяйство, он его развалит. А доверь умелому организатору отстающее – он его поднимет…»
«В 1971-м понял: до ручки дохожу, нервы на пределе. Ведь у каждого человека свой ресурс. Показалось мне, что свой ресурс я выработал, никакого запаса не осталось. С муками поставил вопрос о своем освобождении. Избрали меня председателем сельского Совета, на колхоз же поставили местного, крестьянство знающего. Но… обувка-то по мне была, под себя я ее делал столько лет. Непривычно и ему, и людям перестраиваться на новый лад. Так что сделал передышку и в 1972-м вернулся, еще семь лет тянул председательскую лямку».
«Прежде считал, стану пенсионером, три желания исполню. Первое – отоспаться всласть, второе – начитаться, третье наловиться форели в любимой речушке. Ни одно не исполнил. Сплю не более четырех часов. Грудина часто болит, особенно после езды на машине. Стону по ночам, как родиха. Башка не позволяет читать – старая контузия сказывается. И с ловлей форели не получилось. Задор есть, силенок недостает».
– Это был талантливый хозяйственник, – рассказывал мне бывший первый секретарь Ленинского (Андреапольского) райкома партии Петр Иванович Федоров. – Что значит получать на скудных, песчаных почвах западной части Калининской области урожай картофеля по двести центнеров с гектара, зерновых – по двадцать центнеров? Это все равно, на мой взгляд, что получить вдовое больший урожай на черноземах. Три тысячи молока по колхозу на корову в год считались у нас замечательным результатом. Ежегодно колхоз имени Ленина продавал государству по тысяче тонн и более молока, по тысяче тонн зерна. Рентабельность достигла 54 процентов. На первом плане здесь было радение о человеке. Колхоз заботился, чтобы на каждом подворье была корова, чтобы она была в достатке обеспечена кормами. Николай Сергеевич был настоящим сельским интеллигентом, прекрасно знавший русскую литературу, русскую историю, увлекался краеведением, любил живопись. Но и этого мало для его характеристики. Это был, без преувеличения, государственный человек, государственный деятель. Все его мысли и дела были подчинены одной цели – служению государству…
К словам П.И. Федорова остается добавить, что за свои ратные дела Н.С. Александров был отмечен орденами Красной Звезды и Отечественной войны первой степени. За трудовые достижения – орденами Ленина и Октябрьской Революции.
На председательском посту его сменил зять Михаил Наумович Евсеенко (муж дочери Татьяны, они вместе окончили Великолукский сельхозинститут). Работал старательно, но грянула горбостройка, следом – явились Ельцин с чубайсоидами, окончательно прописавшими приговор СССР и сложившемуся укладу жизни на селе. Михаил Наумович от переживаний перенес инфаркт. Председательство пришлось оставить. В конце концов знаменитый некогда колхоз имени Ленина, одно из лучших хозяйств в западных районах Калининской области, прекратил существование. По всей стране это происходило. Провозгласив, что страну накормит фермер, «аграрии с асфальта» убили 27 тысяч колхозов и 23 тысячи совхозов с техникой, инфраструктурой и квалифицированными кадрами. Заодно убили и обсуживающие их организации.
После кончины супруги Жанны Васильевны, много лет работавшей учителем Хотилицкой вспомогательной школы, Николай Сергеевич со временем перебрался на жительство в Торопец. Но в конце 90-х и в начале 2000-х годов мы еще неоднократно встречались в Хотилицах, в скромном председательском доме. В 2006-м, когда я приезжал туда вместе с руководительницей телестудии «Дубна» Татьяной Гребенок (она сделала телефильм о Николае Сергеевиче), он показал мне рукопись своей книги «Мои «Измаилы», а на прощание подарил мне латунную баночку с настойкой дальневосточного лимонника.
В мае 2007-го получил от него два письмеца. Первое: «Дорогой Валерий Яковлевич, здравствуйте! Посылаю интересующий Вас материал о сыне Евгении. Пожалуйста, не обижайтесь за технику письма. Срединный нерв руки когда-то мне сшили, но функция ее полностью не восстановилась. Наоборот, послушность руки с каждым годом снижается. С уважением Н. Александров. 16.05.07». И второе: «Уважаемый Валерий Яковлевич, здравствуйте! Выполняю Вашу просьбу, посылаю фотокарточку сына Евгения. Был бы рад, если бы Вы когда-нибудь заглянули к нам в Торопец. Привет Вере Николаевне. Н. Александров. 24.05.07».
Последний раз встретились случайно. По дороге в Хотилицы я увидел, как с Беклешинской горки спускается обросший густой бородой пожилой человек, с посохом в руке. Это был Александров. Я остановил машину, мы кратко поговорили и расстались, не предполагая, что расстаемся навсегда. Множество людей провожало его в последний путь. Мой родственник Степан Васильев, один из лучших механизаторов колхоза имени Ленина, награжденный орденом Трудового Красного Знамени, со слезами в глазах повторял: «Какого человека потеряли, какого человека…»
Николай Сергеевич не успел издать завершенную книгу «Мои «Измаилы» (Измаил – крепость, взятая А.В. Суворовым в 1790 году в ходе русско-турецкой войны 1787–1791 гг.). Местная власть могла бы сделать это к 100-летию со дня рождения (10 ноября 2024 г.) руководителя, оставившего яркий след в истории района. Но, видимо, иные заботы ее обуревают. А вот старшее поколение в Хотилицах помнит своего председателя, годы работы с ним. Как не помнить? Это было время созидательного коллективизма, близкое думам и душе русского человека, которое у него отняли люди, не помнящие родства, плясавшие под чужую, заморскую дудку.
Валерий КИРИЛЛОВ,
г. Тверь
На снимке: председатель колхоза имени Ленина Н.С. Александров. Фото конца 60-х гг.
