Уже давно Жанна Андреевна не снимается в кино. Говорит, что сильно изменилась, что воплощать предложенные образы ей неинтересно – у нее и у Николая Губенко, с которым в счастливом браке они прожили более полувека, совсем другая школа и совсем иные представления о прекрасном. Современное кино Жанна Андреевна не любит и не понимает. А это говорит о многом, ведь Болотова – ученица С.А. Герасимова и Т.Ф. Макаровой – сыграла не одну роль в фильмах, которые с полным правом можно назвать сегодня шедеврами. Ее творческая судьба, ее появление в кино заслуживают отдельного рассказа. Рассказа о том, как пятнадцатилетняя москвичка, придя с улицы на киностудию, вскоре прославилась на всю страну и, пожалуй, на весь мир. Фильм Л. Кулиджанова и Я. Сегеля «Дом, в котором я живу» стал лидером советского проката в 1957 году, тогда же, по опросу читателей газеты «Советская культура», был признан одним из лучших фильмов года. В 1958 году фильм получил особый приз первого Всесоюзного кинофестиваля в Москве, премию «За лучшую постановку» и премию Генерального комиссариата секции ООН на Всемирной выставке в Брюсселе.
Уже будучи знаменитой, Жанна Болотова поступила во ВГИК. В одном из интервью она говорила, что Герасимов и Макарова очень любили ее, Жанна дружила с их племянницей и была вхожа к ним в дом. Эта дружба, близость с выдающимися людьми многое дали молодой актрисе. Но, конечно, главное в жизни Жанны Андреевны – это Николай Николаевич Губенко, к знакомству с которым в каком-то смысле тоже причастны Герасимов и Макарова – молодые люди учились на одном курсе, в одной мастерской.
Сначала они дружили, ссорились и расставались. Но однажды соединившись, остались навсегда вместе.
В постсоветское время Губенко и Болотова посвятили себя театру «Содружество актеров Таганки». Современный по форме и классический по духу театр стал уникальным явлением для культурной жизни России – ничего похожего в стране просто нет и не было.
Но как только не стало Николая Николаевича Губенко, театр «Содружество актеров Таганки» – дело всей его жизни, дело, которому отдано тридцать лет, – власти Москвы принялись разрушать так же рьяно, как перед тем разрушили Театр Гоголя, Театр «Модерн», Театр на Малой Бронной, МХАТ, да и, по существу, Большой театр.
И вот на сцене, где недавно зрители видели спектакль «Концерт по случаю конца света», посвященный гибели СССР, или драму «Нечистая сила» по книге В. Пикуля о сломе другой империи, или постановку «Четыре тоста за Победу», после которой люди старшего поколения говорили, что «на два часа побывали на Родине», нынче идет «28 дней» – пьеса об особенностях менструального цикла. Возможно, кому-то и такая тема покажется небезынтересной. Да вот зритель, приходивший в театр Губенко, совсем иного мнения – послушать о женской физиологии пожелали буквально несколько человек. А ведь недавно билеты приходилось покупать за несколько месяцев.
После кончины Николая Губенко чиновники обещали его театру поддержку, клялись, что защитят память великого актера и режиссера, что дело его будет продолжено. Но всё вышло с точностью до наоборот. Не прошло и полугода, как новый руководитель театра принялась устанавливать свои порядки. «Содружество актеров Таганки» при Губенко был своего рода крепостью, выдержавшей долгую и жестокую осаду. Но вот без главнокомандующего крепость дала трещину.
В творческой среде существует весьма нелепое заблуждение относительно новаций. Дескать, традиция – это плохо, это мешает развитию, это подавляет гениальность, стремящуюся к новаторству. Заблуждение в том, что традиция ничего не подавляет. Она лишь задает направление и тон, она делает творчество понятным, близким и узнаваемым среди людей одной культуры, одного народа. И шире – среди разных народов, объединенных общими ценностями. Презрение к традиции, ее отвержение – путь к разрушению культуры. Что ярко и довольно убедительно показано в романе О. Хаксли «О дивный новый мир», так часто вспоминаемом в последнее время. Обитатели этого «дивного мира» не знают Шекспира – традиция и преемственность не сохранены, это не входит в планы хозяев нового мира. Когда же кто-то из «новомировцев» знакомится с сюжетом «Отелло», то ничего не понимает и искренне смеется над устаревшим драматургом. Если без специальной подготовки читать Пу Сунлина, впечатление будет примерно таким же – нечто из жизни инопланетян. Но если отринуть традиции на том основании, что это традиции, эффект в скором времени окажется таким же. И Тургенев будет восприниматься как Пу Сунлин.
Гениальность, новаторство никак не связаны с традицией. Можно быть архитрадиционным, но при этом гениальным творцом. Потому что гениальность и новаторство – это сугубо индивидуальные свойства. Гениальный творец, что бы ни создавал, всё освятит своим гением, и всё созданное окажется самобытным и новым, ни на что не похожим. Но сегодня за новаторство выдаются мат и физиология. Что в этом нового, непонятно. А вот Хаксли вспоминается.
Губенко был творцом из плеяды гениальных традиционалистов, творивших не просто ради самовыражения, но имея в виду сохранение культуры, преумножение и обогащение традиции, воспитание и просвещение. Вместе с тем, что касается формы, в его спектаклях использованы современные творческие приемы, то, что называется «постмодернизмом», но в самом нейтральном смысле – здесь и цитирование, и смешение жанров, пересечение времен и нравов.
Но, судя по культурной политике в нашей стране, такие творцы не нужны. Сохранение памяти, верность традиции, при этом неожиданная подача сценарного материала, находки, заставляющие зал плакать или взрываться аплодисментамия, – ничто в сравнении с голым задом или менструальным циклом. Понятно, что у каждого свой уровень, выше которого подняться нельзя. Но зачем же всю культуру подгонять под эту планку? И зачем на фоне такой бессмысленной и вредительской политики удивляться множащимся теориям заговора?..
Жанна Андреевна всегда была рядом с Николаем Николаевичем – муза, подруга, хранительница. И при этом тоже творец, наделенный красотой внешней и внутренней, огромным даром, умом и мудростью. Уже не снимаясь в кино, не играя на сцене, она бывала на всех спектаклях Губенко, смотрела из зала как критик, чтобы подсказать, подправить, сделать лучше. И каждый спектакль она принимала близко к сердцу, вместе с залом смеясь и плача. Говоря о театре, она всегда говорит «наш театр», «мы ставили», «наш зритель». Потому что театр, где сама она не играла, был детищем Николая Губенко, его кровным, выстраданным делом, а значит – и ее делом тоже, таким же выстраданным и любимым.
Театр буквально стал для них вторым домом. Он и создавался как дом, как одна семья. Это относится не только к труппе, но и к зрителям, к постоянной аудитории. Замкнутый мир, неподвластный чужим ветрам, стойкий перед напором чужаков, но в то же время упорно не замечаемый как модными театральными деятелями и чиновниками от культуры, так и либеральной околотеатральной тусовкой. Николай Николаевич и созданный им театр стали символами ушедшей советской эпохи, своего рода Брестской крепостью, а потому сразу же оказались в информационной изоляции. Сколько пришлось выслушать о якобы гениальной постановке Серебренникова «Нуреев» в Большом, куда явился весь так называемый beau monde, включая пресс-секретаря президента, посмотреть на голый зад. А сколько было шуму вокруг загадочной дамы по фамилии Бузова, приглашенной за полмиллиона во МХАТ только потому, что на нее народ валом валит, как раньше на бородатую женщину в цирке. Но хоть что-нибудь те же СМИ сообщали об аншлаге в театре «Содружество актеров Таганки»? Более того, как рассказала в интервью Виктору Кожемяко Жанна Андреевна, журналистку ТВЦ Светлану Кравцову уволили после репортажа о спектакле «Четыре тоста за Победу».
Те, кто пытается сегодня переделать театр Губенко или, как сообщили актеры, обучить их новым формам, то ли не понимают, что делают, то ли делают это намеренно. А именно: уничтожают память Мастера, разрушают культурный пласт, отнимают театр у зрителя, у актеров – у той самой семьи, сплотившейся вокруг него. Причем делают это с такой явной избирательностью, что не остается сомнений: дело не в искусстве.
Как человек, давно не работающий в профессии, Жанна Андреевна не любит давать интервью. И все же иногда высказывается и о кино, и о театре, и даже о политике. Рассказывая о ситуации вокруг «Содружества актеров Таганки», Жанна Андреевна отметила, что, например, Галину Волчек, уже передвигавшуюся в кресле, не отстраняли от должности, чтобы не потревожить, не ранить, не причинить боли. Однако Татьяну Доронину тревожить не постеснялись, несмотря на то что она была задействована в спектаклях. В театрах Фоменко и Виктюка всё осталось, как было при жизни создателей. А вот Губенко такой чести не удостоился – уже через несколько месяцев после ухода Мастера началась если и не «война диадохов», то недостойная, суетливая дележка наследия.
Грустно, что приходится говорить об этом в дни юбилея, когда хотелось бы выразить Жанне Болотовой и благодарность, и восхищение, и любовь. Но можно представить, что чувствует человек, вынужденный смотреть на разрушение выстраданного, создававшегося годами наперекор всему. А потому пожелаем Жанне Андреевне сил, терпения и мужества. А еще веры в то, что правда однажды восторжествует. Сегодня как никогда всем нужна правда.
