Будучи сам по происхождению из низов, он, по-видимому, очень уважал выходца из крестьян Ивана Тихоновича Посошкова (1652–1726) и весьма ценил его труд. Доверив мне эту тему, он, думается, тем самым выказал мне уважение и дал возможность проявить свой потенциал.
Тогда я ни о чем таком не думал и работал, с одной стороны, в силу необходимости, а, с другой стороны, я и сам был очень впечатлен личностью автора, его проницательным умом и его подвижничеством. Всё это мне, по-видимому, удалось отобразить в моей курсовой работе. Я получил за нее не только отличную оценку, но и своеобразную похвалу от преподавателя. «Лет через 40, – сказал Петр Павлович при всей группе, – вы возьмете в руки эту работу и подумаете, какой же умный я когда-то был». То есть как бы подразумевалось, что я ничего равного своей студенческой работе уже никогда не напишу. К сожалению, я эту работу не сохранил и пишу сегодня о Посошкове вновь с чистого листа.
И вновь он меня поражает. Причем не только фундаментальным анализом далекой от нас петровской эпохи, но проникновением в суть времён и пророческим видением судьбы России, ее вечных проблем и неразрешимых задач. Читаешь заскорузлые, архаичные словеса Посошкова и невольно вздрагиваешь от какого-то мистического совпадения времен и ситуаций. Нельзя в этом случае не подивиться уму и аналитическому чутью нашего американского друга/врага Генри Киссинджера, который отмел сравнения Владимира Путина со Сталиным и Иваном Грозным, признав в нем убежденного последователя Петра I.
Для самого Путина, разумеется, это лестное сравнение. Но, во-первых, быть Петром Великим и следовать по его пути, подражая славному предку, – это две совершенно разные вещи. А, во-вторых, никто до сих пор по-настоящему не подсчитал, чего стоило российскому народу упертое западничество великого Петра. Убежден, что, если мы хорошенько всё взвесим и тщательно подсчитаем, то окажется, что чаша народных бед намного перевесит все Петровы победы и достижения.
Да, мировое достоинство российской державы было поднято на небывалую высоту. Да, не только сам Петр озвучил претензию России на европейское лидерство, но и наши друзья/враги, по сути, вынуждены были эту претензию признать обоснованной. Это были два больших плюса. Но были и минусы, причем вовсе не меньшие. Ибо достоинство державы было поднято за счет мобилизации и перенапряжения всего ресурсного потенциала страны. А это, в свою очередь, привело к небывалому ранее унижению российской народной «массы» имперским государством и властной элитой. Слава от внешних побед досталась в основном Петру и его ратным сподвижникам. Все они были щедро вознаграждены не только орденами и карьерным ростом, но и огромными имениями. А вся горечь бед, включая гибель миллионов людей и работу на новых бар, легла на народные плечи.
***
Правдописец Иван Посошков не был ни открытым бунтарем, ни скрытным диссидентом, ненавидящим государство и тихой сапой стремящимся к его разрушению. Наоборот, будучи представителем низов, он именно от государства ждал защиты и покровительства и своими мыслями и заботами стремился укрепить его мощь и увеличить его богатства. В предисловии к своему труду он пишет: «…Подобает пещися, ежебы елико о собрании казны старатися толико, но ежебы и собранное туне не погибало, и не токмо собранного, но и несобранного прилежно смотреть, дабы даром ничто нигде не лежало и не погибало». То есть у Посошкова речь идет об обогащении всего государства путем рачительного хозяйствования государевых людей, включающего честное пополнение казны, умное и расчетливое использование имеющихся средств и недопущение халатности и бесхозности в чем бы то ни было.
На втором месте после государства у Ивана Посошкова стоит народ. Причем на втором – исключительно по порядку, но не по значению. В том же предисловии, сразу после забот о государстве, он поспешно замечает: «…И о всенародном обогащении подобает пещися». И добавляет: «Царственное богатство, ежели бы весь народ по мерностям своим богат был самыми домовыми внутренними своими богатствы». Богатство государства русский правдописец не отделяет от жизненного благополучия простых людей и тем более не противопоставляет их друг другу. Напротив, он то и другое связывает воедино и именно внутренним народным благополучием он, по сути, меряет государственное богатство. По логике Посошкова, богатство государства, отделенное от народного благосостояния, является ложным богатством, то есть тем, что впоследствии получило наименование «потемкинских деревень».
На третье место после государственного и народного процветания Иван Посошков поставил в предисловии не что иное, как правду. Но поставил так, как если бы правда являлась не вершиной ценностной пирамиды, а ее основанием, прочным базисом человеческого существования. «Надлежит всем нам, – писал он, – обще пещися о невещественном богатстве, то есть о истинной правде… Неправда… в нищету приводит и смерть наводит… А егда правда в нас утвердится, …то не можно царству нашему Российскому не обогатитися и славою не возвыситися». Сказано очень сильно, убежденно и убедительно. Правда, по Посошкову, и есть наше главное и неиссякаемое богатство. Следовательно, вся наша скудость и нищета проистекают не от наших индивидуальных качеств или внешних обстоятельств, а исключительно от лжи, лукавства и гонения на правду.
***
Свою книгу Иван Посошков разделил на девять глав, вобравших в себя всю главную проблематику петровского времени. Да и не только его. За духовностью в ней следуют воинские дела и правосудие. Затем обсуждаются вопросы купечества, художества и разбойников. И завершают труд рассуждения о крестьянских и земельных делах и царском интересе. Размышляя о духовности, Посошков видел в ней две стороны. «В духовном чине, – писал он, – аще будут люди неученые, …то благочестивая наша христианская вера вся исказится… А аще како в духовности будет строитися, то и во всем народе свет возсияет благоразумия». По Посошкову, от чистоты помыслов и праведных трудов духовенства зависит не только благочестие христианской веры, но и народное благоразумие. Малейший разлад и нестроение в церковной среде чреваты, по его мнению, не только внутренним идейным расколом, но и народным сумасбродством.
В правосудии Иван Посошков ставит во главу угла именно правду и, сверх того, разумную регламентацию человеческих проступков и мер по противодействию злоупотреблениям. Что касается правды, то в качестве примера судьям он ставит высшего судию – Бога. «Бог правда, – писал он, – правду он и любит… Наипаче всех чинов надлежит судьям правда хранити». Относительно регламентации Посошков писал следующее: «Надлежит для установления самые правды первее строить судебная книга с тонкостным расположением на великие и малые дела, как кои дела решить». В первом случае Посошков настаивает на том, чтобы судья не отступал от правды и в «прямой правде» был подобен Богу. Во втором случае, относительно судебной книги, он обращает внимание государя на то, что именно это дело он должен делать в первую очередь. То есть начинать всё с Судебника.
В купечестве Ивана Посошкова больше всего беспокоили соперничество, погоня за богатством, чванство и стремление сильных к унижению и разорению слабых. Зная обо всём этом не понаслышке, он писал: «И хорошо бы в купечестве и то учинить, чтобы все друг другу помогали и до нищеты никого не допускали». То есть на первый план здесь выдвигается товарищество, корпоративность и самодостаточность. Совсем по-другому он относился к художеству. «В художниках, – писал он, – аще не будет доброго надзирателя и надлежащего им управления, то… до скончания века будет жить в скудости и в безславии». Художник у Посошкова выглядит личностью талантливой, но беспомощной в практических делах и зависимой от властей предержащих. Будет забота о нем со стороны государя, художник раскроет свой талант, не будет – умрет в безвестности и нищете.
Говоря о разбойниках и приводя в пример упорядоченность зарубежных стран, Иван Посошков подчеркивал, что и в России есть места без разбоев, но только там, где «потачки ворам нет». То есть всё зависит не от низов, а исключительно от верхов: хотят они навести порядок, порядок и будет, нет – будет царить разбой и разруха. Эту же мысль он проводит и в отношении крестьянства. «Крестьянское житье, – писал он, – скудно ни от чего иного, токмо от своея их лености, а потом от неразсмотрения правителей и от помещичья насилия и от небрежения их». Лень он упоминает, по сути, в качестве фигуры речи, а фактическое зло видит в незаинтересованности правителей предметно заниматься крестьянскими делами, попустительстве и, соответственно, в злоупотреблениях не контролируемых властью помещиков.
О земле Иван Посошков писал с нескрываемой любовью и заботой рачительного хозяина. «А у кого земля собственная, – отмечал он, – то он ее расчищает и распахивает и навозом наваживает и год от году и худая земля добреет, такожде и сенные покосы раскашивает и от того царского величества интерес умножается». Радея о собственно царском интересе, он осуждал практику сбора податей, при которой «покушаются с одного вола по две и по три кожи здирать». И увещевал: «Без сомнения могу рещи, еже вся наша великая Россия обновитца как в духовности, тако и во гражданстве и не токмо царская сокровища наполнятца, но и все обогатятца и прославятца».
***
Лично у меня ко всему этому добавить нечего. Сам из мужицкого роду-племени, я подписываюсь под каждым словом и преклоняюсь перед подвигом нашего великого и скромного правдоискателя и правдописца, поставившего в конце своего трехлетнего труда подпись и дату – «правды же всеусердный желатель Иван Посошков 1724-го году февраля 24». Чуть выше он уточнил: «Не себя ради сия писах». Представьте себе смышленого и неглупого крестьянского мальчика из Подмосковья, выбившегося в люди, ставшего успешным новгородским предпринимателем и в 45 лет вошедшего в «Ученую дружину» Петра I. На склоне жизни, в 69 лет, он бросает всё, садится за свой труд и пишет его три года от руки, корявыми буквами.
Не исключено, что сам Петр подсказал Ивану Посошкову идею написания книги. Во всяком случае, именно Петру Посошков посвящает свой сокровенный и рискованный труд, прося у царя защиты от будущих недоброжелателей, которым он вольно или невольно вынужден ради правды и Отечества наступить на больную мозоль. Но в это время 52-летний Петр уже был смертельно болен. Книга попала не к нему, а прямиком к недоброжелателям. 27 января 1725 года Петр скончался. Почти сразу Посошков был арестован и брошен в Петропавловскую крепость, где в 1726 году умер. Так трагически закончилась история взаимоотношений всесильного царя и верноподданного мужика.
История жизни Ивана Посошкова таит в себе печаль и радость. Печаль кроется не только в личной судьбе русского народного правдописца, доверившегося царю и погубленного царедворцами за холопскую дерзость. Печальна судьба России, в которой спустя 300 лет практически ничего не изменилось. В духовности, воинских делах, судах, бизнесе, культуре, разбое, крестьянстве, земельных и «царских» вопросах всё те же проблемы и те же «достижения». Всё так же мы стремимся достучаться до «царя» и всё так же голос народа царедворцы глушат, а самому мужику прорваться к царю всё труднее и труднее. А уж что касается лжи, то она за триста лет поднялась в рост на такую высоту и набрала такую мощь и густоту, что народную правду из-за нее совсем не видно и не слышно.
Радуюсь я, разумеется, не этому, а совсем другому. Ведь когда Ивана Посошкова арестовывали и сажали в тюрьму, его должны были изолировать от общества не только физически, но и духовно. То есть арест и заключение должны были распространиться не только на него самого, но и на книгу и на любые клочки бумаги, вызывавшие подозрение в «пропаганде» неугодных знати идей. С Посошковым лукавые царедворцы успешно расправились, а вот его книгу/правду упечь не смогли. Кто-то из придворных уберег и спрятал ее от лихих людей. А потом тайно передал сей труд близким. А те, в свою очередь, хранили ее как зеницу ока и передавали из рук в руки. И так продолжалось до той поры, пока не пришли время и возможность предать ее гласности. А сегодня она гуляет в свободном доступе в интернете.
В этом плане судьба книги Ивана Посошкова вполне сопоставима с «Духовными проповедями» Мейстера Экхарта (1260–1327) и «Философией йоги» Свами Вивекананды (1863–1902). Ни тот, ни другой сами не писали свои речи-прозрения. Их записывали другие и передавали в надежные руки, сознавая, как и в случае с книгой Посошкова, всю их мудрость и ценность. Экхарт проповедовал идеи общечеловечности и универсальной религии. Вивекананда видел в Веданте и йоге нравственный идеал и путь спасения человечества. Простой русский мужик Иван Посошков своими размышлениями о скудости и богатстве на полвека опередил «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита (1723–1790), опубликованное в 1776 году. При этом Посошков умер в заточении и безвестности, а Смит почил в богатстве и славе основателя классической политической экономии.
В чем причина такой несправедливости? Как мне представляется, Адам Смит потому-то и стал весьма успешным, что, угождая богатым, он по-крупному лгал и давал им, и только им, рецепт приумножения богатства и власти. Именно богатые и отблагодарили своего небескорыстного радетеля. Посошков же в своем труде делал акцент совсем на другом. Его заботило не столько богатство само по себе, сколько преодоление государственной скудости и народной нищеты. Средство избавления от этих бед он видел в правде, справедливости и общенародном благоденствии. Российской знати это было совсем не нужно, и она, втихую похоронив Посошкова и его труд, во времена Екатерины II восславила чужеземца Адама Смита и благополучно довела богатейшую страну до нищеты и общенародного бунта.
Либералы назовут Ивана Посошкова утопистом и мечтателем, чем-то вроде русского юродивого. Но это будет хула и ложь. Пройдя путь от самого низа и до самого верха, он знал жизнь всех слоев русского общества досконально, а Россию в целом чувствовал как самого себя. Он знал правду, писал правду и желал правды, а потому был воплощенным реалистом. Не знаю, что было бы с Россией и всем миром, если бы Петр I не умер так рано и так стремительно. Если бы он в полном здравии, ясном уме и добром расположении духа принял к рассмотрению труд Посошкова и по достоинству оценил содержащуюся в нем мужицкую правду. Уверен, что и Россия, и мир были бы совсем другими.
Но я историк и хорошо знаю, что история не терпит сослагательного наклонения. Случилось то, что и должно было случиться по объективному ходу вещей. Просто время Посошкова, время для утверждения русской правды, тогда еще не пришло. Оно и сейчас еще только брезжит, причем каким-то отдаленным блеском. Но как историк я знаю другое. То, что родилось когда-то в обществе, что в нем живо и не умирает, несмотря на все попытки его умертвить и похоронить, рано или поздно обязательно себя проявит. Сегодня либерально-буржуазные идеи Адама Смита истощились полностью и показали свою историческую ограниченность и социальную несостоятельность. Следовательно, наступает другое время, и требуются совсем иные идеи… И должна восторжествовать простая мужицкая русская правда, правда всеобщей справедливости и всемирного благоденствия.
