***
Малое Ишуткино – крохотное чувашское село в Самарской области. До того как его историей заинтересовался Александр Разеев, о селе практически не было никаких сведений в открытом доступе. Александр Лукич с женой Ириной живут в маленьком домике напротив старинной церкви Михаила Архангела. В книге Разеева ей посвящена отдельная большая глава.
Гулять в селе негде: одна центральная улица среди холмов. Первым делом Лукич ведет меня на кладбище: там похоронены предки и там, в самом начале, свежая могила сына. Перебирая на могиле Александра венки, присланные друзьями из разных городов и стран, Лукич, виновато улыбаясь, признается, что до смерти сына даже не знал, что у него было так много друзей.
Разеев не считает себя писателем или даже историком. Говорит о себе: «Я простой кохозник», проглатывая «л». «Жизнь была, как у многих в те времена: школа, сельхозтехникум и армия, я там был авиационным механиком. Хорошо учился, после десятого класса школа давала мне направление в институт в Самару, но меня не пустили родители, такие же кохозники, как и я. Мы жили бедно, надо было работать. Я даже не помню, мечтал ли кем-то стать».
Историю и литературу Разеев любил со школы, но изучать предметы глубже жизнь не позволила. После армии вернулся домой и начал работать в колхозе механиком по трудоемким процессам. Иногда из любопытства приставал с расспросами к местным старикам: кто такой Ишутка, почему его именем называется село, каким образом в селе сохранилась церковь, ведь в тридцатые все церкви вокруг уничтожили? Этим погружение в историю и ограничивалось. «Когда я всерьез увлекся, многих старожилов уже не было, – говорит Александр Лукич. – Так обидно, что раньше, когда старики наши были живые, мы не прислушивались к их рассказам, неинтересно было».
В 1983 году Лукич с женой и пятью детьми переехал в другой район, в поселок Новоспасский, там устроился в новый, большой совхоз. У них с женой в то время был худой дом без удобств, дети ходили в школу за пять километров, а Лукич столько же топал на работу. А в Новоспасском цивилизация, асфальт, квартира с водопроводом, школа, детский сад, личный автомобиль с водителем – новая райская жизнь.
«На собеседовании директор совхоза задал мне вопрос: «Можешь установить угловые звездочки для навозного транспортера?». «Да я своими руками все делаю!» – ответил я. «Ну всё, берем!»
В Новоспасском раю Разеевы прожили до пенсии, а затем вернулись в Малое Ишуткино.
«Дети к тому времени разъехались, мы вдвоем с женой остались в четырехкомнатной квартире. Там что, в прятки играть? – говорит Лукич. – И вот тогда, на пенсии, это мое увлечение историей и началось».
***
В сельских газетах Лукичу иногда попадались исторические заметки о соседних селах. «Когда и кем основано, как развивалось, какие памятники сохранились, чем люди жили в войну и тому подобное. Я задумался: а что я знаю о своем селе? Пошел приставать к старикам, по их рассказам написал первую книгу. Но факты у них разнились: кто-то, например, говорил, что Ишутка был чуваш, кто-то – что мордвин. Многого не знали старики, много было неточностей, так что я, не найдя нигде официальных данных и дат, решил поехать в самарский архив».
Работать с архивом Александр Лукич не умел. Просто пришел и сказал, что он неравнодушный житель, который хочет узнать родное село. Работники архива ему все показали, и Лукич нырнул в бумаги. Вынырнул через неделю.
Из той, первой, поездки Разеев привез факты о том, что Ишутка все-таки был чуваш (тем самым развеяв многолетний спор между чувашами и мордвинами). Также уточнил, кто был первым церковным батюшкой, и откопал много другой уникальной информации. Обалдев от количества неизвестных и интересных фактов, которые хранит архив, Лукич через некоторое время снова поехал в Самару. Там ему рассказали о существовании метрических книг, с которых можно начать изучение своего рода.
«Я туда полез и начал со своего отца и деда искать предков. Копал все дальше вглубь. Докопал до 1600-х годов. Узнал родословную, откуда Разеевы пошли. Потом начал другие фамилии искать по селу. И по метрическим книгам восстановил фамилии всех жителей Малого Ишуткина начиная с 1762 года. Кто когда родился и умер, на ком женился, откуда родом».
Перерыв и переписав самарский архив (сколько раз он туда ездил, сосчитать не может), Александр Лукич отправился в Оренбург. «Наше село только с 1861 года стало относиться к Самарской губернии, а раньше тут была Оренбургская губерния, – говорит Разеев. – В их архиве тоже могли быть важные данные о селе. Меня это затянуло. Я хотел узнать как можно больше».
Весть об увлечении Лукича распространилась по селу, и когда он во второй раз собрался в Оренбург, местный батюшка дал ему на дорогу тысячу рублей. Параллельно пенсионер выяснил, что в Оренбурге у него живет знакомый. Нашел его контакты, позвонил. Тот пообещал в следующий приезд его устроить и поселил Лукича в оплаченный хостел. «Помог как земляк земляку», – радуется Лукич.
После Оренбурга Разеев отправился в архив в Казань. Там уже жил в хостеле за свой счет. Затем поехал в Москву, где его встречал, приютил и водил сын Александр. Потом снова в Самару… Поездки по архивам сильно ударили по бюджету стариков, они экономили на всем, на чем могли. Многие нужные Разееву архивные данные есть в открытом доступе в интернете. Чтобы минимизировать затраты на поездки, дети подарили Лукичу ноутбук и установили интернет. Тогда еще 75-летний Разеев освоил интернет и печать одним пальцем. Дела действительно пошли чуть лучше, но ездить по архивам он все равно не перестал. Жена Ирина при этом мужа не ругала, а, наоборот, поощряла. «Дело же хорошее, – говорит она. – Мы хоть узнали о своих предках!»
«Я даже нашел некоторых родственников! – восклицает Лукич. – Вот работает в исаклинской больнице инфекционист. Он стал интересоваться книгой, попросил ему оставить. Я ему повез – и он рассказал, что его родители родом были из нашего села. Я спросил фамилию, поднял свои документы, метрические книги и нашел, что они Разеевы были, оказывается. Мы, говорю, с тобой родственники, представляешь?
А еще у меня был хороший друг, мы с детства дружили до самой его смерти. Оказывается, мы с ним тоже были родственниками. Жаль, не успел ему это сообщить».
***
В результате многолетней работы (Лукич кропотливо переписывал и перерисовывал все, что имеет отношение к селу и его жителям) колхозник Разеев собрал у себя дома подробнейший архив о родном селе. Содержание второй книги богатое. Он разобрал все найденные ревизские сказки, сравнил статистические данные в разных документах (количество жителей, домов и тому подобное), нашел погрешности. Рассказал про всю округу, родники, овраги, быт сельчан в разные годы, про Пугачевский бунт, военные годы, что ели, чем болели, когда и в каком количестве умирали. Написал о том, как жители Ишуткина выживали во время голода в Поволжье, как образовались колхозы…
Собранной информацией хотелось делиться, тем более что на этот раз в достоверности фактов пенсионер был уверен. Решил издавать новую книгу.
Тысяча рублей от батюшки и хостел от земляка – вся помощь, которую Лукич получил от людей, работая над книгой. На вопрос, почему не просил денег на сбор информации у жителей или даже у района (дело-то общее и важное для всех), пенсионер отмахивается: «Да ну, попрошайничеством заниматься! Стыдно. Как-то управились сами».
Денег на издание книги у Разеева, конечно, не было. Он не смог нанять ни редактора, ни корректора, ни дизайнера. Рукопись набрали дочери, сверстали знакомые. Дочь Елена набирала папину книгу каждый вечер после работы в течение примерно полугода. «Папа освоил компьютер, но печатать ему было трудно, поэтому я вызвалась помочь, – говорит Елена. – Пока набирала, узнала массу интересного о селе и своих предках – папа проделал колоссальную работу!»
«Когда дошло до печати, я попросил помощи у района, – рассказывает Разеев. – Не дали. Напечатал за свой счет 50 экземпляров. Когда напечатал, привез в район счет на 17 тысяч, попросил оплатить хотя бы его. Сколько труда, сколько поездок было! Говорят, не могут. Могут только книги у меня купить по себестоимости для библиотеки. Я говорю: нет, так не пойдет».
***
В Малом Ишуткине уже много лет ничего не происходит. И выход книги о селе и его жителях, безусловно, знаковое событие не только для села, но и для района. Тем не менее в Ишуткине не было презентации и даже реакции на книгу от районных чиновников.
«Меня звали в район рассказать про книгу, но почему-то не состоялось, – говорит Разеев. – Начальник районного архива сказала мне, что купит книгу. Я ее привез, она говорит, мол, бухгалтерия сказала, что я обязан отдать им книгу бесплатно. Обязан! Краеведческий музей книгу покупать тоже не захотел. Купила только директор районной библиотеки. А про презентацию я думал, было бы здорово собрать наш народ, рассказать о книге и селе. Я даже придумал викторину для школьников. Как овраг тот называется, лесок. Чтобы знали ученики хоть немного о родном селе. Никто же ничего не знает! А у меня в книге все есть! Но меня не звали, а сам я постеснялся предложить. Вот только договорился с завклубом о том, чтобы поставить в клубе стенд об истории села. Но и это дело пока не сдвинулось».
Местные жители, по словам Разеева, на книгу отреагировали по-разному. «Не всем она понравилась, я даже нажил себе врагов, – грустно говорит пенсионер. – Все потому, что я правду написал, а правду у нас не любят, оказывается». На этой фразе умолкает и уходит во двор, чтобы загнать на ночь кур в сарай. Белые курицы сбегаются ему навстречу и трутся об ноги. Четырех породистых кур Лукич загоняет в маленький сарайчик: делает из доски лесенку и говорит: «Давайте, дорогие, домой!» Птицы по очереди запрыгивают на доску, с нее в сарай. «Вот молодцы, спокойной ночи», – говорит курицам Лукич. Животных Разеев любит и обижать не смеет. Головы курам отрубает жена Ирина, она это ловко делает с младых ногтей.
Ирина резала овец, когда старики их держали, и она же топит котят, которых регулярно приносят кошки. Одного котенка Лукич недавно спас и припрятал. «Вот смотри, – приоткрывает дверь сарайчика рядом с курицами. Там, замотанный в какие-то тряпки, спит котенок размером с ладошку. – Скоро мама придет», – говорит ему пенсионер и тихо, чтобы не разбудить, закрывает дверь.
Утром я иду по селу, расспрашивая встречных о книге Разеева. Женщина с длинной косой «в курсе событий», но «прочитать еще не успела». Женщина с пакетом и цветами тоже «слыхала про книгу», но ей это неинтересно. Проходя мимо клуба, закрытого на замок, посмотрела на стелу с фамилиями погибших в Великую Отечественную войну и вернувшихся жителей села. Ее установили благодаря Александру Лукичу. Он «добыл» фамилии фронтовиков в архивах и настоял на том, чтобы в селе установили знак памяти. С Центральной улицы сворачиваю на Заречную. В некоторых дворах сохранились старинные амбары, а на домах резные наличники.
Учительница начальных классов Ольга Бурмистрова рассказала, что, как только книга вышла, ее муж, уроженец села, сразу ее купил. «Это потрясающая работа, – говорит о книге Бурмистрова. – Мне было очень интересно читать, не могла оторваться. Когда читала про предков моего мужа, представляла всех людей себе. У меня двое детей, я рассказала им о них».
***
Александр Лукич приставляет табуретку к шкафу и достает свои черновики – то, что он переписывал в архивах. Тетради испещрены мелким ровным почерком: схемы, таблицы, фамилии, справки, письма, клятва землемера, нарисованная от руки карта села с домами…
Положив руки на свою книгу как на Библию, Александр Лукич делится идеей: «Подумываю написать книгу о своей жизни. Для внуков своих. Потому что во многие наши с женой рассказы дети не верят. Вот как мы голодали в войну. Мой отец погиб еще до моего рождения. Я про него только знаю, что он валенки валял, ездил по деревням. Мы с матерью в войну и долго после были одни. Она была телятницей всю жизнь, тяжелый труд, а есть было нечего. Эти голодные детские годы мне в душу запали, все перед глазами стоит. Мы жили возле горы. Зимой там спуск, дети катаются. А я сижу дома и плачу, потому что не могу с ними кататься, мне надеть нечего. Голый сижу. Я плачу, и мать тоже плачет. А у нас тут были амбары колхозные с зерном. И мать оттуда стащила мешок из-под зерна и сшила мне штаны. И я помню, как она шьет, а я ее тороплю: быстрее, мама! Вот внуки не верят, что у меня в детстве штанов не было. А мать мне рассказывала, что, когда на работу уходила, оставляла меня на печке одного, потому что не с кем: яслей-то нет. Траву ели: борщевик, сныть, крапиву. Я внукам когда такое рассказываю, они говорят, что это все сказки. Так что, наверное, это важно – написать для них такую книгу».
Лукич говорит, что очень хочет отыскать четвертую ревизию (перепись). Третья и пятая у него есть, а четвертую добыть пока не вышло. «Много неучтенных данных осталось, много пробелов, вопросов о советском периоде, кто был Ишутка, я тоже так и не выяснил… Про жителей охота узнать подробности еще, но это надо опять сидеть в архивах, копаться, снова на всем экономить…»
В окне яблони под снегом, купол церкви, холмы, пустая дорога.
— Молодежь отсюда уезжает, – вздыхает Лукич. – Ныне живущие здесь помрут, и все закончится. В деревне никого не будет.
— Останется ваша книга, – говорю.
— Да, останется только книга, – помолчав, соглашается он.
